Драматургия Оскара Уайльда, за исключением «Саломеи», идеально подходит историческим периодам благополучия. Эпохи глубокого застоя с их унылой стабильностью обыкновенно тоже не возражают против эстетизма. Что касается времен больших потрясений, то с ними Уайльд, казалось бы, плохо совместим.

Бывает, что режиссеры идут наперекор разлитым в воздухе настроениям и берутся за комедии Уайльда, надеясь не столько расцветить серость или приподняться над ней, сколько высветить тот факт, что о намешанном в человеке можно размышлять в любом жанре. И не так уж важно быть серьезным, подступаясь к серьезному.

В мрачном 1948 году в своем уже почти потерянном Камерном театре Александр Таиров репетировал уайльдовский «Веер леди Уиндермир» с Алисой Коонен в главной роли. О постановке, запрещенной Реперткомом после третьей генеральной репетиции, известно не много: она была красива и продолжала линию спектакля «Адриенна Лекуврёр», остававшегося в репертуаре много лет (29 мая 1949 года после него навсегда закрылся занавес Камерного театра).

Театр имени А.С.Пушкина, обосновавшийся в помещении Камерного, долгое время не считал себя его наследником – напротив, тщательно отмежевывался. Нынешний художественный руководитель Пушкинского Евгений Писарев вот уже второе десятилетие чувствует ответственность за театр Таирова и делает все возможное для сохранения памяти о нем: ставит спектакль-приношение к 100-летию, ежегодно вручает памятные знаки за продолжение традиций, проводит лаборатории, посвященные пьесам из репертуара Камерного. К 110-летию решено было вернуть на сцену «Веер леди Уиндермир» Оскара Уайльда. Спектакль «Плохие хорошие» сознательно создавался не как реконструкция (все-таки между серединой XX века и первой четвертью XXI-го – дистанция огромного размера, и попытки буквального возрождения в театре довольно бессмысленны), а только лишь как напоминание об уничтоженном спектакле Таирова. «Плохие хорошие» задуманы Евгением Писаревым современной вольной фантазией об эстетике Камерного.

Сценическая версия пьесы Уайльда авторства Сергея Плотова полна апартов к сегодняшнему дню. Вездесущий дворецкий Патрик, аккомпаниатор и конферансье (Марк Кондратьев, он же композитор спектакля), ведет здесь двойную игру. Вживаясь в образ ирландского модерниста Уайльда, чей громадный портрет внимательно вглядывается в публику еще до начала действия и игриво моргает на поклонах, ироничный красавец Патрик с прямой спиной и прекрасными манерами периодически дистанцируется от драматурга. Очередное якобы уайльдовское бонмо он снабжает комментарием: «из приписываемого».

Начинает же Патрик с того, что, нарисовавшись в полумраке на авансцене, торжественно предрекает: «Одно я знаю точно – тот, кто не перевел свой телефон в авиарежим, попадет в ад» и шествует к фортепиано. На званом вечере дворецкий исполняет лихие лимерики («Как-то девушка с острова Мальта / Прочитала творенья Уайльда / И восторга полна / Прослезилась она / И обратное сделала сальто»), клеймит неточные интонации персонажей высшего света, нахваливает удачные реплики и взывает к душевному аристократизму публики.

Идею Писарева об обманчивости понятий «плохой» и «хороший», во всяком случае, в отношении живого человека и его поступков, делают великолепно наглядной соавторы режиссера – сценограф Максим Обрезков и художница по костюмам Виктория Севрюкова. За темным порталом, обрамляющим сцену, как багет монументальную картину, открывается идентичный белый портал. Каждый темный предмет обстановки имеет светлого двойника – от пианино, скамьи, столика или лесенки в несколько ступеней до цветка в напольном горшке и роз в вазе. В костюмах главных героинь тоже прорисована эта дихотомия – на стильных белоснежных платьях и плащах возникают черные разводы и тревожные узоры. Тема сражения белого с черным захватывает даже дамские туфли, изгиб каблучков которых напоминает о женской обуви в спектакле «Адриенна Лекуврёр», – иллюстративный материал о нем сохранился, в отличие от «Веера леди Уиндермир», разгромленного именно за «формально-эстетский хвост», как вспоминал участник той постановки.

Белый ангел Маргарет Уиндермир и черный демон Маргарет Эрлин, в исполнении юной дебютантки Евгении Леоновой и одной из прим Пушкинского театра Виктории Исаковой, долгое время не пересекаются на сцене: о бессовестности объявившейся femme fatale циркулирует лишь множество слухов. Едва встретившись и окинув друг друга взглядами издалека, они образуют дуэт, в котором вибрирует эмоциональное напряжение.

Леди Уиндермир во всей своей белизне и чистоте, но уже в платье пепельных тонов, готова от отчаяния на безрассудство весьма сомнительного свойства, а закоренелая в пороках (во всяком случае, в глазах общества и собственных) миссис Эрлин с удивлением для себя самой не просто близка к самопожертвованию, но легко совершает его. Евгении Леоновой удается абсолютно естественное существование в образе смятенной молодой жены, а Виктория Исакова, умно и веско акцентируя едва ли не каждую реплику, превращает свои появления не только в модные показы (чего стоят фраппирующие проходы и демонстрация обманчиво чопорного платья), но в сражения внутренних страстей.

Окружение леди Уиндермир тоже не обделено элегантными нарядами: изучать фасоны, сочетания тонов и аксессуары – отдельное удовольствие для зрителей. Однако тему близости добра и зла, плохого и хорошего, черного и белого, так и норовящих срастись воедино не разлей вода (как в брехтовском «Добром человеке из Сезуана», где героиня в какой-то момент вынуждена признать, что помимо милосердной безотказной Шен Те в ней живет жесткий и безжалостный Шуи Та, ибо лишь так возможно выжить), – прочерчивают главным образом две рыжеволосые Маргарет. Одна из них так и не узнает, что ненавидела и простила, проникшись благодарностью и доверием, собственную мать, а вторая уже не сумеет забыть дочь, как ей это удавалось на протяжении пары десятков лет. Прочие персонажи – продуманный фон, подаваемый не без изящного сарказма.

Обе исполнительницы далекого таировского спектакля, растворенного в неведении истории театра, – дебютантка Тамара Тихомирова и неоспоримая прима Алиса Коонен – тоже не остались равнодушными к нарядам своего «Веера». Младшая из них вспоминала: «В первом акте на мне нежное гипюровое платье на золотом чехле, во втором, на балу, – золотое платье, а в третьем – бархатное серое с полосами. Миссис Эрлин Алисы Георгиевны Коонен появлялась в ярко-красном бархатном платье, с оголенными плечами». Режиссер и художница по костюмам не склонны сравнивать Коонен и Исакову – недаром вместо открытого вечернего наряда красного бархата образ нынешней миссис Эрлин определяет глухое синее платье, с рукавами, закрывающими полкисти. И только потом становится понятно, что спина залетной аферистки дерзко обнажена едва ли не до талии.

«В нашей парной с Коонен сцене, сцене ревности из-за моего мужа, я поднимала веер, чтобы ее ударить, а она молча смотрела на меня так, что в зале раздавались аплодисменты», – писала Тамара Тихомирова. Не ставя под сомнение масштаб сценического трагизма Алисы Коонен, рискнем предположить, что Виктория Исакова, в чьем исполнении читаются и кураж, и горечь, возможно, переигрывает в этой роли Коонен: вторая половина тридцатых и сороковые годы, не сумев отнять таланта, постепенно расправлялись с душевными силами великой актрисы, не потушили, но приглушили дарование.

Евгений Писарев не случайно изменил для своего спектакля название, и дело не только в трудно выговариваемой фамилии Уиндермир. В заглавии «Плохие хорошие» кроется актуальность кажущейся неуместной в сегодняшнем мире пьесы из жизни английской знати, с сюжетом, чей каркас годится для мыльной оперы. Какие шокирующие неожиданности скрыты в тех, кого мы привыкли считать хорошими? Про скольких людей мы не узнали бы ранящей правды, если б не обстоятельства? Именно так не подозревали способности к предательству коллег по труппе Алиса Коонен и Александр Таиров. А верность им сохранили некоторые из тех, о чьей преданности они даже не задумывались.

Мария ХАЛИЗЕВА

«Экран и сцена»
Январь 2025 года.