Так называется книжечка, которую издали друзья кинокритика Михаила ЛЕВИТИНА; в ней собраны интервью, портреты, рецензии. Он много писал, был ответственным секретарем журнала “Советский экран”. Сделал бы еще больше, если бы не тот роковой июльский день 1989 года. 27 августа 1989-го ему исполнилось бы 36 лет.
Гильдия киноведов и кинокритиков вручает приз памяти Михаила Левитина (учрежден его мамой) молодым кинокритикам. Среди лауреатов – Дмитрий Савельев, Константин Шавловский, Сергей Добротворский, Наталья Сиривля, Евгений Гусятинский, Лариса Малюкова, Антон Долин – авторы с собственным голосом, позицией.
На этих страницах – материал Миши Левитина о фестивале “Золотой Дюк”, с которым многое было связано. Он проходил в той Одессе, которую мы вряд ли забудем.
“ЗОЛОТОЙ ДЮК”
Заметки очевидца.
Рассказывать о фестивале фильмов популярных жанров, состоявшемся в Одессе, надо бы с юмором – как никак, а Одесса все-таки… Однако заключительный аккорд фестивального парада-алле был столь драматичен, так резко диссонировал с той мажорной мелодией, какая заранее была сочинена для этого киносмотра, что, честное слово, шутки чахнут, еще не родившись, и даже чернила сопротивляются беззаботному ерничеству и зубоскальству.
Но, однако же, попробуем обо всем по порядку.
Фестиваль “Золотой Дюк” подарил своим устроителям и гостям необычно острый сюжет. Причем отнюдь не предусмотренный регламентом. Менее всего сюжет этот может быть исчерпан анализом конкурсных фильмов, который обычно составляет стержень фестивальных обзоров, – он куда шире, объемнее и значительнее. Хотя без картин, показанных в Одессе, вряд ли мог состояться. Вот вкратце его главные вехи.
“КАНН! КАНН!”
(экспозиция и пролог)
Позеленевшая от времени бронзовая тога французского герцога (по-одесски – дюка) Армана Ришелье, ставшего волею судеб первым градоначальником Одессы и снискавшего на этом поприще уважение и любовь сограждан, на время фестиваля укрылась поблескивающей на солнце фольгой. Дюк стал если не золотым, то уж золотистым точно. Что ж, весело, сравнительно дешево и оправдывает название смотра.
На ступенях знаменитой Потемкинской лестницы надпись “Odfest”, что в переводе с одесского, видимо, должно означать: наш фестиваль. Под каштанами Приморского бульвара афиши, стенды, плакаты. Тут же бездонный белый ящик (именно – без дна!) с надписью: “Сбор средств на нужды Госкино”.
Рядом с памятником А.С.Пушкину – некое экзотическое сооружение, отдаленно напоминающее вазу с цветами. На сооружении сем скромная надпись: “Первому сценаристу России от благодарных потомков. Госкино”. Вот и спорьте теперь о правах наследования и генетическом коде…
Афиши фестиваля, флаги, эмблемы, названия фильмов, фигурка “Золотого Дюка” везде: на фасадах домов, у входа в кинотеатры, в витринах магазинов, на тротуарах и мостовых. Даже канализационный люк возле гостиницы “Одесса”, где жили (и, говорят, очень удобно) некоторые из особенно именитых гостей и члены жюри, окрашен в ярко-желтый цвет и переименован, временно, конечно, в “Золотой люк”.
Широко, с весельем и отвагой развернулось под флагом фестиваля кооперативное движение. Майки с эмблемами киносмотра и надписями “Одесса-мама” и “Конец фильма”, значки “Я люблю Дюка”, брелки, бумажные канотье, украшенные перфорацией пакеты и сумки… Глаза радуются, кошелек заметно худеет. Чего только нет! И все дорого…
В сквере у театра круглые афишные тумбы. Соревнование острословов, как видно, знающих толк в творческих и семейных проблемах киношников: “Мой дядя самых честных правил. Племянник цензора”: “Сын за отца не отвечает. А.Михалков – Кончаловский”, “Разве я сторож брату своему? Н.Михалков”. На стенде поменьше своего рода резюме: “Штоб очень да, так нет”. С этим трудно не согласиться.
“Канн! Канн!” – название летнего кафе, где небогатый ассортимент с лихвой искупался улыбками продавцов и всегда (разумеется, в положенные часы) наличествующим пивом.
У касс кинотеатров – очереди. Очереди и за фестивальной газетой “Золотой Дюк”. Распространять ее взялись коопе-раторы. И делали они это не покладая рук. Так что газета продавалась в тот же день, как выходила. Хороший пример для “Союзпечати”, “стараниями” которой “Спутник Московского международного кинофестиваля” зачастую попадал к читателям на сутки позже.
И еще один немаловажный штрих. На открытие фестиваля приехало множество именитых актеров и деятелей кино. Сквозь толпу восхищенных горожан, следующую за своими любимцами буквально по пятам, порой было трудно прорваться. Все хотели увидеть Янковского, Юрского, Глузского… Все требовали автографов у Абдулова, Захарова, Рязанова… Всем необходимо было улыбнуться Фатеевой и Сафоновой… Все радовались встрече с Гердтом и Ширвиндтом…
И, конечно же, всех интересовал Марчелло Мастроянни… Восхищение, обожание, восторг – тут никакие эпитеты и превосходные степени не преувеличение. Тут “звезды” действительно чувствовали себя “звездами”. А это им так необходимо, сколько бы ни жаловались они на “усталость от популярности”.
Словом, город жил фестивалем. Город надеялся на него. Для самоощущения участников и гостей смотра и, значит, для его успеха дело это первостепенное.
“ДРАКОН ЖИВ? СМЕРТЬ ДРАКОНУ!”
(завязка)
Сначала о том, чего не было…
На конкурсном экране “Золотого Дюка” в отличие от предшествовавшей ему “Одесской альтернативы” не было собственно развлекательных фильмов, нехватку которых так остро ощущают многие зрители, а вместе с ними и президент фестиваля Ст.Говорухин. Ощущалось, бросалось в глаза отсутствие на конкурсе ярких детективов, мюзиклов, приключенческих лент, мелодрам. На первый взгляд может показаться: фестиваль популярных жанров обошелся без популярных жанров. Однако это не так. Повременим с оргвыводами.
Что же было в Одессе?
Был новый и, кстати, первый в большом кино фильм Марка Захарова “Убить дракона”, поставленный по мотивам известной, но долгое время находившейся под негласным запретом притчи Евг. Шварца “Дракон”.
Пафос картины в обличении авторитарной власти, насаждавшей повсюду страх, немоту, всеобщее доносительство и подлость как единственную возможность выжить. Имена не названы, реалии фильма фантастичны, а между тем ясно, что речь идет о нас вчерашних и о нас сегодняшних. О тех, кто с искренней страстью, забыв о достоинстве и чести, подчинялся дракону лжи и лицемерия, кто с готовностью взрастил его в собственной душе и до сих пор не в силах с ним расстаться.
Понятен отсюда и смысл названия: не “Дракон”, как у автора пьесы, не “Смерть дракона”, а именно – “Убить дракона”. Цель, а не результат. Призыв, а не итог.
Призыв этот звучит и в дебютной картине азербайджанского режиссера В.Мустафаева “Мерзавец”.
Авторы фильма, сделанного в редком для нашего кино жанре трагифарса с элементами абсурда и фантастики, попытались показать, как действует этот дракон, превращающий хороших и добрых в дурных и озлобленных и дурных возносящий в “руководящие сферы” – туда, где за баррикадой правильных лозунгов и высоких слов вершатся грязные дела и сулящие выгоду делишки. Они попытались увидеть стоглавое это чудище в реальной действительности. И оказалось, что персонифицировать его не так-то просто, да, впрочем, и незачем: ведь дракон-то этот – весь образ недавней нашей жизни, вся система взаимоотношений в обществе, отравленном коррупцией и взяточничеством, все условия бесправного бытия нашего, вынуждавшего иных на столь необратимые метаморфозы, что горестная история преображения добряка Хаттама и мерзавца Хаттама Хаттамовича не кажется ни надуманной, ни абсурдной, ни тем более частной.
Частной не выглядит и история, ставшая основой сюжета еще одного дебютного фильма, предоставленного на конкурс “Золотого Дюка”, “Игла” (режиссер Р.Нугманов). Наркотики и наркоманы, мафия, занимающаяся добычей и распространением убийственного зелья, – тема острая и, если принять во внимание масштаб явления, чрезвычайно болезненная.
Р.Нугманов менее всего озабочен красочным живописанием “быта и нравов” наркоманов, хотя, разумеется, и это могло бы послужить “на пользу просвещению”. Нет, дебютанта волнует иное – что толкает человека к краю пропасти. Как спасти его, как вызволить из лап беды? Ответы лаконичны: виновны социальная незащищенность, равнодушие, столь щедро разлитое повсюду, безверие и цинизм. Панацея же от трагедии – любовь и забота. Понимание и душевная чуткость. Кажется, как просто…
Но вот ведь в одноименном документальном фильме звучит же из уст райисполкомовского столоначальника фраза: “Убивать их надо”. Убивать, запрещать, сажать, выжигать каленым железом, прятать за колючку – все это оказывается (до сих пор!) привычнее для нас, чем любить и понимать, прощая. Потому – то, видимо, и не прерывается цепная реакция зла, это драконово дыхание, отравляющее жизнь и души.
Развлечение ли “Игла”, “Мерзавец”, “Убить дракона”? Едва ли. Может быть, именно поэтому, не найдя в этих картинах отдохновения от забот и тревог, некоторые упрекали отборочную комиссию “Золотого Дюка” во главе с критиком Корой Церетели в неточном формировании репертуара конкурса. Однако если одесский фестиваль – фестиваль популярных жанров, кто решил, что популярность равнозначна развлекательности? Как говорят в Одессе, это две большие разницы.
К ВОПРОСУ О КАССЕ
(перипетии, развитие сюжета)
На суперрекорды зрительского успеха “Игла”, “Мерзавец” и “Дракон” вряд ли могут рассчитывать. Однако и без рекордов общественный резонанс этих фильмов, уверен, будет значительным и стойким – ведь, как верно заметил на одной из пресс-конференций председатель жюри Э.Рязанов, самым популярным жанром становится сегодня гражданское чувство. Чувство же это у авторов названных картин развито достаточно.
А вот “Воров в законе” Ю.Кары ожидает счастливая прокатная судьба. Это несомненно. В картине есть, кажется, полный джентльменский набор средств для получения “хорошей кассы”. Есть драки и пытки, шантаж и погони, благородный мафиози с лицом В.Гафта и красавица-вамп, чарующие пейзажи и нехитрая любовная история. Есть даже попытка “соответствовать” общественному негодованию и критике коррумпированных представителей власти. Мизансцены хорошо зарекомендовавшего себя на Диком Западе гангстерского фильма, разведенные, так сказать, в отечественных декорациях, надуманными или нереальными, к сожалению, не выглядят: рэкет и коррупция, война мафиозных кланов и подкуп власть предержащих – все это, как стало очевидным, есть и у нас.
Актуализация кинематографического рассказа налицо. Вот только об этом не озаботился режиссер всерьез – о внятности сюжета, распадающегося на отдельные, не стыкующиеся между собой куски. Порой здесь трудно уяснить – кто, откуда и зачем. И потому фильм воспринимается как красочный набор движущихся картинок, привлекающих внимание главным образом за счет необычности запечатленного на них “вида”.
“Воры в законе”, по-моему, – пример того, как издержки профессионализма оборачиваются издержками нравственности: то, что стало для нас болью и трагедией, предстает в картине лишь терпкой приправой к аляповато-яркому киношоу, эпитетом которого вернее всего может послужить слово “пошлость”. Видимо, совсем не случайно жюри киноклубов, работавшее на фестивале параллельно “большому” жюри, присудило этому фильму приз “Три К” – конъюнктура, коммерция, кич.
Что же касается еще одного советского фильма, представленного на конкурсе “Золотого Дюка”, – “Господина оформителя” (режиссер О.Тепцов), то, думается, фильм этот попросту ошибся дверью. Его место, причем не из последних, – на фестивале экспериментального авторского кино в Риге, где кинематографисты соревновались между собой в способах обновления киностилистики, поисках выразительных средств и путях самовыражения.
Фильм О.Тепцова поставлен в стиле “позднего модерна” – это первая попытка такого рода, по жанру он сродни фильмам ужасов, – и это тоже впервые на нашем экране. Виртуозно снят, озвучен завораживающей музыкой С.Курехина. Большего в похвалу картине сказать, к сожалению, не могу: она показалась мне не столько “ужасно страшной”, сколько томительно скучной. И насквозь надуманной.
Зарубежная часть конкурсной программы оказалась на фестивале не слишком заметной. И вовсе не потому, что на смотре не было достойных зрительского внимания картин. Напротив, по мере поступления в прокатную сеть каждая из них наверняка найдет свою благодарную аудиторию. Любители красочных пейзажей и мелодрам будут вознаграждены в “Голубой бездне” (Франция) необычностью любовного треугольника: он, она и рвущая сердце страсть к дельфинам и морской пучине.
Те, кому по душе изящество и музыкальность индийского кино, наверняка хорошо отдохнут на “Отеле Пушпак” – истории о бедняке, сумевшем добиться благосклонности богатой и прелестной девушки.
Увлекательные приключения в мире волшебных существ, английская рок-звезда Дэвид Боуи в главной роли и блестящие операторские спецэффекты – это для тех, кто в недалеком будущем купит для себя и своих детей билет на фильм “Лабиринт” (США).
Зрители, взволнованные похождениями красавца Данди из австралийского фильма “Данди по прозвищу Крокодил”, вряд ли пропустят продолжение этой картины, хотя, быть может, и разочаруются, – продолжение, как часто случается, оказалось скучнее начала.
По-своему привлекательна и картина из КНР “Последняя императрица” – роковые страсти, экзотическая среда, малоизвестные страницы китайской истории. Столкновение мечты и действительности, попытка отстоять человеческое достоинство перед лицом постоянно покушающихся на него пошлости и цинизма, равнодушия и ханжеской общественной морали – таковы в общих чертах темы польского фильма “Поезд в Голливуд” и картина ВНР “Вальс на банановой кожуре, которые стали еще одним подтверждением высокого кинематографического мастерства наших соседей и друзей.
И, тем не менее, в центре внимания зрителей, гостей и участников фестиваля в Одессе оказалась советская часть конкурсной программы, причем споров и обсуждений, похвал и наград, восторгов и размышлений “по поводу” главным образом удостоились те фильмы, где неподдельна и искренна боль авторов за то, как мы живем и почему же живем до сих пор не так, как хотелось и обещалось. Отчего же произошло именно так? Да еще на фестивале популярных жанров?
Разумеется, не по умыслу, не из чрезмерной гордыни за отечественные творения и даже не из-за статуса “Золотого Дюка”, определенного пока как фестиваль “Всесоюзный с международным участием”. Ответ – в словах члена жюри конкурса писателя М.Жванецкого, сказанных им на открытии фестиваля: “Художественного произведения не существует для меня, если в нем нет протеста против существующей действительности”.
Однозначно? Резко? Не во всем точно? Для кого как, я же подписываюсь под этой декларацией “рассерженного зрителя” двумя руками.
“ПИР ДУХА”
(кульминация)
Без преувеличения едва ли не самыми запоминающимися событиями фестиваля, помимо просмотров, стали пресс-конференции, проходившие во Дворце моряков, преображенном художниками в профессиональный клуб кинематографистов (ПРОК).
Продемонстрировавший недюжинный организаторский талант критик Борис Берман вел эти ночные толковища (а начинались пресс-атаки в 21.30 и длились порой до полуночи) с юмором, но жестко, с напором, но тактично, изобретательно, но по четкому плану. Популярность ведущего день ото дня крепла, да так, что к концу фестиваля достигла угрожающих размеров.
Боевые, наступательные (здесь Берману помогал, конечно, и “десант” критиков из Москвы, Киева и Ленинграда), всегда разные по тону и всегда насыщенные информацией к размышлению, пресс-конференции “Золотого Дюка” преследовали и удачно достигали главную цель – вывести разговор о конкретном фильме за рамки сугубо профессиональных проблем и сосредоточиться в основном на обсуждении того жизненного материала, что послужил основой фильма, и той общественной позиции авторов картины, что закономерно отразилась в их произведении.
Простор для разгула высоких (здесь нет ни иронии, ни преувеличения) общественных страстей, для проявления гражданского чувства был, понятно, огромный. А тут еще встречи участников фестиваля с В.Коротичем, оставившим свои редакционные дела в “Огоньке”, ради участия в работе жюри “Золотого Дюка”, писателями Б.Васильевым и А.Приставкиным, архитектором В.Глазычевым – теми, кого в народе совсем не зря окрестили “прорабами” и “зубрами” перестройки.
Принципиальный, острый разговор о самом насущном и больном, о трудностях, с которыми идет перестройка, о преградах всякого рода и звания, стоящих на ее пути. Ответы на записки и реплики из зала. Размышления вслух, рассказы о собственном пути и личном опыте. Без оглядки и смело. Зал не замечал духоты и позднего часа. Начало развлекательной программы с участием танцовщиц, певцов и артистов кабаре, которую заботливо подготовил руководитель ПРОКа Ю.Гусман, отодвигалось все дальше.
У каждого режиссера свои профессиональные секреты. Ю.Мамин, например, любит давать своим фильмам своего рода кодовые, рабочие названия, в которых фиксирует, обнажает суть будущей картины. Так, к примеру, его нашумевшая короткометражка “Праздник Нептуна” по-рабочему именовалась “Русь моржовая”. “Фонтан” же получил код поистине захватывающий – “Пир духа”. Теперь, после просмотра, можно было бы и добавить: “Пир духа во время чумы” или лучше – “Пир чумного духа”. Фантастическая и реальная одновременно, сатирическая и трагическая сразу, история, рассказанная в “Фонтане” Ю.Мамина – о бестолковщине и расточительной бессмыслице нашей жизни, давно уже, если всматриваться всерьез, приобретшей некие сюрреалистические очертания…
Когда же вдруг среди пьяниц, расхитителей – энтузиастов и промотавших все на свете “честняг“ обнаруживается человек, способный принимать решения и действовать, знающий толк хотя бы в том, с какого конца начинать и как остановить всеобщую вакханалию, выясняется, что он-то как раз и есть главный враг, ему-то как раз здесь и не место. И вот уже нажата кнопка, и кабина лифта с застрявшим в нем “положительным героем” взмывает вверх, к звездам, в беспросветную тьму, дальше, дальше, дальше от нас, какие мы есть, от действительности этой, какую мы менять не очень торопимся, ибо очень привыкли…
Неважно, кто именно нажал кнопку. Важно, что она нажата. И его опять нет среди нас.
ХОТЕЛИ, КАК ЛУЧШЕ, А ПОЛУЧИЛОСЬ, КАК ВСЕГДА
(развязка)
Так и случилось.
В тот день у причала Одесского порта бросил якорь белоснежный лайнер “Михаил Суслов”.
По номерам гостиницы “Аркадия”, где жили гости фестиваля, по коридорам ПРОКа, по фойе бархатно-золотого Оперного театра, где состоялось закрытие фестиваля, поползли тревожные слухи: Обращение, принятое подавляющим большинством участников смотра и подписанное самыми именитыми из них, на торжественной церемонии оглашено не будет.
И его не прочли. Несмотря на протесты зала, несмотря на свист и улюлюканье, невзирая на требования и аплодисменты не к месту. Со сцены звучали шутки-прибаутки артистов и сатириков, краткие спичи устроителей фестиваля и председателя жюри, благодарственные речи лауреатов, музыка, но самого главного, того, что могло составить честь Одесскому фестивалю, так гордо отстаивавшему на протяжении всех семи дней своего творения гражданское чувство непримиримости к социальному злу и апатии, не прозвучало.
Кто отменил? Кто распорядился? Кто столь бестрепетно противопоставил себя большинству? Кто дернул стоп-кран?
Нет ответа. И вряд ли будет. Ситуация до боли знакомая, – обладатели телефонного права на вето обычно остаются в тени. В духе гласности? Нет, в духе застоя. Пир этого духа, выходит, еще не закончен. И потому приз имени Нины Андреевой – “тем, кто так успешно душит гласность в Одессе”, – который на своем внеочередном заседании учредило жюри критиков, по-прежнему ждет своего законного обладателя, пожелавшего остаться неизвестным.
ЦИТАТА ВМЕСТО ЭПИЛОГА: «Вот один из последних разговоров Чурбанова, зятя Брежнева, со следователем: “Правда ли, что хуже стало с мясом?” – поинтересовался Чурбанов. “Правда, – ответил следователь. – Но зато стало легче дышать, чем в ваше время”. “А кто вам сказал, что оно закончилось?” – заметил Чурбанов. Они еще не верят, что их время ушло».
Михаил ЛЕВИТИН
«Экран и сцена»
№ 17 за 2022 год.