Не спасли

Фото предоставлено театром
Фото предоставлено театром

Землянка, обитая фанерой, в потолке широкая щель, заваленная маскировочными деревьями, – из подземелья в небо путь прямой. Сбоку лежанка – человек на ней закутался в бушлаты и плащ-палатки в тщетной надежде хоть немного выспаться. Из фотографий-кинокадров, емкости с водой и камеры второй человек, устроившийся за простым столом, собирает паззлы памяти – а в них и мама молодая (бежит под ливнем в укрытие), и отец живой, и сестренка-забияка шлепает босыми пятками по мокрому песку, и блики на воде. Сбоку от сцены – пианино, охваченное огнем, и пианист Борис Пивоваров за ним: виртуальный огонь уютно потрескивает, “обгладывая” свое деревянное лакомство, отдавая людям физическое тепло и убивая душу. Человек играет, вырывая у гибнущего инструмента последние звуки. Такое пространство памяти сочинил в спектакле “Иваново детство” в Казанском ТЮЗе режиссер Антон Федоров, постановщик “Петровых в гриппе” в Гоголь-центре, “Ревизора” в Театре “Около дома Станиславского”, “Королевства кривых” в Альметьевске и других знаковых спектаклей.

В реплике перед началом он просит не просто отключить телефоны, но соблюдать полнейшую тишину, не убивать шумом спектакль, который иначе не выживет. Это режиссерское “не убий” оказывается действенным – зрители замирают и вскоре убеждаются, что тишина здесь – главное действующее лицо (практически как смех в “Ревизоре”). Та тишина, которую называют оглушительной. Тишина боли, памяти, угрызений совести (в том, что не попрощался, не отдал мальчишке нож, который тот просил, что выжил, когда другой погиб). Тишина, которая невыносимее любой канонады, потому что оставляет человека наедине с собой.

Конечно же, здесь немало текста (из киносценариев “Иваново детство” и “Зеркало”), но разговаривают герои так, будто уже растратили все силы и эмоции – осталось только на самое необходимое, емкое, точное, соседствующее со смертью, не совместимое с пафосом: “Жаль Катасоныча… – Тебе-то что, а мне он жизнь спас. – А мне патефон починил”.

В “Ивановом детстве” режиссер собирает как будто несовместимые вещи, но они нужны ему, чтобы выразить именно свою мысль. От условности и выразительности кукольного театра он взял белоглазую куклу в рост ребенка: маленький разведчик Иван – в нем уживаются детский каприз (в смертельно опасную разведку вместо ненавистного детдома он просится так же, как просился бы любой ребенок на аттракционы) и старческая мертвечина белого лица и глухого голоса. От культурной памяти – кадры из фильмов “Иваново детство” и “Зеркало”, второй привносит в спектакль сложносочиненный союз повзрослевшего точно в какой-то параллельной жизни Ивана и его навсегда молодой матери (Маргарита Терехова на экране и Полина Малых на сцене). Гибель Ивана – плата за встречу с погибшей матерью, которой он страшится, но еще больше ждет. Взрослого Ивана играет Нияз Зиннатуллин – отвернувшись от происходящего на сцене, сосредоточившись на фотографиях-кинокадрах, актер параллельно озвучивает куклу, точно видит ее спинным мозгом. Водить куклу учила актеров Алексея Зильбера и Валерия Антонова актриса кукольного театра Анна Деркач.

Взяв за основу сценарий знаменитого фильма, в обстановке повсеместного громогласного культа победы авторы спектакля настраивают свою публику совсем на другую атмосферу. Взрослые мужчины здесь не столько решают военную задачу: она – что-то вроде вынужденных привнесенных обстоятельств, и не особо важно, зачем они лезут на другой, вражеский, берег – то ли языка взять, то ли диверсию устроить, то ли в разведку, то ли снять, наконец, с веревки своих повешенных товарищей.

Взрослые мужчины спасают ребенка – в нем одном сконцентрировались их надежды на человеческую жизнь. Спасти, укрыть собой, растереть от простуды, переодеть в сухое, накормить, отвлечь, отправить от греха подальше с фронта, выжить, чтобы найти его и усыновить, когда-нибудь поехать вместе на рыбалку… Спасают – и не могут спасти. Взрослые мужчины не могут предложить ему ничего, кроме отсрочки смерти, обманывают себя – не его. Не дотягиваются до его способности помнить, любить и ненавидеть. Для них война – тяжелая работа, для него – последняя возможность остаться вместе с погибшей семьей, живым или мертвым – не важно. Гибель Ивана, когда с куклы слетает отстреленная голова, а на экране сын ощущает наконец-то прикосновение матери и стремится к ней, – кульминация спектакля. Но у него есть еще и постскриптум – яростная отповедь подполковника Грязнова (Сергей Мосейко) лейтенанту Гальцеву (Ильнур Гарифуллин), почти приказ забыть мальчишку, который то ли погиб, то ли сбежал – не узнать. Раненный этой потерей Гальцев подчиняется приказу и яростно стирает собственный рисунок, последнее изображения Ивана. А был ли мальчик?

P.S. 27 мая “Иваново детство” сыграли в помощь и в память о тех, кто пострадал или погиб во время стрельбы в казанской гимназии. Среди них были и те, кто купил билеты на этот спектакль. И кого тоже не смогли спасти.

Ольга ФУКС

«Экран и сцена»
№ 11 за 2021 год.