Пепелище памяти

Фото А.ИВАНИШИНА
Фото А.ИВАНИШИНА

Когда-то в спектакле Дмитрия Крымова “Опус № 7” живые вместе с мертвыми исполняли “Хава нагилу”: граница миров была размыта, а живые могли слышать голоса мертвых. Если было желание…

В своем новом спектакле “Все тут” в театре “Школа современной пьесы” Крымов прислушивается к голосам ушедших, причудливо переплетая события из семейного прошлого и своей творческой биографии с судьбами героев пьесы Торнтона Уайлдера “Наш городок”. Взяв за основу даже не саму пьесу Уайлдера, а одноименный спектакль Алана Шнайдера театра Arena Stage (будущий режиссер видел его в 1973 году в помещении МХАТа), Крымов размышляет о ценности жизни. Американская постановка произвела тогда на него ошеломительное впечатление, и на следующий день он повел во МХАТ своих родителей: Наталью Крымову и Анатолия Эфроса. Обо всем этом, а еще о бабушке, дедушке, Чехове, Соньке Золотой Ручке, Калягине, Бородине, Театре на Малой Бронной, рассказывает прекрасный артист Александр Овчинников, который на редкость убедительно создает образ молодого Крымова.

“Наш городок” исследователи называют одной из самых трудных пьес ХХ века. В ней заложены сложнейшие антропологические темы: возможно ли жить, ощущая каждое мгновение жизни? (“Люди не понимают, что такое жизнь, пока они живы”, – говорит один из героев пьесы.) Можно ли изменить собственную судьбу? Справедлива ли смерть? Справедлива ли жизнь? И в чем все-таки главная ценность жизни? На эти, казалось бы, простые вопросы ответить оказывается довольно трудно, а иногда и невозможно в череде бесконечных проблем и круговерти, в которой живет современный человек. Эти вопросы Крымов адресует и себе лично, осуществляя диалог с собственным прошлым.

Но не только идеи, заложенные в пьесе и связанное с ней яркое театральное впечатление молодости стали решающими при выборе произведения. На “Наш городок” “указал” сам Эфрос. Дмитрий Анатольевич признался, что иногда получает ответы на свои вопросы, открывая наугад книги своего отца.

В один из решающих моментов он открыл страницу, на которой Эфрос разбирал со студентами пьесу “Наш городок”. Мистика? Вероятно. Как и афиша к самому спектаклю, на которой название постановки диссонирует с изображением пустого зрительного зала. Все тут?!

В одном из интервью Крымов уверял: “Если долго делать одно и то же, будет получаться совершенно”. Так и с новым спектаклем. Ведь в нем, словно бусины, собраны на нитку его прошлые постановки, где каждая история рассказана на каком-то другом – универсальном языке прошлого. Про дедушек, бабушек, про всех-всех было в “Опусе № 7”. Про папу, маму, мальчика и поезда в “Корове”. Там отец ходил на ходулях-табуретках и появлялся под джаз (Анатолий Эфрос очень хорошо разбирался именно в джазе). Мать развешивала белье. А корова была молодой девушкой на каблуках и с веревкой на шее.

Коровы в новом крымовском спектакле нет, но есть кот и голуби. Живые. Кот царственно разгуливает по сцене, голуби сидят нахохлившись под колосниками и на авансцене. Они свободно существуют в пространстве спектакля, как привычные обитатели подъезда родом из детства. Здесь выстроен еще один сценический задник, дублирующий помпезный, барочный стиль интерьера театра. Но все “богатство” – все золото на нем, как и небрежно разбросанные дорогие стулья на сцене, – словно после пожара (художник Мария Трегубова). Копоть. Прах. Пепелище.

Пьеса Уайлдера задумана как спектакль в спектакле (у Крымова же это тройная мат-решка: спектакль в спектакле, который еще в одном спектакле) и разыгрывается под руководством Помощника режиссера, ведущего рассказ о жизни двух семей и комментирующего поступки персонажей. Его исполняет Александр Феклистов, играет с легкостью и иронией, перевоплощаясь из американца в колоритного грузина: на сцене разыгрываются сцены из постановки Михаила Туманишвили, который когда-то привез в Москву свою постановку “Нашего городка” – вскоре после смерти Анатолия Эфроса, как дань другу.

Вообще, спектакль “Все тут” летит стремительно и рассыпается на самостоятельные, очень смешные и очень горькие, мини-спектакли. Они как мелькающие картинки за окном поезда, как яркие вспышки из прошлого, как ожившие фотографии из семейного альбома.

Самые пронзительные сцены связаны с воспоминанием Дмитрия Крымова о завлите Театра на Малой Бронной – Нонне Михайловне Скегиной, которую неистово смешно и трогательно играет Мария Смольникова. Границы возможностей этой актрисы совершенно непостижимы: ее способность к перевоплощению не прекращает изумлять.

Голоса ушедших звучат близко, делают больно. Ведь стоит только захотеть… “Твой отец правду искал, а ты какой-то пластмассовой херней занимаешься” (в этот момент на сцене зажигают искусственные свечи), – упрекает уже умершая Нонна сына великого Эфроса, в творчестве которого когда-то видела смысл всей своей жизни.

Прах Скегиной, согласно ее последней воле, развеивают над могилой Эфроса. Сотки золотых блесток не спеша порхают с колосников на фоне черных стен и укрывают сцену. Вот оно, театральное пепелище.

Светлана БЕРДИЧЕВСКАЯ

«Экран и сцена»
№ 21 за 2020 год.