25 лет назад, когда фестиваль “Реальный театр” был создан, он имел подзаголовок “для детей и юношества”, поскольку проходил на базе свердловского ТЮЗа. Сегодня эти уточнения не имеют смысла, поскольку давно ясно, что главное не то, на кого ориентируется программа (а она рассчитана на самого разного зрителя, и юного в том числе), а кто ее собирает. “Реальный театр” – фестиваль авторский, его создал и им до сих пор руководит Олег Лоевский, один из главных театральных культуртрегеров России. Попасть в его программу считается престижным для отечественных театров, и выглядит она не столько как смотр лучших спектаклей, поставленных за те два года, что прошли с предыдущего “Реального театра”, сколько как отражение того, что Лоевский считает самым важным в отечественном театральном процессе. Приватно комментируя для коллег свой выбор, он не нахваливает афишу, а говорит что-то вроде: “спектакль – ладно, это не для тебя, а ты на режиссера обрати внимание, он будет расти, вот увидишь”.
На “Реальном театре” всегда есть постановки молодых, активно ставящих в российской провинции, так же, как и спектакли, выросшие из театральных лабораторий – еще одного детища Лоевского. Вообще-то разнообразные проекты Лоевского, как и он сам – отличная иллюстрация к рассуждениям о роли личности в истории. Придуманные им режиссерские лаборатории по всей России, куда десантами отправляются амбициозные молодые постановщики из столиц, будут, я полагаю, определены как главный толчок и двигатель провинциального театра последних лет.
На нынешнем фестивале таких, выросших из лабораторий, спектаклей было два. “Горькие слезы Петры фон Кант” Красноярского ТЮЗа по сценарию Фассбиндера в постановке Юлии Ауг восхищали актерской истовостью и бесстрашием – в результате весьма рискованный по нынешним временам гомосексуальный сюжет не вызвал у публики протеста, а наоборот, заставил женщин обливаться слезами от жалости к сильной героине, раздавленной любовью. А эскизный спектакль-урок “Муму” Новокузнецкой драмы в постановке Талгата Баталова, демонстрируя деспотичную учительницу литературы, бередил в памяти зрителей худшие воспоминания о школе.
Программа нынешнего “Реального театра” была очень пестрой, прежде всего по уровню, на одном полюсе – унылые спектакли, которые “сами себя поставили”, а на другом – нечто, действительно яркое и свежее, заставляющее публику и профессионалов обсуждать и спорить без конца. Судя по фестивальной афише, два главных театра нынешней российской провинции – Красноярский ТЮЗ и Новосибирский “Красный факел”. А в самом Екатеринбурге наиболее заметной и влиятельной остается эстетика Николая Коляды, распространившаяся и на спектакли Центра современной драматургии, который вместе со старой сценой “Коляда-Театра”, кажется, унаследовал его стиль.
От самого Коляды на фестивале был шекспировский “Ричард III” с неизменным Олегом Ягодиным в заглавной роли. Поскольку режиссер перед началом призвал публику не искать в спектакле смысла, то я скажу лишь, что это вполне традиционное для постановщика произведение – громкое, яркое, китчевое, с навязчивой музыкальной темой, массовыми танцами и пестрыми развеселыми костюмами в блестках. Из того, что остается в памяти после спектакля (а в постановках Коляды всегда есть пара специальных “фишек”), – живые змеи, змеиное же шипение и противные крики чаек в исполнении актеров, а также чайные пакетики, которые герои прямиком засовывают в рот, в то время, как их партнеры хватают ртом веревочки от пакетиков – так создаются неразрывные пары.
И снова Олег Ягодин показал себя первым актером екатеринбургского театра – на фестивале мы видели его трижды в главных ролях, и лучшей из них был герой спектакля “СашБаш. Свердловск-Ленинград и назад” по пьесе Ярославы Пулинович и Полины Бородиной о раннем екатеринбургском роке и Александре Башлачеве. В обаятельном спектакле-квартирнике Семена Серзина участвует группа “Курара”, лидер и клавишник которой – все тот же Ягодин, артисты топчутся в сугробах из магнитных пленок на крошечном пятачке сцены, поскольку зал под завязку забит молодежью, мечтающей увидеть в который раз “СашБаш” и самого Ягодина, знаменитого, как рок-звезда. Но в спектакле этом нет яростного рокерского напора, а скорее нежность, лирика воспоминаний, много смешного и гордость за то, что история творилась вот тут, совсем рядом.
Красноярский ТЮЗ, кроме скромного, камерного спектак-ля по Фассбиндеру, привез ослепительную феерию “Алиsа” Даниила Ахмедова по Л.Кэрроллу. А еще творческая команда того же театра – режиссер Роман Феодори и художник Ахмедов – были авторами волшебной “Русалочки” в екатеринбургском ТЮЗе, таким образом красноярцы снова подтвердили, что они лучшие в России постановщики поражающих воображение детских шоу.
“Русалочка” Феодори строится по принципу книжки с картинками – неспешный, без конца повторяющийся текст от автора сопровождается изумительными “подводными” видами. В глубокой синеве переливались раковины, в вышине плыли русалки, рыбы и морские коньки, а тучи взлетающих пузырьков медленно уносило в зал, и зрители чувствовали, что они тоже на дне морском. В спектакле участвовала труппа “Провинциальные танцы”, хореография Татьяны Багановой придавала статичной и бессловесной постановке немного динамики. В сказке Андерсена авторы сделали новый акцент – оказывается, еще больше, чем о любви принца, Русалочка мечтала о человеческой бессмертной душе, которую в финале и получила в награду за то, что отказалась убивать любимого. Так что чаемый в детском спектакле хэппи-энд был в какой-то степени обеспечен.
“Алиsа” оказалась еще эффектнее. Ахмедов – художник и, выступая в качестве режиссера, он работал в естественной для себя парадигме визуального театра, без внятной истории, разве что придумав зачин, где Алиса-девочка заставляет взрослую Алису снова стать ребенком (то есть своей увеличенной копией) и пуститься в путешествие. А дальше перед нами одна за другой разворачиваются феерические картины с полетами и превращениями, дефиле невероятных костюмов, парад фантастических существ, танцы, видео-проекции, теневой театр. Особо радует детей пара клоунов, говорящих на тарабарско-японском языке и пинающих в зал гигантские надувные мячи. Ближайшая аналогия к “Алиsе” (если не говорить о фильме Тима Бертона, без которого тут явно не обошлось) – даже не книжка с иллюстрациями, – поскольку драматургическая логика весьма туманна и не всегда легко угадать, о каком месте сказки Кэрролла идет речь, – а Цирк дю Солей, череда аттракционов, каждый из которых оборачивается на сцене такой восхитительной картиной, что зал только ахает. Но нет самого цирка, который этому представлению пришелся бы очень кстати.
Линия эффектных шоу на “Реальном театре” демонстрировала важный, хоть и не новый тренд – детские спектакли для взрослых. Обе сказки показывали вечером, и залы наполнились главным образом взрослыми людьми, как сегодня это бывает на любых представлениях, фильмах и выставках в эстетике шоу с аттракционами. “Взрослое” искусство показывал Новосибирский “Красный факел”: постановкой Дмитрия Егорова “Довлатов. Анекдоты” “Реальный театр” открылся, а пиком фестиваля и его главным хитом стала премьера “Трех сестер” Тимофея Кулябина.
Всю семью Прозоровых, их гостей и домочадцев Кулябин сделал глухими – артисты полтора года учили язык жестов, и теперь, как говорят, неслышащие зрители не находят у них ошибок. Весь чеховский текст в качестве перевода появляется на панели для титров над сценой, иногда с уточнениями: “Вершинин: “Трам-там-там” (sms)”, когда полковник хочет дать знать Маше, что он рядом. Да-да, у героев есть мобильные телефоны и планшеты, Андрей включает компьютер с громким звуком загрузки Windows, Ирина смотрит клипы по телевизору, но никакого агрессивного осовременивания нет, многие из героев одеты в костюмы в духе прошлого века, и все пьют чай из самовара. Лишение чеховских героев слуха заведомо кажется странным парадоксом: пьеса ведь и так о том, что они слышат, да не могут друг друга услышать, а если герои глухие, то это должно страшно обеднить смысл. Но поразительным образом обеднения не происходит. То, что герои разговаривают жестами, наполняет спектакль энергией, от “вялого Чехова” нет и следа. Общение полно движения, разговаривая, собеседники должны смотреть друг на друга, привлекая к себе внимание; желая, чтобы его услышали, каждый касается, тормошит другого. Кажется, никогда в Чехове не было такой тактильности, такого прямого контакта, от которого не увернуться. Ведь одно дело, когда Наташа несет свою пошлую белиберду в то время как Андрей читает газету, и совсем другое дело, если она дергает, толкает, отвлекает его ежеминутно, чтобы он взглянул на нее и “услышал”. Но он все равно не слышит. Так получается, что нежелание и неумение понять другого усугубляется многократно.
Это одновременно тихий и очень шумный спектакль – в нем много движения, веселья, тут даже танцуют – ведь глухие слышат вибрацию и чувствуют ритм. Хохот, слезы, скандалы, крики – всё почти беззвучно, но очень открыто, как будто глухота обостряет все, включая мимику. А дальше надо рассказывать просто про “Три сестры”, но будто увиденные заново.
Квартира Прозоровых предстает перед нами целиком: на сцене стен нет, но есть мебель, а в руках у зрителей план – где какая комната. “Догвилль”, – перешептывается публика о сценографии Олега Головко. Зрительские места расположены амфитеатром, так что мы видим немного сверху, что происходит во всех комнатах одновременно. А там идет жизнь.
Пьеса разобрана Кулябиным самым тщательным образом, мы понимаем все про этих героев – нет ни одной невнятно сыгранной роли. “Красный факел” в очередной раз демонстрирует, что у него одна из лучших трупп в России. Андрей у себя смотрит кино, в детской Наташа переодевается, кто-то “болтает” за столом в гостиной, кто-то задумчиво сидит в углу на диване. Когда в дверь звонят, в коридоре зажигаются лампочки, и открывать ковыляет молодая Анфиса. Все полно значимых деталей, найденных с наблюдательностью и юмором. Хочется следить за каждым. Темноволосые экзотические красавицы Ирина (Линда Ахмедзянова) – смешливая, взрывная, непосредственная, как ребенок, и Маша (Дарья Емельянова) – задумчивая, немного загадочная, элегантная. Рано постаревшая, суховатая, раздражительная, но добрая училка Ольга (Ирина Кривонос). Веселый и восторженно влюбленный, тощий, нелепый очкарик Тузенбах (Антон Войналович). Усталый, но полный мужского обаяния и какой-то надежности Вершинин (Павел Поляков).
Спектакль длинный, в четырех действиях, с тремя антрактами, но это не утомляет – о нем хочется думать, спорить, он тревожит и не отпускает. Театралы обсуждали события в семье Прозоровых до самого конца фестиваля – это ли не знак, что все получилось.
Фото Фрола ПОДЛЕСНОГО