Питер Брук, чья “Волшебная флейта” вошла в афишу московского осенне-зимнего NETа и Зимнего фестиваля в Петербурге, на вопрос об идеальном театре отвечал, что залогом его является качество работы. “Как достичь необходимого качества чувственного взаимодействия между актером на сцене, его телом и его мыслями, с одной стороны, и зрителями в зале – с другой? Эстетический, экономический аспекты – вторичны. Сколь бы замечательны ни были условия, они не могут повлиять на качество работы. Если качество не находится в центре внимания тех, кто делает театр”. Эти слова были сказаны четверть века назад, но актуальности не потеряли.
В предисловии к буклету 15-го юбилейного NETа Роман Должанский писал о том, что спектакли фестиваля будут отражаться друг в друге и друг друга комментировать. Так оно и оказалось. Одна из важных тем – какую роль могут играть музыка, пение, особенно, если исполнители – первоклассные артисты, равно виртуозно владеющие певческими и актерскими данными. После “King Size” Кристофа Марталера мы ехали в метро с известным музыкальным критиком и, не сговариваясь, хором стали говорить о том, как легко актеры спектакля из Базеля обходятся без “подзвучки”. То же можно сказать об исполнителях бруковской “Волшебной флейты” (у нас радиомикрофоны стали каким-то повальным увлечением, привыч-ный шарик у щеки, коробочка пониже спины – используются надо – не надо, облегчая жизнь служителям Мельпомены и Эвтерпы).
В “ЭС” № 23 Дина Годер объединяла спектакли Марталера и Брука как пародии на оперный и другие музыкальные жанры. Да, обе постановки проникнуты иронией, но как по-разному их воспринимают и критики, и зрители! Роскошный, в голубых тонах отель в “King Size” подчеркивает бездомность персонажей, уравнивающую дам и господ, горничных и портье вместе с неизвестно откуда взявшейся теткой, таскающей за собой пюпитр (хотя ее роль – роль без песен). Нелепая тетка, по всей видимости, нигде не живет, питается объедками с чужих столов. Ее лацци с макаронами, которые она на глазах у изумленной пуб-лики поедает прямо из кожаной сумки, уморительно смешны. Кто-то восхищается абсурдным зрелищем Марталера, как всегда согретым сочувствием режиссера к бесприютным персонажам. Кому-то язык постановщика по-прежнему чужд. Что абсолютно нормально. Как и отторжение “слишком простой” бруковской “Волшебной флейты”.
Полемика, споры – необходимая составляющая NETа. 15 лет фестиваль приучал публику к новому, непривычному театру и постепенно воспитал свою аудиторию. В этом году на специальной фотовыставке “Friends forever” организаторы попытались конкретизировать собирательный образ “друга NETа” и показать лица зрителей и участников (проект осуществлен фотографами Полом Критзом и Алексеем Лукиным, совместно с Британской высшей школой дизайна).
Возможно, одним из самых зрительских (имеются в виду молодые зрители фестиваля) спектаклей оказалась “Педагогическая поэма” эстонского театра “№ 099” в постановке Тийта Оясоо. Это не инсценировка книги А.С.Макаренко, тем паче, что действие происходит в некой театральной студии, хотя методы воспитания актеров порой напоминают жестокие нравы колонистов. В “Поэме” есть Макаренко в юбке (Марика Ваарик), ее педагогическое кредо заключается в том, чтобы сломать ученика, а затем вылепить из него настоящего артиста.
Построенная как цепь этюдов, многие из которых невербальны (здесь музыка, пластика, танцы прекрасно заменяют текст), “Поэма” привлекательна молодым драйвом недавних выпуск-ников курса Оясоо в Школе театрального искусства. Самое интересное в спектакле связано с едва уловимыми метаморфозами: где артист – артист, а где он – исполнитель роли. В остатке увлекательного зрелища – отрицательный ответ на вопрос: “Легко ли быть молодым?”. Актеры уверенно демонстрируют мастерство. Каждый – индивидуален, несмотря на то, что спектакль – многофигурный, ансамблевый.
Почти все спектакли – участники фестиваля легко обходятся без пьесы (что уже никого не может удивить), взяв за основу сочинение режиссера. Сегодня материалом нередко становится сценарий известного фильма. Иво ван Хове с актерами “Тонельгруп Амстердам” создал театральную версию “Сцен из супружеской жизни” Ингмара Бергмана. Разделив зрителей (и актеров) на три команды, он “прокручивает” жизнь Юхана и Марианны в разной последовательности. Одни зрители смотрят историю от начала до конца, другие – с конца, третьи с середины. Почти четыре часа пролетают незаметно, не только потому, что публику три раза сгоняют с мест и переводят в новое пространство. У спектакля легкое дыхание, и хотя сюжет о распаде семьи драматичен, артисты играют без надрыва, с юмором, что вовсе не исключает тонкой психологической проработки характеров и ситуаций. Тем более что каждый из трех исполнителей одной и той же роли вносит в нее свои, важные нюансы. И дело не только в том, что персонажи взрослеют. В финальной сцене, которая играется для объединенной аудитории на большой сцене Дворца на Яузе, встречаются все девять актеров и становится окончательно ясно: подпись на бракоразводном бланке – фикция. Эта пара создана друг для друга.
“И обоим было ясно, что до конца еще далеко-далеко, и что самое сложное и трудное только начинается”. Чеховская цитата из “Дамы с собачкой” сама собой напрашивается. Ведь Иво ван Хове не раз ставил нашего классика, и его преданность Антону Павловичу ощущается в спектакле.
“Изюминкой” программы стал “Mi gran obra” – “Мой большой спектакль” испанца Давида Эспинозы.
Жанр “настольного” зрелища – традиционен в театре кукол. Хотя, если сравнивать представление Эспинозы с нашими достижениями, уместной будет лишь перекличка с работами театра “Тень” – “Апокалипсисом” и “Дождем после потопа” в Лиликанском королевском театре.
Этот миниатюрный и, одновременно, безумный, безумный мир возникает на наших глазах при помощи сосредоточенной работы Эспинозы, которого и не знаешь, как назвать. Дина Годер назвала его демиургом. Он расставляет на столе микроскопические пятимиллиметровые статичные фигурки (некоторые – дети, например, – вдвое меньше), создавая композицию за композицией. Поначалу, глядя на этот игрушечный мир, рассматривая куколок в бинокль, ты настраиваешься на детскую игру, похожую на игру родителей со своими чадами. Вот берег моря, который заполняет веселая толпа – нарядные дамочки, монахини, полицейские, танцовщицы в национальных платьях с оборками, милейшие малыши. Вот свадьба с жизнерадостными новобрачными, священником, фотографом. Пальмы намекают на медовый месяц, на новобрачных сыплется рис из пакета. Веселый ритуал? А рис все сыплется, пока не погребет счастливую пару навсегда. На залитой светом площадке то и дело возникают символы смерти – от традиционной черной фигуры с косой до вполне привычных похорон и кладбища с крестами. Для тех, кто верит, – смерти нет. В толпе персонажей вдруг промелькнет образ мадонны с младенцем, рядом с ними окажется ослик.
Давид Эспиноза – не идеалист. Его малютки-персонажи отнюдь не ангелы. На крошечных кроватях в публичном доме корчатся проститутки и их клиенты. Мирная игра в футбол заканчивается убийством, мужчины избивают беременную женщину. В финале Эспиноза сбрасывает всех персонажей в кучу, приближается экскаватор, чтобы закопать человечков в одной могиле. Чем не Апокалипсис?
Все куколки были куплены режиссером в магазине, эти коллекционные фигурки прилагаются к детским железным дорогам. Настоящий театр возникает где угодно и из чего угодно. Главное – талант и воображение художника.
Пятнадцатый NET получился удачным. И в первую очередь потому, что состоял из качественных спектаклей-перформансов. Какое-то время назад, давая интервью нашей газете, Марина Давыдова объясняла, что Новый Европейский Театр – фестиваль с концепцией. Именно поэтому в его афише не будет ни Марталера, ни Уилсона. Как хорошо, что арт-директоры NETа не стали заложниками концепции. Глядишь, и спектакль Роберта Уилсона появится на одном из будущих фестивалей.
Екатерина ДМИТРИЕВСКАЯ
«Экран и сцена» № 24 за 2013 год.