НАГРАДЫ 66-ГО МЕЖДУНАРОДНОГО БЕРЛИНСКОГО КИНОФЕСТИВАЛЯ
“Золотой медведь” за лучший фильм – “ОГОНЬ В МОРЕ”, режиссер Джанфранко Рози (Италия)
Гран-при жюри “Серебряный медведь” – “СМЕРТЬ В САРАЕВО”, режиссер Данис Танович (Франция/Босния/Герцеговина)
“Серебряный медведь” за режиссуру – МИА ХАНСЕН-ЛЕВЕ (“То, что будет”, Франция/Германия)
“Серебряный медведь” за лучший дебют – “ХЕДИ”, режиссер Мохамед Бен Аттиа (Тунис/Бельгия/Франция)
“Серебряный медведь” за лучшую женскую роль – ТРИНЕ ДЮРХОЛЬМ (“Коммуна”, режиссер Томас Винтерберг, Дания/Швеция/Нидерланды)
“Серебряный медведь” за лучшую мужскую роль – МАДЖИДУ МАСТУРА (“Хеди”)
Приз за лучший сценарий – ТОМАШУ ВАСИЛЕВСКИ (“Соединенные Штаты любви”, режиссер Томаш Василевски, Польша/Швеция)
“Серебряный медведь” за выдающееся художественное достижение – оператору МАРКУ ЛИ ПИНГ-БИНГУ (“Обратное течение”, режиссер Янг Чао, Китай)
Приз Альфреда Бауэра – ЛАВ ДИАСУ (“Колыбельная скорбной тайне”, Филиппины/Сингапур)
Приз жюри ФИПРЕССИ – “СМЕРТЬ В САРАЕВО”
Приз экуменического жюри – “ОГОНЬ В МОРЕ”
Накануне открытия Берлинале-66 на официальном сайте фестиваля было объявлено: в фокусе – проблема беженцев, не на шутку всколыхнувшая Европу в прошлом году и требующая длительного времени для урегулирования. Германия приняла миллион беженцев! Директор Берлинале Дитер Косслик сравнивает нынешнюю гуманитарную катастрофу с ситуацией 1951 года, когда послевоенная Германия была полна беженцев, но 1-й Международный кинофестиваль в Берлине был все-таки проведен – как мирная акция, взывающая к взаимопониманию между народами.
Косслик уверен и сегодня, что кинематограф – искусство с неисчерпаемым потенциалом воздействия. Кино способно быть великим миротворцем.
Сделаем скидку на то, что воспитательная роль кино (в отличие от манипулятивной) традиционно преувеличивается, зато такой факт в рамках фестиваля, как визит к Ангеле Меркель самого Джорджа Клуни, звезды фильма братьев Коэн “Да здравствует Цезарь!”, которым открылся Берлинале, его поддержка политики канцлериссы по поводу бежецев, произвели сильное впечатление на берлинцев. Актер с мировой популярностью и с такой харизмой – для зрительских масс больше,чем профессиональный гуру. Посмотрим, как отразится на рейтинге Меркель визит суперзвезды.
Так или иначе, но в нынешнем году Берлинале подтвердил и упрочил свою репутацию политизированного и социально ангажированного фестиваля – в отличие от прошлого, юбилейного года, когда Косслик позволил себе расслабиться и дал волю эстетическим предпочтениям жюри.
На сей раз уже на второй день конкурса была показана картина “Огонь в море”, по определению обреченная на “Золотого медведя”. Режиссер Джанфранко Рози представляет свою картину как документальное свидетельство трагических событий на острове Лампедуза (между Африкой и Сицилией) , который стал символом надежды на спасение для десятков тысяч африканских беженцев, в отчаянии пытающихся пересечь океан на лодках, не пригодных для такого путешествия. Местные рыбаки вытаскивают на причал трупы и полубезумных от голода и жажды, но еще живых людей. Один из них, как заведенный, повторяет и повторяет маршрут своего скорбного пути.
Эти эпизоды травмируют, но “ужас, ужас, ужас” на этом кончается. Я была настроена на радикальный кинодокумент, а увидела постановочное кино про будни жителей острова Лампедуза, про тинейджеров, расстреливающих из рогаток кактусы в то время, как их отцы-рыбаки выходят в море разгружать лодки с беженцами и оказывать им первую помощь. Молчаливо и привычно. Джанфранко Рози не отказывается и от лирического юмора: врач делает процедуру УЗИ беременной беженке и ласково воркует над ней, рассказывая на плохом английском, что он видит на мониторе.
Рецензенты фестивальной прессы толкуют такое режиссерское решение как попытку не спекулировать на страданиях беженцев, понизить градус экстремы: все ведут себя так, будто ничего сверхъестественного не происходит и жизнь идет своим чередом. «Где заканчивается журналистика, там начинается “Огонь в море”», – пишет Дебора Янг, обозреватель “Hollywood reporter”, настаивая на том, что Рози снимает не актуальный сюжет, а драму. В том-то и дело, что Рози, приехавший на Лампедузу с намерением снять короткий сюжет, задержался здесь на целый год, так сложилось. Понятно, он вел кинонаблюдение, снимал повседневность и в нее вписал трагические кадры с беженцами. Жители острова давно живут бок о бок с горем и страданием.
Чем дальше, чем очевидней, что ни фильм, ни режиссер не обязаны отвечать на все вопросы, возникающие по ходу просмотра. К Рози немало вопросов по поводу доли игрового в документальном проекте.
Да и к уважаемому жюри вопросов не меньше, но наш брат уже понял, что проникать в логику решений жюри – пустое дело. Есть “высшие соображения”, и они одерживают победу над эстетическими приоритетами. К примеру, мне не понятно, почему Гран-при ушел драме “Смерть в Сараево” оскароносного боснийца Даниса Тановича. В 2013 году Танович увез из Берлина двух “Серебряных медведей” за квазидокументальный фильм с непрофессионалами в главных ролях “Несколько эпизодов из жизни сборщика металлолома”. Нынче он представил интересный по замыслу проект, навеянный столетней годовщиной начала Первой мировой войны, связанной с фигурой студента Гаврилы Принципа, члена националистической организации “Млада Босна”, убийцы австрийского принца Франца Фердинанда и его жены Софи. Столетие начала Первой мировой было ознаменовано открытием двух монументов Принципу – в Белграде и в Сараево.
Кто же он – народный герой или авантюрист, одержимый националистической идеей? В холле гранд-отеля “Европа” в Сараево записывается телевизионное ток-шоу на эту острую тему, а огромный отель (метафора Европы) живет своей бурной жизнью. Нарратив развивается на трех уровнях, он держит зрителя подобно триллеру. Увы, картина показалась мне конспектом, чертежом, наброском большого кино, которое не состоялось из-за отсутствия крупных личностей и характеров.
Мне не удалось дождаться филиппинской сенсации и насладиться восьмичасовой драмой “Колыбельная скорбной тайне” режиссера Лав Диаса. Картина о мифологии филлипинской революции получила приз Альфреда Бауэра, который обычно вручается за инновации в сфере киноязыка. И все-таки я уверена, что сохранила бы верность своему фавориту – китайской мистической драме “Обратное течение”. Это мое кино – кино о таинстве жизни, утекающее из бассейна мирового кинематографа в геометрической прогрессии.
Впрочем, в “Обратном течении” вполне внятный сюжет. Молодой капитан, недавно потерявший отца, согласно религиозной традиции теперь ответственен за освобождение его души. Капитан направляет свое судно к верховьям великой реки Янцзы и в пути проходит что-то вроде инициации. Все, что происходит с ним, – знаки его причастности к высшим духовным мирам.
Чтобы разложить по полочкам фильм Янга Чао, нужно знать основы буддистской культуры, где духовные события много важнее реально-материальных. Но, даже не понимая досконально детали, ты беспрепятственно погружаешься в универсум, открытый всем и каждому.
Уникальной красоты пространство, молочно-туманное и бесконечное, берега древней реки, то пологие, то гористые, пакгаузы, ржавые останки береговых сооружений, полумертвые деревеньки, пагоды высоко в горах, – одиссея капитана Чана становится и для тебя значимым внутренним событием, таинственным и необъяснимым.
Оператор фильма Марк Ли Пинг-Бинг получил “серебро” за художественный вклад. Более совершенной картинки на фестивале не было, и я подозреваю, что в реальности, на Янцзы, где я не буду никогда, все именно так и есть и так было с незапамятных времен.
В основном конкурсе (18 фильмов) соревновались вполне мейнстримовские фильмы без амбиций на “арт”. Каждое утро просматривая рейтинг критиков в журнале “Screen”, я дивилась высоким оценкам совсем, на мой взгляд, нефестивальных картин. Надо признать, в конце концов, что такой снобистской критики, как отечественная, нет в природе. Не будем заводиться на неисчерпаемую тему, почему это так. Просто: это так. Посмотрела я, скажем, тунисскую ленту “Хеди”. Поняла, что love story из арабского мира, повергнутого в глубокий кризис, политический и экономический – просто находка для фестиваля, который непрочь показать, что и в этом депрессивном регионе есть жизнь и даже любовь.
Фишка этой истории в том, что младший сын, лузер, по мнению доминирующей матери и удачливого брата, занявшись продажами “пежо” и уехав из дома, возвращается бунтарем. Он восстает против традиционного уклада семьи и хочет расторгнуть помолвку. Ясное дело – вдали от дома ощутив себя свободным человеком, он влюбился в девушку, свободную, деловую и успешную.
История, как видим, незамысловатая. Было жаль, что в роли Хеди снялся актер без харизмы, без обаяния. Именно он, дебю-тант Маджид Мастура, увез в Тунис “Серебряного медведя” за главную мужскую роль. В этом решении жюри еще просматривается логика политического свойства. Но не дать приз за лучшую женскую роль самой Изабель Юппер, зато назвать лучшей режиссерской работой мелодраму “То, что будет” (режиссер Миа Хансен-Леве), где именно Юппер была и стилем, и смыслообразующей фигурой, – такой расклад мне никак не понять. Если бы великая актриса не согласилась сняться, то и фильма бы не было.
Героиня в исполнении Изабель Юппер – доктор философии, университетский преподаватель, мать двоих детей, трепетная дочь сенильной матери и жена своего мужа – узнаваемый, точный в деталях портрет современной интеллектуалки, смиренно несущей на хрупких плечах еще и вековое женское бремя. Однажды муж проборматывает, что полюбил другую и уходит. И что же? Наша героиня приняла и этот вызов судьбы и стала жить дальше, не сбавляя темпа и с радостью приняв еще и титул бабушки.
Большие актеры – Эмма Томпсон и Брендан Глисон снялись в антифашистской драме Венсана Переса “Одни в Берлине” (второй полный метр знаменитого актера) по мотивам теперь уже классического романа Ганса Фаллады “Каждый умирает в одиночку”. Роман был не раз адаптирован для экрана и сцены, но это не остановило Переса. Ему захотелось рассказать о сопротивлении маленьких людей в нацистской Германии. Наплевав на тотальную слежку и доносы, супруги, получившие похоронку на единственного сына, видят смысл своей жизни в том, чтобы заставить соотечественников усомниться в величии Третьего рейха. Они не ищут скрытых оппозиционеров, не пытаются создать организацию – нет, они протестуют, как могут: от руки пишут открытки-воззвания и тихонько их разбрасывают по городу. Чем кончится их деятельность, ясно.
Актеры хороши, да только сценарий не дает им права на рефлексию, на обретение решимости вдвоем выступить против режима. Есть одна деталь, которая цепляет. Практически все открытки, разбросанные супругами, лежат на столе у офицера СС. Кроме 28-ми. Дело происходит в начале 40-х годов. Рейх стоит неколебимо. План “Барбаросса” только предстоит.
Есть, по крайней мере, еще два мейнстрима, которые я не могу пропустить. Потому прежде всего, что эти фильмы легко и просто рассказывают о важных проблемах, для нашей ментальности немыслимых на публике. Такое можно обсуждать на кухне, с подругами, но выносить такой интим на экран мы не готовы. Я не говорю об одиозных думских законах, пытающихся регламентировать чуть ли не нижнее белье и прочее. Я говорю о нас, о нашей подсознанке, которая, при всем свободомыслии, противится считывать с экрана очень, между прочим, актуальный сюжет. Про то, какое решение принимать, если вам предстоит родить ребенка с сидромом Дауна. Такое случилось с героиней фильма “24 недели”, эстрадной актрисой разговорного жанра.
Вместе с мужем они принимают решение: рожать. Но это еще не все! Следующее УЗИ показало: этому ребенку предстоит операция на сердце! И героиня сдается. И идет на искусственные роды. Этот эпизод, снятый в режиме реального времени, на мой вкус, перебор, физиология, научпоп. При этом я понимаю, что режиссер Анна Зора Беррашед не имела иных способов дожать зрителя. Она же радикалка.
В финале героиня дает интервью на радио и честно говорит, что она не знает, правильно поступила или нет. Словом, интерактивный ход. В рейтинге критиков кто-то поставил фильму жирный крест.
Конкурсная драма “Быть семнадцатилетним” Андре Тешине, тонкого лирика, популярного у наших киноманов, на сей раз – темнить не буду – про однополую любовь. Вообще-то это грубо.
Пожалуй, речь идет о парнях, еще не определившихся со своей сексуальной ориентацией.
Поначалу они яростно враждуют. Житейские перипетии их то сближают, то отдаляют. Учатся парни в одной школе. Блондин Дамиан живет в городке, у подножья горы, с мамой врачом и папой – военным пилотом. А брюнет Тома, скорее всего алжирец, приемный сын в семье, где ждут ребенка, – тот живет в горах, в маленькой усадьбе со своим хозяйством. Врач приезжает в горы к пациентке, приемной матери Тома. Начинается семейное сближение. В семье Дамиана случается трагедия: погибает папа. Гибель отца, одиночество, неприкаянность, внутренний конфликт, и Дамиан сам не понимает, почему он ищет защиты в сильных объятьях Тома.
Фильм снимался во французских Пиренеях, на родине режиссера, в любимых пейзажах. Рыхлый снег по колено, дожди и оттепель, солнце и низкие облака, незамерзающее озеро в горах, где время от времени плавает Тома.
Только вряд ли мы когда-нибудь поймем, что едва ли не все молодые люди проходят через искус однополой любви. И это нормально.
Не могу пройти мимо английской картины “Гений” – про великого американского прозаика Томаса Вулфа, его современников Скотта Фицджеральда и Эрнеста Хемингуэя. Эту тройку объединяет фигура легендарного редактора и издателя Макса Перкинса. “Гений”– экранный вариант пьесы, поставленный режиссером спектакля Майклом Грандажем, решившимся на кинодебют.
Фильм, увы, не обрел интересной кинематографической формы, зато мне понравились и Джуд Лоу в роли Вулфа, и особенно Колин Ферт в роли Перкинса.
…Еще в начале 90-х, начиная осваивать Берлинале, я изучала все, что было доступно, и однажды прочитала у солидного немецкого киноведа: “Берлинале – оптовый фестиваль”. Таковым он и остался. Больше того, в последние 15 лет он разросся за счет новых конкурсных программ, за счет молодежного форума “Talent campus”, да и кинорынок работает в большом особняке.
До конца 90-х все конкурсы и все службы, включая кинорынок, помещались в Цоо-паласте. Только Форум жил в кинотеатре “Дельфи”. Это было лучшее время.
Берлин-Москва