Раздел театра кукол в юбилейной афише “Золотой Маски” выглядит солидно. Десять постановок, широкий диапазон сценических жанров, – от притчи до лирического хоррора, от сказки до поэтического представления. Да и список авторов – Гоцци и Сервантес, Пушкин и Чехов, Андерсен и Леонид Андреев – внушает почтение.

Вероятно, самый гармоничный спектакль в программе – “Турандот” в Центральном театре имени С.В.Образцова (режиссер Борис Константинов, художник Виктор Антонов). Обратившись к знаменитой фьябе Карло Гоцци, постановщики не превратили пьесу в плацдарм для злободневных аллюзий, а доверились тексту автора. Историю любви принца Калафа и жестокой принцессы Турандот театр рассказал как наивную сказку, что исключило любые социальные ассоциации. Волшебная “сказка древнего Китая, разыгранная под венецианским мостом при свете луны” – так обозначен жанр спектакля – объединила принципы комедии дель арте с приемами современного театра. Пространство сцены превращается в водную гладь, где на фантастическом перекрестке Гранд Канала и реки Хуанхэ сталкиваются разные миры – гондолы, лодочки рыбаков и джонки императора. Приметы Востока – дворцы с загнутыми крышами, красные фонарики, лотосы – соседствуют с итальянским двориком, где шумно перекрикиваются Труффальдино, Бригелла, Панталоне и Тарталья. Герои и предметы сменяют друг друга в красочном калейдоскопе. Персонажи – тростевые куклы из бамбука, легкие, подвижные и выразительные: кусок мешковины, небрежно намотанный на рамку, грубо вылепленная голова с узкими восточными глазами, пара стремительных движений, и герой оживает. Вот Калаф кричит: “Я жажду смерти или Турандот!” И глаза его, комически выпрыгивая из орбит, провожают летящий силуэт принцессы. Постановка “Турандот” впечатляет не только блестящим визуальным рядом и мастерством формы; в ней каскад трюков не затмевает содержание, а из разнородных элементов создается общая ткань, связанная идеей и смыслом.

Однако нередко обращение к знаменитым текстам и персонажам оказывается всего лишь поводом для свободной фантазии режиссеров. И речь не идет о переосмыслении классики либо ее современном прочтении. Сегодня проблема театра в том, что постановочные технологии практически поглощают слово и смысл, а выразительные средства вытесняют идею и сюжет. В пестром многообразии сценических поисков высвечивается характерный тренд: КАК становится важнее, чем ЧТО; форма подменяет содержание; эффектный трюк не нуждается в объяснении, он самоценен и самодостаточен. Целостная история, судьбы героев, их чувства и драмы постепенно уходят на периферию, выдвигая на первый план “монтаж аттракционов” и постановочные эффекты.

Во многих случаях дробление событийного ряда, отказ от психологических мотивировок и развития конфликта заранее обесценивают спектакль. Так, рассказ Леонида Андреева “Ангелочек” описывает бунтующего подростка, внутренне переродившегося, когда увидел в фигуре ангелочка “все добро, сияющее над миром”. Сценическая версия Мурманского театра кукол (режиссер Дмитрий Шишанов) сводит процесс преображения души к отдельным бытовым сценкам, едва скрепленным между собой.

Постановка чеховского “Вишневого сада”, урезанного до краткого названия “Сад” (Петрозаводский театр кукол, режиссер Александр Янушкевич), также подтверждает тенденцию к упрощению содержания. Спектакль стал заложником жесткого режиссерского приема. Артисты играют в уродливых масках, и действующие лица сразу предстают порочными существами. В мире гротеска, черной клоунады, застывших гримас герои превращены в изломанных марионеток: они кривляются, похотливо изгибаясь в танце, и завывают. Маски, статичные и неизменные по своей сути, “сплющивают” объем характеров. Лишь в финале к покинутому дому выйдет женщина в белом – покойная мать Раневской, прекрасная тень ушедшего мира. Она обнимет умирающего Фирса, а актеры снимут маски, открыв человеческие лица. Полузабытый тезис эпохи декаданса – истинная жизнь есть лишь там, за порогом, – ясно читается в этом эффектном финале. Увы, его дождется не каждый: слишком долго тянется повтор одного агрессивного приема и монотонное выкрикивание текста.

Новые отношения театра с литературным материалом, где акцент на внешнее, визуальное восприятие вытесняет внутреннее, осознанное переживание, сказались и на структуре спектаклей: композиция нередко строится по принципу эклектичного дивертисмента, являя собой набор ярких, но ничем не связанных эпизодов. Внимание зала режиссеры привлекают необычными эффектами либо эпатажем, и чем невнятнее значение отдельного фрагмента и непонятнее весь контекст, тем выше “индекс оригинальности” постановщика.

Впрочем, оригинального здесь мало. Театр, отрицая подчас свои первоосновы, следует за общим направлением массовой культуры, где давно внедряется тезис: “клиповое мышление” есть признак современного человека, а искусство представляет собой всего лишь зрелище. Процесс превращения спектакля в шоу, где внутренняя пустота прикрыта внешним разнообразием, теперь развивается не только в драматическом, но и в кукольном театре. В итоге дробность сюжета, отсутствие внутренних связей и смысловая автономия каждого эпизода сегодня стали уже общим местом.

Закономерно, что лучшими на фестивале “Золотая Маска” оказались признаны постановки, сознательно выстроенные по принципу “нитки бус”, то есть ряда миниатюр, соединенных общей темой.

“Птифуры” (театр “Кукольный формат”, Санкт-Петербург, режиссер и художник Анна Викторова) воистину напоминают маленькие театральные пирожные. Пара актеров нежно и бережно выводят на сцену вереницу крохотных марионеток, ведя непринужденный диалог с залом, представляя, комментируя и даже устраивая аукцион. И, варьируя метафору “с неба падали старушки”, разыгрывают цепочку забавных скетчей в стихах. Бабушки и дедушки катаются на коньках, репетируют балетные па и с азартом пускаются во все тяжкие, напоминая нам о том, что молодость души неподвластна возрасту.

“Сны…” Хабаровского театра кукол (режиссеры Константин Кучикин, Ольга Подкорытова) придуманы на основе личных воспоминаний артистов: они преобразились в чудесные новеллы без слов, где маленькие куклы воссоздают забытые мгновения жизни. Момент детского счастья: ребенок в стоге сена под дождем из конфет и фантиков. Момент безграничной любви: смешной котенок тихо замирает на груди хозяина. Момент горькой потери: на столе сервируется завтрак на двоих, потом обед, потом ужин с красной розой, и внезапно лепестки брызгами разлетаются в стороны. Короткие вспышки памяти. Очень простые образы, рождающие эмоциональный отклик у каждого зрителя.

Спектакли подобного формата – своеобразные картины в стиле импрессионизма, когда театр фиксирует впечатления, но не размышления. Любой мазок – отдельное маленькое произведение, и зритель оценивает каждую часть, переходя от фрагмента к фрагменту. Здесь важны не слова, но атмосфера, ритм, ассоциации. Однако если в основу постановки положен законченный сюжет, – а он изначально требует последовательного развития, смысловой внятности и внутреннего сцепления разных частей, – то в ней неизбежно возникает диссонанс.

Сегодня режиссеры редко обращаются к пьесам, предпочитая собственные инсценировки. Именно на этапе появления текста сценической версии, как правило, возникает конфликт между первоисточником и замыслом постановщика. Режиссеры чаще пишут инсценировки пунктирно, поверх сюжета, подчас жертвуя важными смысловыми узлами ради своего образного видения. В итоге в готовом спектакле именно эти пропуски создают ощущение невнятности. Явные внутренние противоречия ощущаются даже в самых талантливых произведениях.

В “Руслане и Людмиле” (театр “Ульгэр”, Улан-Удэ, режиссер Яна Тумина, художник Кира Камалидинова) соединились самые непохожие жанры, системы и техники, живой план и куклы, плоские фигуры и пародийный хор в картонных кокошниках. Этот кипящий многонаселенный мир проносится перед глазами зрителей, сопровождаемый то поэтическими строфами, то церемониальным маршем манекенов, то внезапными паузами, пронизанными гулкими звуками. Рваный ритм спектакля местами прерывается, подминая фабулу, а действие то иллюстрирует фонограмму, то перегружено формальными передвижениями.

Для режиссуры Яны Туминой (в номинанты “Золотой Маски” попали три ее постановки в разных театрах) характерно свободное сочетание разных стилей, стремление к эмоциональному максимуму каждого момента. Эти спектакли выстроены на пересечении приемов цирка и условного театра, этнических обрядов, музыки, песен, света и ритма. Синтез и контраст между образами разной “генетики” иногда рождают “перебор”, но чаще образуют запоминающиеся метафоры.

“Комната Герды” (театр “Особняк” и Театральная Лаборатория Яны Туминой, Санкт-Петербург, режиссер Яна Тумина, художник Кира Камалидинова) – причудливая вариация на темы “Снежной королевы” Г.Х.Андерсена. Мистическое пространство комнаты, где заперта героиня, населено фантомами и призраками мертвецов. “Забудь Кая!” – монотонно звучат одни и те же слова. Стены дышат, обнажая провалы в никуда. Вместо лица зеркало отражает страшную сморщенную маску. Оживают предметы, мебель и фотографии. Вещи двигаются сами по себе и по непонятной логике. Загадочный, холодный, ирреальный мир. Действие выстроено по принципу оркестрового контрапункта, когда разные темы возникают, сплетаются и вновь исчезают. Сцены, где использован сюжет знаменитой сказки, местами размывают ощущение неосознанного ужаса, который должен рождаться по законам лирического хоррора. Этот жанр предполагает вместо понятной истории опору на неясные метафоры, алогичное поведение персонажей, эффекты, ведущие к нагнетению пугающей атмосферы.

Действие в “Комнате Герды” происходит в сознании героини, и мы не узнаем, видения ли это или явь. Границы между жизнью и смертью размыты, и роза, протянутая из пустого рукава пальто, касается руки героини, словно привет из зазеркалья.

“Деревня канатоходцев” (театральная компания “Открытое пространство”, Санкт-Петербург, режиссер Яна Тумина, художник Кира Камалидинова) предлагает иной вариант размышлений на вечные темы. Мрачная восточная легенда воплощена в сухих графических очертаниях: камни и доски обозначают склоны гор, натянутая веревка – мост через ущелье. Чтобы соединиться с женихом, девушка обязана в темноте пройти по канату над пропастью. Издевательски смеется белая куколка-смерть в ожидании падения, но юноша подхватывает любимую, унося ее навстречу будущему. Люди, птицы, природа и существа из космоса – все объединяются в финальном жизнеутверждающем аккорде спектакля.

В зеркале театра всегда воплощается портрет эпохи. Сегодня изменился масштаб. На смену большому пространству, сильным страстям и незаурядным героям пришли миниатюры, эскизы, мгновения бытия обычного человека. Так преломляют мир куклы нашего времени.

Елена ПОКОРСКАЯ

«Экран и сцена»
№ 8 за 2019 год.