Воронежский театр кукол носит название “Шут”, да к тому же имя В.А.Вольховского – куда уж громче? Почти мифологический персонаж, безумец или пророк, аллегория стихийной природы актерского искусства, и один из столпов “Уральской зоны”, движения бунтарей-философов-реформаторов кукольного мира; его тень и покровительствует театру, и обязывает к соответствию высоким критериям. Здешние кукольники свой “шутовской колпак” носят с достоинством, а традиции Вольховского чтут как высшую ценность и художественный кодекс. Гордятся репертуаром некоммерческой, серьезной направленности, адресованным такой же серьезной аудитории – и зритель отвечает взаимностью, заполняя вечерами зал, чтобы увидеть Гоголя, Сервантеса или Шекспира, представленными в куклах (редкость по нынешним российским меркам). Посмотреть есть на что, в частности, на работу художника Елены Луценко в одной из последних премьер, шекспировском “Короле Лире” (режиссер Валентин Козловский).

Узнаваемый сценографический стиль здесь, несомненно, совпал с замыслом режиссера, а может, и продиктовал его. Всем знакомый сюжет трагедии представлен в жанре своеобразного “средневекового милитари”: брутальные фактуры холста и кожи, словно вековой пылью покрытое и молью траченное пурпурное полотнище, неровно свисающее с колосников, мечи, копья, кубки, боевые штандарты… В тон визуальному ряду – музыкальный (композитор Александр Балаян), с трубными, героическими интонациями. Очевидный контрапункт, так свойственный природе кукольного искусства, всей этой патетике составляет облик персонажей.

Их черты – приземленные, нарочито нечеткие, даже комичные. Суровому правителю бриттов Лиру физиономия досталась, как у самого мирного старичка: мясистая, чуть помятая, с подслеповатыми глазками (так и ждешь, что голос у этой куклы окажется глуховатым, шамкающим). А разлапистые ступни, обутые в легионерские сандалии, кажутся особенно нетвердыми и беззащитными по контрасту с красной мантией. Корделия – круг-лолицая, крепко сбитая хохотушка, такой бы крестьянский наряд подошел, а не бледнорозовые шелка. Эдгар, притворившись безумцем и обнажившись, становится похож на анемичного Маугли с телом из грубого холста. Забавное исключение – король Франции, появившийся лишь на пару минут и запоминающийся безусловно: в ярко-красной коже, с кружевами на панталончиках, восседающий ножка на ножку, обворожительно манерничающий. Уязвимость же большинства тех, кому по сюжету суждены страдания, подчеркнута более отчетливым в своей карикатурности обликом “злодеев”, да и одеты интриганы-предатели побогаче. Словом, “матчасть” многофигурного спектакля, в полном соответствии с традициями команды Вольховского, впечатляет почти мистериальным масштабом.

Жаль, что освоить все это великолепие столь же скрупулезно актерский состав оказался не готов, или режиссер не счел обязательным. Кукол (крупных, более половины человеческого роста) здесь намного больше демонстрируют, чем транслируют через них какие-либо драматические смыслы. Впрочем, две кукольные роли, не “первого плана”, воплощены молодыми артистами труппы добросовестно и не без таланта: преданный вояка Кент (Владимир Руднев) и загадочный “летучий” андрогин Шут (Юлия Скворцова). Эти персонажи привлекают взгляд подробной, выразительной пластикой, надолго запоминаясь.

Большая форма спектакля включает и ряд эффектных приемов из числа так или иначе испытанных: гиньольные отрубленные головы, вылетающие из люков помоста, “танцующий” в потоке воздуха розовый лоскут – олицетворение безвременно отлетевшей нежной души Корделии и тому подобное. Но в организованном по клиповому принципу действии игра кукол, живой план, объемный шекспировский текст и постановочные “фишки” зачастую соседствуют весьма спорно, почти не вступая в диалог.

Финал трагедии вполне предсказуемо эффектен: голова одиноко лежащего на опустевшем помосте кукольного Лира как по волшебству поднимается, чтобы бросить прощальный взгляд в зал… И хотя мы знаем, что своим движением кукла обязана невидимым рукам артистов, сострадание к поверженному королю теплится за скептической искушенностью. Значит, для нас еще не все потеряно?