Каурисмяки не вышел на сцену, как надо было бы, показав тем самым недовольство решением жюри. Директор Берлинале Дитер Косслик кротко спустился в партер и вручил приз режиссеру. Увесистую статуэтку медведя тот попытался небрежно засунуть в карман, да не вышло. Пришлось передать ее кому-то из эскорта, буквально притащившего под белы руки заметно пьяненького мэтра в зал Берлинале-Паласта.

Этот перформанс – совсем в духе стилистики Каурисмяки – развеселил публику и огорчил болельщиков режиссера.

Жюри во главе с Полом Верховеном, пожертвовав лучшим фильмом конкурса, вольно или невольно порушило несокрушимый вроде бы образ суперполиткорректного и остросоциального Берлинале и конвертировало его в фестиваль, где вечные темы искусства выше актуальной повестки дня. Побочный эффект: вердикт жюри лишил журналистов сладкой возможности в очередной раз поглумиться над Коссликом за неумеренную страсть к политике и конъюнктуре.

Ожидалось, что 67-й Берлинале будет прессовать проблемой беженцев, но ожидания, как ни странно, не подтвердились. А получи Каурисмяки “золото”, – тема беженцев всплыла бы на поверхность в большинстве журналистских отчетов. Сюжетный узел “По ту сторону надежды” завязан вокруг сирийского беженца из Алеппо, случайно столкнувшегося на помойке, где он облюбовал себе спальное место, с немолодым и не сильно успешным коммивояжером.

Однако приз за режиссуру побуждает не проблематизировать фильм, но писать про тонкости авторского стиля, в котором социальное растворяется в человеческом; на первый план выходят частные отношения не очень благополучных людей, тем и выживающих, что слабый помогает слабому и вместе они становятся силой, способной, как в ”Гавре” того же Каурисмяки, переправить негритенка-нелегала к маме в Лондон. Тут кстати Иосиф Бродский, однажды написавший: ”… человеческий выбор на сегодняшний день лежит не между Добром и Злом, а скорее между Злом и Ужасом. Человеческая задача сегодня сводится к тому, чтобы остаться добрым в царстве Зла, а не стать самому его, Зла, носителем».

И неспроста, на мой взгляд, программа официального конкурса была сверстана так, что “Ужин” Орена Мовермана, очередная адаптация романа Германа Коха, где обострена проблема неискоренимости расизма, оказался вторым фильмом показа и был воспринят как “дежурное блюдо” в духе идеологии Берлинале, пусть и сдобренное участием Ричарда Гира.

Зато первый скрининг – “О душе и теле” – привлек внимание, хотя никто не догадался, что Берлинале в день старта вытащил из рукава золотого призера.

Лет двадцать назад Ильдико Эньеди получила “Золотую камеру” в Канне за дебютный “Мой ХХ век”. И надолго ушла в тень. За эти годы она сняла две короткометражки и разразилась большой полижанровой картиной, предлагающей множество интерпретаций.

Пасторальный зачин с парой оленей в сказочно красивом, как на Рождество наряженном лесу, настраивает на модный ныне дискурс экологической драмы. Последующие сцены на бойне, фиксирующие все этапы унификации рогатого скота едва ли не с садистской неторопливостью, подтверждают настрой на экологическую драму, для которой вполне подошел бы слоган “берегите зверей от людей”. Актуальненько!

Вполне неожиданно дискурс защиты природы преображается в мелодраму, если не сказать – в лав стори с комедийный акцентом. Ее фигурантами выступают блондинка не первой молодости, непричесанная и кое-как одетая, зато инспектор по качеству на скотобойне (Александра Борбели), и инспектор по труду, немолодой и некрасивый, да еще и сухорукий.

История их медленного сближения – главный сюжет любовной истории, где нет эротики, нет преображения некрасавицы в звезду, словом, нет привычных штампов, но есть тонко разработанный процесс обретения душевного родства, рождения плотской и духовной целостности.

Женщины-режиссеры явно лидировали на Берлинале в этом сезоне. Приз Альфреда Бауэра за новаторский киноязык ушел к Агнешке Холланд за экотриллер «След зверя». Отличная актерская работа Агнешки Мандат, исполнительницы главной роли с говорящей фамилией “Душейко”, и провокативная режиссура такого драйва, который властно вовлекает в детективное, кровавое, гуманистическое, то ласковое, то жесткое действо. Замешано так густо, что не сразу решишь, за какую веревочку дернуть. Лишь в конце режиссер намекает, что наша героиня – эксцентричная, скандальная, женственная, временами даже святая, – именно она-то и есть мститель за убиенных животных. Именем сотворенной Богом природы пенсионерка, в прошлом инженер, ныне преподающая сельским детям английский, вершит казнь над мафией охотников, живодеров и покрывающих их полицейских.

“Берегите зверей от людей!” – этот клич слышен и здесь. Венгерский и польский проекты отчетливо перекликаются. В обоих прочитывается феминистский дискурс – не как идеология, скорее как эманация женского начала.

Женские образы в конкурсном показе были явно интереснее и сильнее мужских. Знаменитое присловье “чего хочет женщина, того хочет Бог” вспомнилось, да и как его не вспомнить, если режиссеры все чаще доверяют свои заветные идеи именно Женщине. Не оттого ли, что мир, устроенный по мужскому закону, дисредитировал себя по полной.

Африканская драма “Фелисите” Алена Гомиса, снятая в постдокументальной стилистике, впечатляет съемками в бедняцких районах Киншасы и отличной актерской работой Веро Цанда Бейя в роли певички в местном кабаке. Ее сын попадает в ДТП, на операцию нужны деньги, которых у матери нет. Она собирает их с миру по нитке, не чурается проникнуть в дом к отцу сына и на коленях вымаливать хоть сколько-нибудь. Словом, она спасает сына и снова отправится петь в кабак, когда увидит, наконец, подобие улыбки на его лице.

Фильм из жизни африканской глубинки получил Гран-при жюри. Однако не само-отверженная мать, а трансгендер Марина, героиня “Фантастической женщины”, завладела симпатиями прессы и зрителей. Официальное жюри отметило картину Себастьяна Лелио ”Серебрянным Медведем” за лучший сценарий, а жюри “Тэдди” вручило ему свой главный приз.

Выбор немецкой публики и международной прессы легко прочитывается: поддержка сексуальных меньшинств – обязательная часть современной западной этики, продукт культивируемой политкорректности. К тому же Марину сыграла Даниэла Вега, реальный трансгендер, по роли потерявшая своего немолодого возлюбленного и подвергшаяся грубому остракизму со стороны его семьи.

Подобные сюжеты невозможно себе вообразить у нас даже на стадии питчингов, так что не так уж и неправ был Дитер Косслик, когда сказал на предфестивальной пресс-конференции: мол, российское кино не подходит Берлинале тематически. У нас все еще туча табуированных тем, а запреты обедняют художественную фантазию.

И все-таки русский след можно было отследить в программах Берлинале и – главным образом – на кинорынке. Российские продюсеры и режиссеры активно участвовали в процессе купли-продажи. Как бы плохо у нас ни было в прошлом году с реальным репертуаром, мне как наблюдателю с 28-летним стажем отчетливо видно: российский кинематограф вписался в мировой круговорот кинопроизводства, участвует в международных копродукциях.

В конкурсе “Панорама” соревновались два фильма с российским участием, об одном из них – о “Заложниках” Резо Гигинеишвили – чуть ниже, сейчас же – о фильме, оказавшемся в центре внимания. Спецпоказ документальной картины Аскольда Курова “Процесс: Российское государство против Олега Сенцова” собрал фестивальный истеблишмент, пришел Дитер Косслик, президент Европейской киноакадемии Вим Вендерс приветствовал автора и выступил в поддержку Олега Сенцова. Словом, российское кино присутствовало на Берлинале значимым оппозиционным жестом. Другие проекты, предложенные отборочной комиссии Берлинале, не вписались.

Грузинская драма “Заложники” дискурсивно пересекается с документальной лентой Аскольда Курова. Игровой фильм поставлен на основе реальных событий 1983 года, строго засекреченных, и только благодаря сарафанному радио мы знали об этой трагедии. Знали, что главным фигурантом дела о попытке угона самолета в Турцию, гибели пассажиров и членов команды, пилотировавшей ТУ-134, был Герман Кобахидзе, сын знаменитого режиссера Михаила Кобахидзе, автора стилизованных под немое кино короткометражек. Знали мы и о том, что Герман снимается у Тенгиза Абуладзе в “Покаянии” в роли Торнике, внука диктатора Варлама. Режиссер “Заложников” эти подробности опускает, дабы уместить в рамки фильма главные события сюжета.

По словам режиссера, он семь лет готовился к съемкам, тщательно собирал материал, устные и письменные свидетельства, артефакты, в частности, самолет, который давно списан и не летает. Самолет все-таки нашли, но чтобы транспортировать его на место съемки, пришлось “тушку” распилить.

Словом, я смотрела фильм, все зная по существу сюжета и даже чуть более благодаря публикации в “Искусстве кино” №3, 1996.

Началась перестройка, и вскоре была амнистирована Тинатин Петвиашвили, жена Германа, единственная из подсудимых осужденная на большой срок; трое подельников получили высшую меру. Автор “Искусства кино” Георгий Рамазашвили созвонился с ней и поехал на интервью. Он привез материал такой эмоциональной силы, что и сегодня, перечитывая его, я испытываю потрясение, как в первый раз.

К фильму Гигинеишвили у меня, естественно, сложился высокий запрос. Как мне расскажет об этой трагедии молодой грузинский режиссер, родившийся за год до рокового события, выросший в другом общественном климате?

Он выбрал стилистику реалистичной драмы для начала, чтобы резко “свалиться” в триллер, как самолет внезапно “сваливается” в штопор. Имена героев изменил, подробности купировал. Контуры киносюжета повторяют реальный сюжет.

Мы встречаемся с персонажами фильма в тот момент, когда они уже задумали свой побег. Все рисовалось им довольно просто: после свадьбы молодые летят с друзьями в Батуми на маленьком самолете, а на подлете к Батуми требуют от пилотов пересечь границу с Турцией и просить посадку на американской авиабазе. Но уже на старте случилась осечка: местный самолет заменили авиалайнером, изменился маршрут. Рейс летел в Ленинград с залетом в Батуми. И все пошло наперекосяк.

Судя по тому, как разводит режиссер мизансцены, становится очевидна психологическая неготовность беглецов к бегству и их элементарная неумелость. Они не прошли тренинга, не предвидели сопротивления опытной команды. Короче, то была самоубийственная акция, обреченная уже в момент замысла.

Герои – люди творческих профессий, их семьи – грузинский истеблишмент. Похоже, этим ребятам неплохо живется при советской власти. Курят они “Мальборо” и “Кэмел”, слушают “Битлз” на оригинальном виниле…

Чего им не хватало? – этот риторический вопрос рефреном повторяется из кадра в кадр в финальных фрагментах фильма “Заложники”. Ясно, какой ответ имеется в виду: им не хватало свободы, они хотели жить в свободном мире.

Много общих слов и слишком мало конкретного вынесла я из просмотра. Это набросанный широкими мазками коллективный портрет, но не портреты индивидуальностей.

Вспомнила, что отец расстрелянного Германа, Михаил Кобахидзе (он живет во Франции с 1996 года), думал о своем фильме об этой трагедии. По его рассказам, Герман и его друзья были людьми истинно верующими, не расставались с Писанием, почитали Церковь.

Их драма была скорее экзистенциальной, нежели социальной. Трактовать бывший СССР как “тюрьму народов” под русским штыком – идеологический штамп слишком примитивен, чтобы на этом основании объявить группу неудачливых беглецов, да и всех скопом, все население Грузии “заложниками”. То, что хорошо для плаката, огрубляет произведение, претендующее на художественность.

Фильм не открыл мне ничего, чего бы я не знала. Режиссер всячески дистанцировался от героев, пытаясь быть максимально объективным. Но спустя без малого сорок лет воссоздавать трагедию, не пытаясь понять внутренние побуждения обреченных, не рассмотреть досконально обстоятельства – оно того стоило?

Под финал я приберегла позитивную новость, связанную с российским присутствием на Берлинале. В новую программу Native была приглашена программа якутских фильмов, снятых в республике Саха, вот уже несколько лет имеющей национальное кинопроизводство. Самые продвинутые российские фестивали (но не официальные) уже показали самобытные якутские фильмы. Однако честь открытия нового киноконтента придется отдать Берлинале. В наших Палестинах все еще никак не соберутся оценить рождение якутского кино как значимое культурное явление.

P.S. Обнаружив в “Панораме” фильм “Молодой Карл Маркс” гаитянского режиссера Рауля Пека, не могла пройти мимо. В год столетия Октябрьской революции сам бог велел поинтересоваться, что новенького в марксовой мифологии. Карл Маркс – все-таки предтеча и теоретическое обоснование пролетарской революции, случившейся именно в России, а не в развитой капиталистической стране, как предполагал автор “Капитала». Эта мощная фигура продолжает интересовать кинематографистов. Почему – уже интригует!

Констатирую: иконические изображения бородатых основоположников пока никто не отважился изменить. Такое впечатление, что Карл родился с бородой, а Фридрих отрастил ее, познакомившись с Марксом и став его единомышленником и спонсором.

И все-таки подвижки есть, и серьезные. Режиссер Пек позволил себе снять полноценную сцену любви. Основоположник и его любимая жена Женни самозабвенно отдаются другу. Съемка достаточно откровенная, без ханжества, но, увы, без эротики.

Уж время дорисует, видно, недорисованный портрет…

Берлин-Москва

Елена СТИШОВА