Человек чувствующий

Сцена из спектакля "Dreamworks". Фото Е.ЦВЕТКОВОЙВиктор Рыжаков, главный интерпретатор драматургии Ивана Вырыпаева, выпустил в Московском Художественном театре имени А.П.Чехова свой третий спектакль по пьесе этого автора (в целом число постановок Рыжаковым сочинений Вырыпаева приближается к десятку) – “Dreamworks”/”Мечтасбывается”. С Малой сцены, где идут “Иллюзии” и “Пьяные”, режиссер с драматургом и компанией приверженных обоим актеров в этот раз перебрались на Основную. Премьеру сыграли в рамках открытого фестиваля искусств “Черешневый лес”.

Иван Вырыпаев неизменно остается верен себе, разве что все больше уходит в многословие, велеречивость и эксплуатирует возможности литературных игр с банальностью, а Виктор Рыжаков по-прежнему умудряется расслышать в его творчестве гул и боль сегодняшнего дня, отыскать этому несоответствию чувств и фраз гипертрофированную, задевающую за живое, царапающую подсознание сценическую форму. В “Dreamworks”, как и в “Пьяных”, соратниками режиссера выступают художники Мария и Алексей Трегубовы, отчего ощущение, что две эти постановки складываются в дилогию, только усиливается. Временно вырываясь из состояний измененного сознания, пробиваясь сквозь дурман – в “Пьяных” это алкоголь, в “Dreamworks” же наркотики и буддизм – действующие лица задаются вечными вопросами бытия, сформулированными то по-детски примитивно и в лоб, то по-взрослому казуистически-витиевато.

В отличие от “Пьяных” или “Иллюзий”, где все персонажи обретаются в сюжете на равных, в “Dreamworks” есть очевидный главный герой, существующий обособленно. Дэвид (здесь, как и во всех последних пьесах Ивана Вырыпаева, герои носят усредненно американские или усредненно европейские имена), главный редактор журнала “Наука и общество”, что, впрочем, вместе с указанием профессий остальных, не имеет для спектакля особого значения, после смерти жены Мэрил предстает обессиленным затворником, ведущим с ней вымышленные беседы о жизни и любви. Уходит вверх панель огромного белого щита-занавеса, и публике открывается стерильная светлая комната: на белой стене громадная картина с цветком; белый диван на покатом полу и босоногая блондинка в стильном наряде. Дэвида, примостившегося на краю сцены, исполняет Филипп Янковский, впервые работающий с Виктором Рыжаковым, а Мэрил, элегантно устроившуюся на диване, – Светлана Иванова-Сергеева, многолетний камертон постановок режиссера, причем не только по вырыпаевской драматургии.

Такого героя, каким играет Дэвида Филипп Янковский, тандем Вырыпаев-Рыжаков нам еще не представлял: чуждый иронии и цинизма, психологически смятый, физически изломанный, будто разучившийся нормально дышать, развинченный и шарнирный, существующий на полусогнутых, почти на цыпочках, с постоянно ищущими кистями рук – жесты половинчатые, позы непрожитые, недочувствованные, взгляд расфокусированный. Месяцы одиночества проходят у него под шум дождя и раскаты грома, то ли в реальности за окном – на заднике мельтешит дождливая видеорябь, то ли в галлюцинациях. Голос являющейся ему жены, мелодичный, ровный, бесстрастный, одновременно и наставляет, и вносит смуту в и без того смятенную душу Дэвида. Впрочем, миссия проповедника отдана совсем не Мэрил, она взвалена на иную женщину – приведенную друзьями дюймовочку-швею Элизабет, облаченную в костюм Клеопатры (прочая компания нагрянула к Дэвиду кто в обличье Чарли Чаплина, кто мишки Тедди со съемной головой, кто ковбоя, кто женщины-кошки). Позже выяснится, что Элизабет – не девушка по вызову, как кажется поначалу, а тщательно выбранная женой, за месяц до своей смерти, кандидатура на роль спасительницы мужа, обязавшаяся вернуть его к полноценной жизни. На пять-десять феерически насыщенных минут Элизабет в исполнении Инны Сухорецкой становится едва ли не альтер эго Ивана Вырыпаева – покуда длится ее максималистски напористая проповедь, во время которой фразы с бесконечно варьируемыми смыслами выпаливаются со скоростью пулеметных очередей. Самое часто повторяющееся слово этого монолога – “любовь”, цитировать можно любой фрагмент, фразы нанизываются одна на другую, множат сами себя: “Тот, кто любит, тот и есть любовь. Любить значит быть любовью и распространяться на все вокруг. Любить – это значит перестать быть всем остальным, кроме любви. Любовь это пространство, в которое ты входишь и растворяешься в нем навсегда. Любовь это то, что соединяет тебя со всеми. Любовь не имеет видов и категорий. Любовь одна и у мужчин, и у женщин, и у природы, которая нас окружает, и у всей вселенной. Любовь это и есть вселенная. Открыть в себе любовь это значит открыть в себе вселенную, это значит стать вселенной. Любовь это территория, на которой мы все находимся, все одновременно и все вместе. Любовь это воздух, которым мы все дышим, любовь это вещество, из которого мы все состоим. Открывая любовь в себе, мы открываем и то, что та же самая любовь есть во всех других”. Даже удивительно, что автор все же решается это тканое разновидностями и единством любви полотно завершить.Сцена из спектакля "Dreamworks". Фото Е.ЦВЕТКОВОЙ

Наряду с главным треугольником – Дэвид в окружении потусторонней и земной женщин (порой они даже адресуют ему дословно одни и те же вопросы и реплики) и темой его исцеления ими, в спектакле прочерчен ряд побочных линий, слегка подкрашенных буддизмом, гомосексуализмом и довольно жирно – ревностью и убийством. Венец этого клубка – зонг “Гребаные обстоятельства”, исполняемый в тюрьме тремя женщинами: женой, убившей мужа из ревности, его раскаявшейся любовницей, пришедшей навестить убийцу, и брутальной надзирательницей-полицейским со свисающими с пояса наручниками. Актрисы Ирина Пегова – жена Салли, Паулина Андреева – любовница Бэтти и Лариса Кокоева – женщина-полицейский накалом, темпераментом и страстностью, рэпом, пластикой и танцем (балетмейстер Олег Глушков) поднимают ироничный и вместе с тем трагический зонг почти на брехтовские высоты.

Одинокий цветок с картины в гостиной Мэрил и Дэвида в какой-то момент покидает ее и расцветает на авансцене огромными белыми бумажными лепестками – стебель в человеческий рост. Затем он множится и мутирует, и ближе к финалу белый помост, чьи квадратные фрагменты периодически бесшумно переправляют персонажей куда-то в преисподнюю, напоминает не то тропические джунгли, не то чернобыльские природные ужасы (на похоронах отравленного Фрэнка – Виталия Кищенко среди цветов кислотного окраса мелькают черные зонтики). Цветы непостоянны: они то меняют колор, подсвеченные разноцветными лучами (тревожным фиолетовым, к примеру), то предстают в черно-белых тонах; все варианты при их красоте таят угрозу.

Миссия Элизабет, навязанная ей Мэрил, безусловно, удается: выполнившая свой контракт проповедница готова устраниться с жизненного пути Дэвида, а тот, наконец, может обнять Мэрил, что бы это ни значило – жить дальше не памятью, но с памятью, не прошлым, но с поддержкой прошлого, – до того коснуться жены ему не удавалось.

Рефрен пьесы, напрямую связанный с названием, таков: “Наши мечты – это наша работа, которую мы должны делать хорошо”. Тут к месту вспомнить о том, что “Dreamworks” (“Фабрика грез”) – американская кинокомпания (отсюда, вероятно, и американские имена), выпускающая фильмы, видеоигры и телепрограммы. Возможно, поэтому некоторые сцены, где дискутируют больше двух-трех человек, идут под аккомпанемент закадрового смеха ситкома, но это не относится к эпизодам между Дэвидом и его женщинами-поводырями.

Спектакль Виктора Рыжакова получился о том, что за безвкусностью и банальностью форм современного существования, за примитивностью сериальных реплик и инфантильной неконтролируемостью страстей, за разрастающейся, словно хищные цветы после ядерного взрыва, тотальной отчужденностью, в нашем “непостоянном песочном мире” по-прежнему скрывается человек чувствующий.

Мария ХАЛИЗЕВА
Фото Е.ЦВЕТКОВОЙ
«Экран и сцена»
№ 10 за 2016 год.