Мысли о прекрасном

Николай Акимов. Портрет Павла Маркова Предваряя открытие экспозиции “Николай Акимов. Не только о театре”, генеральный директор Театрального музея имени А.А.Бахрушина и автор идеи выставки Дмитрий Родионов обратил внимание на волшебные изменения пространства Лужнецкого зала: куратор Марина Азизян сумела преобразить его до неузнаваемости, начав с цвета стен.

Первая мысль, которая приходит в голову: мы попали в мастерскую Художника. Не случайно над эскизами декораций и костюмов “пропущена” веревка с прищепками, легкий ветерок колышет фотографии. Какие-то из них позднее помогут созданию портретов, какие-то сняты Акимовым, чтобы запечатлеть важный исторический момент. Например, прекрасный фотопортрет Марлен Дитрих, посетившей Ленинград в 1965 году.

Марина Азизян, выступая на вернисаже, догадки подтвердила: “Почему стены зеленого цвета? – У Николая Павловича была мастерская в Кирпичном переулке, в коммунальной квартире. И вот однажды я пришла к нему позировать, он хотел меня нарисовать, а я очень боялась его, робела, и стала рассматривать стены – они были покрашены вот в такой темно-зеленый цвет”.

Перед куратором стояла сложнейшая задача: отобрать в грандиозном наследии Мастера (и своего Учителя) то, что считала самым важным и принципиальным. Уникальная личность Акимова, его талантливость в самых разных жанрах (не зря художника называли человеком эпохи Возрождения) заставляли отказаться от многого – хотелось посмотреть на его творчество свежим и современным взглядом. Азизян действовала в соответствии с принципами самого Николая Павловича: выставка оставляет ощущение изящной простоты, безукоризненного вкуса. Каждая работа Акимова самоценна, а все вместе они производят ошеломляющее впечатление – удивительного богатства. Марине Азизян удалось органично соединить фотографии из семейного архива и эскизы, рисунки, книжную графику. Театроведы ахнули, обнаружив среди снимков известнейший, хрестоматийный портрет Михаила Чехова в роли Хлестакова, оказывается, это работа Николая Акимова.

Николай Павлович не расставался с фотоаппаратом. Снимал не только портреты. В более поздние времена он любил выступать перед самой разной, в том числе студенческой, аудиторией, рассказывать о своих путешествиях, иллюстрируя рассказы слайдами. В спектакле “Трехминутный разговор” В.Левидовой (1959) слайды ленинградских пейзажей проецировались на сцену и становились декорацией, мгновенно меняя место действия (кому-то этот прием напомнит опыты современных режиссеров). В экспозицию впервые включены эскизы грима, декораций, костюмов для спектакля Бориса Сушкевича “Евграф, искатель приключений” во МХАТе Втором (1926), карандашные рисунки и наброски к неосуществленной постановке оперы “Борис Годунов” ленинградского Театра оперы и балета имени С.М.Кирова (1927), зарисовки сцен к шекспировскому “Гамлету” в Вахтанговском театре (1932).Николай Акимов. Портрет Татьяны Гнедич

Рассматривая замечательные эскизы к постановкам “Тень”, “Двенадцатая ночь”, “Дело”, вспоминаешь настоящий культ Акимова в Ленинграде. У него была своя публика в Театре Комедии (перекочевавшая вместе с ним в Новый театр, впоследствии “имени Ленсовета”, когда Николая Павловича в 1949-м выгнали с Невского как формалиста и космополита, а потом вернувшаяся вместе с ним в 1956-м в любимое здание).

О масштабах творчества Николая Павловича можно судить по десяткам плакатов, рисунков, набросков, проецируемых на экран в ритме нон-стоп.

Второй зал посвящен портретам. На вернисаже выступала одна из моделей Акимова – писатель Татьяна Никитична Толстая. Над ее портретом помещен портрет ее отца – Никиты Алексеевича Толстого (1959): “Это был тот период, когда можно было ездить заграницу. И отцовские путешествия там отражены. Это любопытство, этот взгляд, бинокль и недоступная для нас волшебная средневековая Европа <…> Вот я смотрю на одну из любимых моих фотографий, где Николай Павлович глядит через стек-лышко. Это стеклышко мог подарить ему мой отец. Дело в том, что отец был оптик. Дома у нас лежали коробки с разными линзами. Фотографии отца и Николая Павловича висят напротив. Через это стеклышко они друг на друга смотрят”.

Друг против друга расположились портреты Фаины Раневской и Надежды Кошеверовой. Их связывали добрые отношения и общая работа над фильмом “Золушка” (1947). Акимов многое определил в картине: сказочная страна, костюмы создавались по его эскизам.

Перед каждым из портретов хочется останавливаться и долго вглядываться в лица. Акимов запечатлел цвет ленинградской интеллигенции: Евгений Мравинский, Николай Черкасов, Ольга Берггольц, Михаил Зощенко. Каждый портрет может рассказать историю, нередко трагическую. Мы видим седую интеллигентную даму, чуть напоминающую мисс Марпл. В углу – портретик Байрона. Это Татьяна Гнедич, переводившая “Дон Жуана” на тюремных нарах (английский подлинник она знала наизусть). Акимов поставил в театре поэму Байрона в ее переводе, и этот спектакль с Геннадием Воропаевым в заглавной роли шел долго и с огромным успехом.

Николай Акимов. Портрет Фаины РаневскойВ портретной галерее Акимова немало драматургов. Он был первым, кто создал при театре лабораторию, привлекая людей, порой далеких от театра. Николай Павлович вдохновлял, помогал в создании целого ряда новых комедий. Евгений Львович Шварц, чью “Тень” Акимов называл “Чайкой” Театра Комедии, в “Телефонной книге” набрасывает словесный портрет художника: “…Глаза острые, внимательные, голубые. Всегда пружина заведена, двигатель на полном ходу. Все ясно в нем. Никакого тумана. Отсюда правдивость <…>. Он не теряет чувства брезгливости <…> и, наконец, он чуть ли не единственный имеет в своей области пристрастия, привязанности, обнаруживает чуть ли не гениальное упорство <…> он занят с утра до вечера, он меняет коней – то репетирует, то делает доклады в ВТО, то ведет бешеную борьбу с очередным врагом, то пишет портрет <…>. Ему обязан я тем, что довел до конца работу, без него брошенную бы на полдороге. И не одну”.

Блестящие выступления Акимова перед занавесом на премьере создавали ощущение праздника. Он был прекрасным полемистом. Алла Александровна Михайлова вспоминала, что народ, пришедший на очередную конференцию в ВТО, обыкновенно толпился в курилке. Но когда узнавал, что предстоит доклад Акимова, немедленно тушил окурки и устремлялся в зал.

Название выставки Бахрушинского музея “Не только о театре” напоминает об одной из книг Николая Павловича, которая так и озаглавлена. “Мысли о прекрасном” – одна из глав этой книги, здесь собраны его афоризмы. Марина Азизян, выступая на вернисаже, зачитывала акимовские максимы. Например: “В искусстве планы никогда не совпадают с итогами. Задача точно запланировать будущие достижения искусства, так же невыполнима, как попытка вступающего в жизнь сначала написать мемуары, а потом жить по ним”.

Трудно удержаться от искушения процитировать еще несколько “bon mot” ленинградского Ларошфуко.

“Наказанный за плагиат, за то, что подписался под чужим произведением, настолько исправился, что теперь пишет только анонимные письма”.

“Безвыходным положением мы называем такое положение, ясный и очевидный выход из которого нам просто не нравится”.Николай Акимов. Портрет Марины Азизян

“Последний секрет мастерства: сохранить в секрете, что мастерства уже нет”.

“Уважая классическое наследие, не спеши объявлять себя единственным его наследником”.

У Мастера оказалось немало наследников. Ведь в 1954 году он основал художественно-постановочный факультет в ленинградском Театральном институте имени А.Н.Островского (ныне РГИСИ – Российский государственный институт сценических искусств). “Свободный сам, он ценил самостоятельность других и не стремился подчинить их волю”, – вспоминал Эдуард Кочергин.

Акимов во многих своих ипостасях опережал время. Выставка в Бахрушинском музее (из фондов ГЦТМ, Санкт-Петербургского музея театрального и музыкального искусства, частных собраний), ставшая важным культурным событием весны, напоминает об этом.

Екатерина ДМИТРИЕВСКАЯ
  • Николай Акимов. Портреты Павла Маркова, Татьяны Гнедич, Фаины Раневской, Марины Азизян
«Экран и сцена»
№ 9 за 2016 год.