Казалось, что Майя Плисецкая будет всегда. С ее неистощимой витальной энергией и великим даром всегда оставаться Женщиной и Балериной, способной в любом возрасте выйти на сцену, сделать несколько взмахов руками и погрузить нас в то волшебное пространство, название которому – танец Плисецкой. Нынешней весной, за полгода до ее девяностолетия, Майи Михай-ловны не стало. Это произошло в Германии, где Майя Плисецкая и Родион Щедрин жили в последнее время. Не было прощания, не было траурных речей, поэтому осталось ощущение, что Майя Михайловна не ушла из жизни, а просто перестала быть, быть с нами, быть здесь.
Свой юбилей Плисецкая планировала отметить на сцене Большого театра. Она сама выбрала режиссера празднования в свою честь – Андриса Лиепу и детально продумала программу вечера, в которую вошли вариации из ее классического репертуара и три постановки – “Гибель розы”, “Кармен”, “Болеро” – Ролана Пети, Альберто Алонсо, Мориса Бежара – хореографов, сыгравших в ее биографии судьбоносную роль. Исполнительниц этих балетов Майя Михайловна также назвала сама – Ульяна Лопаткина, Светлана Захарова и Диана Вишнева – звезды мирового балета, три главные балерины сегодняшней российской сцены. Завершать торжество должен был выход самой Плисецкой, который, увы, не состоялся, но гала Ave Maya прошел в день ее рождения – 20 ноября, в определенном Майей Михайловной формате. Надо сказать, точное соответствие пожеланиям, а теперь уже воле, великой балерины стало неоспоримым достоинством вечера. И потому, что снимало все возможные претензии в адрес устроителей, и потому что предложенный сценарий был, как и всё, что делала эта выдающаяся женщина, оптимальным вариантом для такого рода события. Россыпь вариаций в исполнении солисток Большого и его бывшей солистки, ныне петербурженки, Анжелины Воронцовой – пунктирно очертила диапазон творческой палитры Плисецкой. И стремительная Китри, и изыс-канная Раймонда, и утонченная Аврора, и дьяволица Одиллия, и мятежная Лауренсия, и темпераментная Зарема, и властная Мехмене Бану – это все Плисецкая. Она царила над выступавшими балеринами, обостряя память видевших ее на сцене или на экране, с которым у нее были особые взаимоотношения. Пленка редко передает масштаб дарования актера. В случае с Плисецкой всё – исключительно. Ее магия преодолевает законы экранного тяготения, перешагивает через его рамки и транслируется зрителю, даже если речь идет всего лишь о фотографиях. Всем вариациям, исполнявшимся в тот вечер, сопутствовали снимки, запечатлевшие Плисецкую в разных партиях. Казалось бы, что может передать застывшее изображение, да еще и многолетней давности? Но если речь идет о великой балерине – может многое. И дело тут не в левитации ее легендарного прыжка, не в невероятной гибкости рук, не в изгибе лебединой шеи. Удивительно, но даже простой наклон головы, таинственным образом отображает ту исключительность ее танца, название которой – талант или, скорее, гениальность (убедиться в этом можно было и на выставке «“Беззаконная комета” Майи Плисецкой», открывшейся к юбилею балерины в Бахрушинском музее).
В современном репертуаре Плисецкая по-своему распределила свои партии. Ближе всего к ее исполнению Кармен – Ульяна Лопаткина, наделяющая героиню Мериме царственной независимостью сильной женщины, знающей цену себе и своей власти над мужчинами. Но Плисецкая “расписала” эту партию московской приме Светлане Захаровой, исполняющей роль севильской табачницы в совершенно другом ключе. Героиня Захаровой хочет нравиться и умело завоевывает мужчин, используя весь арсенал женского кокетства (отметим, что 3 января в юбилейном концерте памяти Майи Плисецкой на Новой сцене Мариинского театра партию Кармен в хореографии Алонсо танцевала Диана Вишнева).
Ульяна Лопаткина вышла в этот вечер в “Гибели розы” – другом балете, поставленном специально для Плисецкой, также предложив оригинальную трактовку партии. В танце Плисецкой была истовая страсть, она яростно сопротивлялась увяданию, в каждом ее движении пульсировала жажда жизни. Лопаткина же не спорит с судьбой, наполняя балет печальной и величавой покорностью неизбежной гибели.
Если говорить о “Болеро”, которое Майя Михайловна включила в свой репертуар многие годы спустя после премьеры балета, то танцевала она его так, как если бы была первой в мире – и единственной – женщиной. Она излучала энергию, почти буквально заряжая ею кордебалет. Замечательный хореограф, руководитель балета Монте-Карло Жан-Кристоф Майо сказал по поводу ухода из жизни Майи Плисецкой: “Она не только вошла в Историю, она сама писала ее”. Похожее впечатление производило присутствие Плисецкой на сцене. В “Болеро” нарастающее движение рождалось здесь и сейчас. Казалось, что она, словно античная богиня, творит этот танец, подчиняя всех гипнотической силе. Мощь, пожалуй, единственно подходящее определение той необузданной первородной энергии, исходившей от Плисецкой в этом шедевре Мориса Бежара.
Диана Вишнева – первая русская балерина после Майи Михайловны, получившая право исполнять этот балет и солирующая в нем со всей страстностью своей цельной натуры. Но совершенно по-иному, чем это делала Плисецкая, что вполне естественно: слишком уж разные у двух балерин физические данные и темпераменты. Возможно, именно в этом и заключался секрет режиссуры вечера – все его участницы настолько по-своему исполняют партии Плисецкой, что вопрос о каких-либо сравнениях отпадает сам собой.
“Болеро” Дианы Вишневой, окруженной танцовщиками Лозаннского Балета Мориса Бежара, взяло свое и в своей завершающей части наэлектризовало зрительный зал. Настоящий же эмоциональный взрыв произошел в финале, когда на огромном экране исторической сцены Большого театра возникла Плисецкая в этом балете – единственная, неповторимая, победившая время и саму смерть.
По счастью, юбилейный вечер не стал прощанием с балериной. Она осталась навсегда в этом зале, на этой сцене, которую считала лучшей в мире.