История страны через призму семейной или личной истории, трансформация культурного кода – бездонные темы, и режиссер Светлана Землякова неутомимо строит свои мосты над этой бездной. В конце концов, кто-то должен уметь занимательно рассказывать истории. И писать их – так драма Марины Крапивиной “Наташа” стала фаворитом фестиваля “Дисциплина”, инициированного театром “Старый дом” в поисках пьес, написанных “по стандартам популярных западных сериалов” – конвенциональных, сюжетных, с яркими героями-современниками. Читку по ней в свое время делала Юлия Ауг.

Сначала пьеса называлась “Абулия” (отсутствие воли – типичный диагноз для русской интеллигенции). Название “Наташа” шире диагноза, поставленного определенным героям, оно предполагает еще и литературный контекст. А он настолько масштабный, что у создателей спектакля даже родилась идея инсталляции от художницы Екатерины Злой – с книгами, которые пошли на строительство фундаментов и столбов (столпов), фрагменты которых встречают нас в фойе Малой сцены Театра Наций. Строительный материал, он же культурный слой, хлам для одних и питательная среда для других.

Русская душа Наташа сжилась с латинским именем natalis (родная, жизнелюбивая) и прошла через всю русскую литературу. Психотип ее менялся в зависимости от времени и обстоятельств, но остались неизменными ее благородное жизнелюбие и жизнестойкость, обратная сторона которой – сорнячья живучесть. “Наталья, боярская дочь” из повести Карамзина, “Наташа” из баллады Катенина, посвящения в стихах и прозе княгине Наталье Долгорукой (Рылеева, Козлова и Глинки), купеческая дочь Наташа из пушкинского “Жениха”, Наташа из сологубовской повести “Воспитанница”, Наталья Ласунская из тургеневского “Рудина”, “Наташа” Аксакова, Наташа из “Униженных и оскорбленных”, из “Петербургских трущоб” Крестовского, “Натали” Бунина, Наталья из шолоховского “Тихого Дона”… Да что там, Татьяна Ларина в черновом варианте была Наташей – у Пушкина в семье было аж три Натальи. Но наша “Наташа” – героиня новейшего времени, и потому ее прямые предки – чеховская тезка с зеленым поясом на розовом платье и детдомовка из пьесы Ярославы Пулинович. Какое время на дворе – такова и Наташа.

Литературные ассоциации подсказывают, как будет развиваться сюжет. И когда Наташа (с фингалом под глазом, в спортивном костюме, на шпильках и с чемоданом) появляется в семье Кирилловых в доме на Тверской, сразу становится понятно – постепенно она приберет к рукам этот дом и поработит его обитателей, да и зеленое с розовым напялит. Наташа – сорняк, тянущийся к солнцу сквозь перегной. Кирилловы относят себя к интеллигентам, но вполне подходят под определение “лишние люди”: овдовевшая мать семейства (Наталья Павленкова), пропитанного бестолковой любовью и гнилой фальшью, и ее безвольные, бесхарактерные дети, Маша (Илона Гайшун) и Андрей (Станислав Беляев).

Подведомственный НКВД дом на Тверской – собрат дома на набережной: он хранит свои постыдные тайны, а его жители вяло открещиваются от родственников-чекистов, предпочитая более “чистых” – военную и партийную номенклатуру. Не исключено, что дед Андрея Кириллова отдавал приказ о расстреле деда Наташи в 1937 году: сходится время и место. Но это лишь обозначение возможной сюжетной линии, которая никак не развивается. А рядом с ней – литературные аллюзии (героиня “Наташи” тянется к чтению, и цитаты из классиков ненавязчиво вплетаются в повествование): Наташа Ростова и Андрей Болконский, Наташа и Андрей Прозоровы. Пьеса Марины Крапивиной похожа на зародыш романа, семейной саги, но, оставаясь пьесой, она сосредоточена на людях здесь и сейчас – сложных, многомерных, меняющихся, несмотря на все литературные штампы. Каждая сцена, начинаясь вполне реалистически, взмывает воздушным шариком над бытом и завершается полутанцем. На этих эмоциональных и стилистических качелях можно раскачиваться долго, не теряя интереса к банальной и глубоко несчастной семье, в которой Наташа оказалась катализатором процессов распада.

Навсегда отчаялась – и никогда не теряет надежды, люто завидует чужой сладкой жизни – но готова ее спасать, глубоко невежественна – но жадно тянется к знаниям, не любит никого – но отчаянно хочет любить, если не мужчину, то хоть ребенка, который все не хочет родиться, красивая – но дешевой красотой, зоркая – но бестактная, цепляется за жизнь – но помогает смерти, погибает от того, чего больше всего боялась, – такова Наташа в бесстрашном и отточенном воплощении Алены Разживиной. Она – часть той силы, что вечно хочет блага, но вечно совершает зло. Недаром друг Андрея Марк (Александр Девятьяров), художник-анималист-мизантроп, из принципа пишущий только животных, позвал ее в натурщицы, разглядев в ней зверька: зубастого, грациозного, опасного. Марк Александра Девятьярова – еще более гротескный и одновременно абсолютно достоверный герой, художник, который творит арт-объект из себя самого, но бежит от жизни: от любви, от ответственности, от детей, слишком поздно поняв, что однажды он задохнется в своей искусственной матрице – и полезет в петлю. Марк и Наташа – два полюса, два антипода, создающие магнитное поле напряжения, в котором невозможно оставаться неточным. Из точности и художественной честности рождается ценное чувство – со-родства и сочувствия к этим людям, которых – сколько ни пытайся – ни в какую матрицу не запихнешь.

Ольга ФУКС

«Экран и сцена»
№ 23-24 за 2023 год.