На XXIII Международном фестивале документального кино “Флаэртиана” (Пермь, 15–21 сентября 2023-го) вниманию публики и специалистов предстанет второй выпуск программы, посвященной любительским киносъемкам. В прошлом году, когда программа затевалась, ей нашлось название не без налета сюрреализма – “Замочная скважина Времени”. Кажется, некий похожий сюжет был на картине то ли Дали, то ли Магритта, или в их воображаемом соавторстве: тоннель круглого сечения, с заковыристыми краями отверстия, сквозь них струится физически необъяснимая, но видимая фактура Времени, принимая непредсказуемые образы на Входе и Выходе. Что-то в этом роде…

Любительское кино в последние годы воспринимается не как семейно-архивная свалка, а как род искусства. Его можно назвать “наивным”. Но не в смысле – “простодушным”, а скорее – “естественным”. Но можно и не называть. А просто считать, что здесь мы имеем дело с киноопытами, которые делались вне индустрии.

Важно то, что за год программа набрала актуальность. Составляя текст для фестивального каталога, мы вспомнили роман Набокова “Ада”; добрая половина романа посвящена исследованию категории Времени философом-дилетантом (“Ткань Времени – многосложный, сладостный и благословенный труд”). Тут важно именно то, что Ван Вин (тот самый исследователь) – именно дилетант. Набоков подчеркивает это очень нежными и едва заметными текстовыми нюансами, намеренно “клоунизируя” поверхностность рассуждений своего героя. Как иначе поступит интеллигентный человек с высокими материями… И в то же время отдавая должное тому, что пространные, блуждающие на воле мысли Ван Вина свободны для неожиданных комбинаций. Заметим, именно это, пусть странное, сочетание привлекает нас в любительской кинохронике.

Ван Вин писал: “…Время ощущается физиологически…” О, да, бывают моменты, когда Время становится физически ощутимой волной, которая способна бить ключом или уходить в песок, или бить по голове до обморока. И что касается нашей флаэртианской программы – в ней Время, действительно, бьет ключом из “Скважины…” любительских съемок. “…Время, свободное от содержания, контекста и комментария-репортажа,– вот мое время и моя тема…” – с этой мечтой то и дело возникают шарады. Как раз о них – программа.

В ней два полнометражных документальных фильма, полностью построенных на любительских съемках. Но режиссеры, которым достались те редкие кинопленки, используют их, в сущности, новаторскими способами.

Тут вспоминается еще фильм Хичкока “Вертиго” – “Головокружение”. В нем, как все мы помним, реальность расслаивается на призрачные ломти, и персонажи, как косточки, множатся. И чтобы добраться до “первой” реальности героям надо вынырнуть на поверхность психиатрических воронок, куда их затягивает. Аналогичная история происходит в документальных новеллах “Скважины…”

Оба фильма посвящены манипуляциям – их полно в любительских кадрах.

Нежная “клюква”, на вид безобидная ретушь реальности – так хочется запечатлеть в семейном киноальбоме бутафорскую историю семьи. Путаница улыбок и надутых губок – кто на кого злится, кто кого унизил навеки, а целуется “в диафрагму”. Дешифровка семейного благолепия – занятие увлекательное.

“Камера доктора Морриса” и “Частные съемки” – два киноромана, по-разному повествующие об иллюзорной достоверности домашней кинохроники.

“Камера доктора Морриса” – классический, мы бы даже сказали, академический триллер (вспоминаются французские мастера таинственности Брессон и Шаброль), где “подводное течение” скрыто в элегических эпизодах и проступает очень медленно, но совершенно неотвратимо.

“Частные съемки” – наоборот, фильм-расследование: автор дешифрует кадр за кадром любительскую киноновеллу, переводя действие в жанр desktop-документалистики. И с азартом Годара превращает синефильство в политику.

“Камера доктора Морриса” (режиссеры Итамар Алкалай, Мейталь Звиели) вводит нас в охряное и кажущееся инопланетным пространство израильского Эйлата, куда в середине 1950-х прибывают из дождливого британского Бирмингема чудаковатый врач и его жена. В пустыне они создают “британский пузырь” – волшебный оазис. Больше полувека спустя обнаруживаются десятки 8-миллиметровых кинопленок, снятых доктором Моррисом. Его первый кадр: бедуины – фантомы – появляются из солнечного марева, обращаются к миссис Моррис (что сказали, навсегда осталось загадкой) и исчезают в вихре песка.

Новаторы, филантропы, эксцентрики, которые развели в пустыне роскошный сад и приютили в качестве домашней живности пару крокодилов, Моррисы стали уникальными персонажами региона и времени, “квинтэссенцией” местного общества. Навсегда оставшись “истинными британцами” с пятичасовым чаем. И, например, парадоксальным запретом детям изучать иврит. Немного шпионы? Энтузиасты благотворительности? Дипломаты? Врачи без границ? Границ тут в песках нет…

Бесчисленные вечеринки с маскарадами, мини-юбками, битниками и прочими заезжими интеллектуалами. Но Моррисы – родители, пережившие трагедию гибели своего ребенка и давшие шанс вырасти в их семье чужой сироте. Однако по ходу дела представленная на пленке кино-идиллия во многом оказывается миражом, придуманным папой-хроникером. Признания детей, служивших “моделями” перед кинокамерой, обескураживают. О, много удивительного происходит в фильме.

“Частные съемки” (режиссер Янана Нагата) начинаются так, как должен начинаться нормальный детектив – Янана покупает в антикварной лавке некий предмет. Предмет оказывается 16-мм кинопленкой. Отснятой будто бы в начале 1970-х. Что же там за тени на старой эмульсии?

Семья архитектора Генриха Вервоерда проводит каникулы в Южной Африке. Сафари, рикши, женщины банту танцуют для путешественников, пикник в бассейне. Все с виду невинно – каникулы обеспеченных европейцев в другой части света. Но режиссер задумала разоблачение: не имея бюджета для путешествия в Южную Африку и на исследования в архивах, она ныряет в Интернет и ищет историческое “закулисье” беспечных каникул – то, что происходило за рамками этих, именно этих сибаритских кадров. А там, понятное дело, апартеид; а кое-кто из авантажных джентльменов, улыбающихся на экране, вообще оказывается преступником.

Посветим фонариком в Закоулках Истории – там, и правда, темновато. Повествование переходит в полиэкран: режиссер последовательно исследует, в сущности, каждый сантиметр любительских кадров, находя все больше трагических несуразностей.

В некоторых плоскостях эти две истории из “Скважины…” пересекаются с киноидеями, представленными в международном конкурсе – в итальянском фильме “Приключения Джиджи, представителя закона” (Алессандро Комодин), в картинах “Тайные письма” (Вайолет Ду Фэн, Чжао Цин), “Каф” (Джуд Шехаб), “Болельщица” (Пализ Хошдель, Шармин Моджтахед Заде). Персонажи фильмов в силу разных жизненных и исторических обстоятельств зависают в реальности, которая слоится, и они путаются в пелене каждого из слоев: иной раз это чуть ли не саван, иной – маскарадное покрывало.

Пожалуй, ближе всего к магритто-далишным настроениям программы “Скважина… “ фильм “Приключения Джиджи, представителя закона” (режиссер Алессандро Комодин; Франция/Италия/Бельгия). В прошлом году премьера его прошла на фестивале в Локарно, известном своими тайно и явно радикальными кинозатеями. Очаровал там публику, прессу и продолжает очаровывать зрителей по всему миру.

Джиджи – полицейский в итальянской провинции, в крохотном селении на границе между Фриули и Венето (и там, и там производится белое вино цвета местного бледно-золотистого вечернего сияния). Джиджи – так зовут его деревенские; полное имя – Пьер Луиджи Меккия. Он играет в фильме самого себя, и повествование отчасти играет само в себя: сплошные солнечные зайчики в фабуле.

Итак, Джиджи разъезжает на автомобиле по буколическим дорожкам, он жовиален и расслаблен, он почти никогда не снимает солнцезащитные очки классической формы; вся его внешность и стиль поведения – банальный нежный мускулинный строптивец, ленивый и словоохотливый. Идеально незаметны “швы” игрового и документального в этом повествовании. Например, непонятно, как режиссеру удается снять долгий-долгий диалог, который Джиджи ведет со своей коллегой Паолой по полицейскому участку, то откровенно флиртуя с ней, то углубляясь в туманные повороты расследования. Импровизация и постановка – они тоже бликуют на солнце.

И, вот, в этом райском уголке ранним утром молодая женщина бросилась под поезд. Она самоубийца или жертва чужого умысла? И зачем на жизненном пути добряка Джиджи вообще возник этот поезд, эти рельсы, эта анна-карениновщина? Так вот, сюжет фильма именно в “зачем…”. Джиджи без особого желания, но в силу доброго характера, постепенно углубляется в подробности произошедшего, тоже тающие как солнечные лучи, и – тут самое главное! – неуловимо впадает в прострацию. Все его лучезарное существо как-то начинают блекнуть, что ли – от того, что абсолютно не может принять и понять Ужас.

Психика Джиджи сопротивляется, привычное блаженство духа будто вытекает в абсолютно невидимую дырочку. Он борется бессознательно. И удивительным образом борьба приводит к тому, что Джиджи становится пародией на самого себя: то ли обессмысливается сам, то ли обесценивается. Поскольку больше нет той божественной неги в пространстве его жизни – поскольку где-то притаился Ужас. Где? И зачем?

При этом борец-то из Джиджи никакой – скорее, он со смущением начинает думать о том, не является ли сам одним из тех солнечных людей, которые своими благими намерениями могут столкнуть случайных прохожих в Ад. “…Ад полон добрыми намерениями и желаниями”.

И снова вспоминается “Головокружение”. Оно повсюду.

Тот набоковский философ-любитель замечал: “…Я также знаю, что Время – питательная среда для метафор…”

Кураторы программы “Замочная скважина Времени” Марина ДРОЗДОВА, Саша КИСЕЛЕВ

Координатор программы   Алина СТАБРОВСКАЯ

Марина ДРОЗДОВА, Саша КИСЕЛЕВ

«Экран и сцена»
№ 15-16 за 2023 год.