Для большинства россиян, живущих в Петербурге или Москве, Калмыкия – загадочный, экзотичный, почти сказочный край. Кто-то изумится, узнав, что это не заграница. Прилететь на несколько дней в Элисту, один из центров российского буддизма, для жителя столицы это как вырваться из изматывающего “колеса Сансары”, череды повседневных дел и треволнений, и открыть для себя альтернативную Россию. С ее огромными Буддами, хурулами, где ощущаешь такое созерцательное спокойствие, ритуальными барабанчиками и ленточками, привязанными к деревьям. Верблюды пасутся прямо у трассы, на них можно прокатиться, и местные парни, этим зарабатывающие, непременно уверят вас, что вы садитесь на прямого потомка одного из тех верблюдов, на которых калмыкские воины под предводительством Александра I побе-доносно въехали в Париж. В Элисте вас как гостя готовы отвезти к посвященным людям, способным видеть будущее. Здесь буддизм смешался с православием; в архитектуре поженились неумирающая эстетика СССР и исконно азиатские формы; рядом с ресторанчиками, обставленными в европейском духе, существуют места, где, кажется, навек застыли 1990-е.

В таком пейзаже и располагается небольшое здание Русского театра, он же Русский театр драмы и комедии Республики Калмыкия, – в самом центре Элисты, близ эффектной площади Ленина, на скромной улице Горького, ведущей к рынку. Руководители коллектива, директор Виктор Хаптаханов и худрук Елена Хаптаханова, муж и жена, – из актерского цеха. Внимание к актеру во многом определяет политику театра, это проявляется и в ансамблевости спектаклей, и в атмосфере студийности, даже в том, что актеры получают возможность пробовать себя в режиссуре.

В репертуаре Русской драмы есть многонаселенные спектакли по классике, позволяющие увидеть разные поколения труппы: “Женитьба Фигаро” в постановке худрука, “Про Федота-Стрельца” Бориса Манджиева, “Гроза” и “Сон в летнюю ночь” Зураба Нанобашвили. Остановиться хочется на репертуарном раритете – “Утренней фее” по Алехандро Касоне, драматургу у нас известному, но эта пьеса 1944 года – гостья редкая. Автор посвятил ее родной местности: “Моей Астурии, ее земле, ее людям, ее духу”. Эта любовь к своей земле ощущается и у режиссера спектакля Елены Хаптахановой, хотя она не стала переносить действие из Испании в Калмыкию. В постановке ощутима эпичность, та бытийная интонация, что особенно присуща актерам национальных театров республик; но в этом театре и играют актеры разных национальностей. Камертоном спектакля стал Дед Василия Муджикова, создавшего характер мудрого, смелого человека, не боящегося взглянуть в лицо самой смерти. И это не фигуральное выражение: Смерть – одна из героинь пьесы, в образе странницы она приходит в деревенский дом, где разворачивается действие, и вопрос, за кем же она сюда явилась, создает сюжетное напряжение. Перед актрисой Юлией Клейнер, играющей странницу Смерть, стояла трудная задача: создать символический персонаж, который в то же время наделен психологией и меняется от встречи и знакомства с жителями деревни. Любопытство к земной жизни, “оттаивание” Смерти, проснувшаяся жалость к людям – актриса проводит свою героиню через все эти стадии. Наталья Мельникова сыграла колоритную Мать, горюющую по своей утонувшей дочери, но готовую снять траур, когда в доме появляется девушка, заменившая ей дочь.

Наряду с классикой и спектаклями для детей и подростков в репертуаре театра фигурирует современная драма. Пьесу Ярославы Пулинович “Наташина мечта” поставила Марина Кикеева: бывшая актриса элистинского Национального драматического театра имени Б.Басангова, она получила режиссерское образование и сейчас возглавляет московский театр “Курс”. Режиссер разложила монопьесу – монолог детдомовки, неумышленно убившей свою соперницу, – на двух исполнительниц: молодую Ладу Зубкову и актрису поколения 40-летних Наталью Ежкову. В первой половине спектакля лидирует Зубкова, а ее безмолв-ная до поры партнерша воспринимается как умершая мать, о которой вспоминает героиня и чью беспутную судьбу она в какой-то степени повторяет. Во второй части наше внимание принадлежит Ежковой, актриса, одетая в униформу заключенной, подхватывает монолог, и становится понятно, что это изрядно повзрослевшая Наташа, отбывающая срок. Она мысленно прокручивает события, завершившие ее трудную, но свободную юность, она “застряла” на этом пороге своей жизни. Режиссер выгодно воспользовалась особенностями каждой из актрис, смонтировав обаяние и неопытность одной и внутреннюю жесткость, техничность, профессиональную зрелость другой. В таких условиях соперничества быть не может – только взаимное дополнение, – да и в репертуаре им нечего делить; Лада Зубкова играет преимущественно роли инженю (хотя в “Алисе в Стране чудес” у нее прекрасно получилась резкая, гротескная Красная королева), а Наталья Ежкова заявила себя как мощная характерная актриса: Марселина в “Женитьбе Фигаро”, Феклуша в “Грозе”, Ипполита и Титания в шекспировской комедии – каждая роль мастерски отточена.

Студийность атмосферы небольшого театра, заставляющая воспринимать всех артистов как единое целое, не заслоняет очевидного родства некоторых исполнителей. Так, Наталья Ежкова, Юлия Клейнер и Леонид Сангаджиев учились в Петербургской театральной академии у Яны Туминой – их отличает особая азартная жилка, неугомонность, склонность к эксперименту. Ежкова пробует себя в режиссуре: поставила советскую пьесу на двоих “Эй ты, – здравствуй!” Геннадия Мамлина. Играет в ней молодежь: Лада Зубкова и jeune premier труппы Антон Савенко, он же Фигаро и Борис Григорьевич. Леонид Сангаджиев выпустил “По зеленым холмам океана” по Сергею Козлову, там Савенко очень эффектно сыграл Волка – старого бывалого моряка, сохранившего в душе романтику.

К слову, мое первое знакомство с этим коллективом состоялось совсем в ином культурном контексте: осенью я увидел “Грозу” на фестивале в Махачкале. Зал Аварского театра заполняла в основном мусульманская аудитория, было много женщин в хиджабах. Что лукавить, для столичных зрителей трагедия Островского со всеми ее домостроевскими порядками и темой возмездия за блуд устарела, режиссеры ловчат, чтобы в зале возникла живая связь с пьесой 1859 года. Но для исламской публики с ее неразмытым отношением к греху и опорой на традиционные семейные ценности пьеса оказалась животрепещущей и “как она есть”, без концептуальных наворотов. Большинство зрителей Махачкалы явно не знали пьесу, удивлялись ее сюжетным поворотам, напряженно следили за “эротическими” сценами, много снимали на телефон. Дагестанские юноши ахнули, когда колоритная актриса Валерия Райхман – Варвара, пышущая чувственной энергией, лихо прижала любовника к земле. Сочувственный отклик нашли в зале сентенции Кабанихи – Елены Хаптахановой. Право же, я словно оказался в XIX веке, когда “Гроза” Островского еще воспринималась как нечто на грани дозволенного, и если вдруг станет известно, что в театр намерена прибыть вдовствующая императрица, то “аморальную” сцену в овраге срочно купируют. Этот сдвиг восприятия очень впечатлил, и мне стало интересно, как же воспринимается эта “Гроза” на родной земле, в русско-калмыцкой буддийско-православной среде. Разумеется, совсем не так – спокойно, привычно. Как спектакль в традиционной эстетике.

Зато меня ждал другой сдвиг восприятия. На несколько дней вырвавшись в Элисту из Петербурга, я приобщился к театру, который еще надо поискать в культурной столице: к театру, где энтузиазм перевешивает прагматизм. К театру, который устроен как большая дружная семья, что, наверное, не исключает внутренних противоречий и треволнений, но какая жизнь без них. К театру, где умеют сочинять и представлять капустники, петь, читать стихи и веселиться. К театру с человеческим лицом.

Евгений АВРАМЕНКО

«Экран и сцена»
№ 15-16 за 2023 год.