На “Амадея” в постановке Анатолия Шульева возлагались большие надежды. Первая премьера сезона на большой сцене Театра имени Евг. Вахтангова, спустя почти год после абсолютного и триумфального совершенства премьеры предыдущей, после основательных и, возможно, роковых перемен в жизни театра, после череды удачных и не очень постановок на других вахтанговских сценах. В этих обстоятельствах спектакль по вполне бенефисному сюжету о гении и злодействе, о гении и не гении, изначально приобретал некую знаковость. Выйди он до всего случившегося, воспринимался бы проще – как спектакль для той части публики Вахтанговского театра, которая вот уже почти 20 лет чуть ли не мгновенно раскупает билеты на “Мадмуазель Нитуш”, обожает “Соломенную шляпку”, охотно посещает “Дурочку”. Последняя, кстати, того же постановщика, что и “Амадей”.

Режиссер Анатолий Шульев – и это еще один факт, добавляющий знаковости, – ученик Римаса Туминаса. И, надо сказать, в “Амадее” он активно цитирует своего учителя. Сами собой падающие с высоченных полок книги, Моцарт, которого бережно и нежно передают друг другу люди в толпе, как когда-то Василия Ланового в “Пристани”, Виктор Добронравов, застывший статуей композитора в финале, как Нина в “Маскараде” и др. Но все эти заимствования не добавляют спектаклю ни туминасовской глубины, ни его же особенной, фирменной красоты. Разве что глубокую ностальгию. Постановочным приемам Шульева всегда была свойственна некоторая поверхностность, так что “Амадей” в этом смысле не неожиданность. Однако на этот раз куда-то исчезла и присущая Шульеву интеллигентность: буффонные шутки берут верх и над гением, и над злодейством.

Правда, режиссер дает возможность зрителю увидеть другого Виктора Добронравова, отнюдь не того сдержанно-трагического, каким он предстает в “Царе Эдипе” и “Войне и мире”. В “Амадее” он весь из движений, его гиперактивный и гиперболтливый Моцарт словно все время танцует под свою, внутри звучащую, музыку, а его беспокойные пальцы постоянно ее проигрывают. Виктор Добронравов необыкновенно хореографичен, его выход, даже если это просто выглядывание из дверей, непременно оборачивается каким-то остроумно-изящным па или пируэтом. А уж если у него в руках дирижерская палочка, то – “танцуют все”. Кстати, так и есть. Музыкальные сцены переведены режиссером в танцевальные. Поэтому под “Свадьбу Фигаро” пляшут до изнеможения почти все действующие лица “Амадея” (хореограф Игорь Пиворович).

Но если в первом действии Виктор Добронравов бенефисно-восхитителен и в некотором роде являет собой те самые праздники и фейерверки, о которых постоянно твердит настороженно-восторженный фактурный император в исполнении Федора Воронцова, то во втором, где пьеса все отчетливее скатывается к схематичной коммерческой мелодраме, и где постановщик никак этому не противостоит, восхищение отступает. Даже несмотря на то, что Добронравов в одной из сцен без промаха, как сумеет не всякий ас бильярдист, сбивает кием одну за другой пустые бутылки.

Алексей Гуськов, играющий роль Сальери, живописен и отважен. Ему идут тогообразные шали, широкие рукава белого артистического блузона и длинные волосы. Он добирается по приставной лестнице до самых высоких книж-ных полок и балансирует там так, что дух захватывает. Ему отменно удаются поклоны с саркастически-подобострастным подтекстом, финальное благословение всех посредственностей и, опять же, танцы. Он с явным удовольствием представляет и дряхлость, и занудство своего Сальери.

Но режиссера, очевидно, более занимал не он и не его персонаж. И не прекрасная актриса Екатерина Крамзина (что совсем недавно еще раз подтвердил спектакль Павла Сафонова “Самоубийца”, вышедший на Симоновской сцене), которая вопреки всему пытается сыграть Констанцию Моцарт неоднозначно, со вторым планом.

Гофмейстер фон Штрек – вот на ком сосредоточились весь запал, энергия и фантазия постановщика. Штреку написан специальный текст. Его вполне мирная придворная долж-ность интерпретирована как военная, он почти что главнокомандующий. Его роль разработана от и до: от придворного, почитающего все немецкое, до буйного фанатика. Валерий Ушаков с явным упоением разыгрывает довольно плоскую балаганную буффонаду с яростными выкриками, взрывом, отрыванием руки, ее пролетом через сцену и доставанием другой.

Алексей Гуськов пытается играть трагедию, Виктор Добронравов – мелодраму, но буффонада перекрывает собой все. А режиссер в этом раскладе сохраняет нейтралитет.

Впрочем, публике это скорее нравится – на определенный вкус “Амадей” вполне себе “праздник и фейерверк”. И в этом смысле спектакль возложенные на него надежды оправдал. Для тех же, кто не тяготеет к таким феериям, в афише театра есть другие названия.

Майя ОДИНА

«Экран и сцена»
№ 7-8 за 2023 год.