Программа “Свободная мысль”. “206: раскопки”. Режиссер Хо Чхоль Нён. Южная Корея/Таиланд

“Человеческие останки сначала пугают. Но, в сущности, что такое мертвое тело? Не что иное, как юридический факт, который надо установить. И все эти черепа и кости не просто лежат в земле. Они ждут, когда мы их найдем”, – считает один из героев документального фильма “206: раскопки” (режиссер Хо Чхоль Нён, Южная Корея/Таиланд, 2021).

Все люди, участвующие в этой картине, показанной на ММКФ-2022 во внеконкурсной программе “Свободная мысль”, сначала испытывали те же чувства: страх, отторжение, отвращение… А потом привыкли. “Ко всему-то подлец-человек привыкает”, – сказал Достоевский устами Раскольникова.

И действительно, когда профессор-антрополог Пак Сончу изучает череп какого-то парня и бормочет под нос: “Экий кариес в восемнадцать лет! Бывает же такое. Курил, небось. Что же ты за здоровьем-то не следил?!”, то в зале, где зрители уже прониклись трагедиями неведомых ни им, ни героям фильма южных корейцев, невольно – как защитная реакция – раздается горький смех. А оно ему понадобилось, здоровье? Вот уж действительно – черный юмор. Чернее некуда. Семьдесят лет назад этого парня вместе с группой каких-то крестьян или горожан увезли в лес и расстреляли. “Бедный Йорик”, что называется, отдыхает…

В нашей стране уже более полувека группы поисковиков разыскивают останки красноармейцев Великой Отечественной. А в Южной Корее такое движение возникло лишь недавно. Ведь массовые казни людей, заподозренных в годы войны на Корейском полуострове в сочувствии коммунистам, долгое время были запретной темой. При Ли Сын Мане, первом президенте Южной Кореи (с 1948 по 1960 год), любое упоминание о том, что корейцев расстреливали не только американские солдаты, но и свои же, приравнивалось к преступлению.

Влажный тропический климат, в котором останки быстро разлагаются, и постепенный уход из жизни всех свидетелей, которые могли бы помочь в розыске захоронения, усложняют ситуацию. В человеке 206 костей, а через семьдесят лет уцелеть могут только черепа да позвонки, да тазовые кости и бедренные, и еще берцовые, даже ребра – и то реже.

Однако бунинская строчка “Молчат гробницы, мумии и кости…” нуждается в корректировке. Кости – благодаря анализу ДНК – уже не молчат. Даже в 90-е годы прошлого века, когда трупы убитых албанцами сербов выдавались за трупы убитых сербами албанцев, научные методы были еще несовершенными и не могли помешать рекоммеморации, то есть замалчиванию группой людей своих преступлений. А сейчас – другое дело!

В Южной Корее началось общественное движение по розыску военных захоронений. Учредили даже государственную “Комиссию правды и согласия”, начали поиски специалистов. Но в 2005 году консервативная партия Южной Кореи заявила, что раскопки военных захоронений – это политический вопрос. “Комиссия правды и согласия” была распущена.

Однако к тому времени уже сложился актив энтузиастов, готовых самостоятельно заняться поисковой работой. Много молодых: ребят, помимо прочего, объединяет атмосфера сообщества. Ведь корейцы – коллективистский народ, семейные и дружеские связи с детства культивируются как огромная ценность. Потому-то многие жертвы массовых расстрелов, сами не будучи ни коммунистами, ни сочувствующими, укрывали своих родственников в подвалах и сараях: родня ведь! За что и были казнены. Для корейца отказать родичу – грех, а вменить людям в вину семейную взаимопомощь – просто насилие над народной этикой.

Еще в фильме сообщается, что в корейской культуре поминкам придают особое значение: считается, что душа, разлучившись с телом, на сорок девятый день окончательно с ним прощается и улетает в высший мир. Поэтому важно, чтобы у человека была могила, а то ведь как душе найти свою покинутую оболочку?! Если душа не попрощается с телом, то ее не пустят в высший мир, и превратится она в злого духа – вот как! Поэтому для родственников погибших важен не только установленный факт смерти, но и молитвенно-поминальный обряд.

Нетрудно догадаться, что среди поисковиков есть люди, которых, так или иначе, коснулись те трагические события. Для режиссера Хо Чхоль Нёна поиск останков погибших – еще и семейный долг. Простая сельская женщина по имени Ким Мальхэ воспитывала его, как родного внука, не имея своих. Мужа ее забрали в 1951 году и увели на расстрел. Десять лет спустя некоторые захоронения все же были потихоньку раскопаны, но трупы уже полностью разложились. Из приглашенных на опознание никто, в том числе и Ким Мальхэ, не смог узнать своих…

Съемки фильма “206: раскопки” стали для режиссера своего рода попыткой сделать то, что так хотела, но не смогла сделать ушедшая из жизни его неродная, но любимая бабушка.

Работа над картиной длились три года. Съемки проходили на трех объектах, один из которых при ближайшем рассмотрении оказался просто свалкой. Работа по раскопкам длится как раз примерно год. Сначала разыскивается предполагаемое захоронение, затем оформляется разрешение на раскопки. Затем удаляются деревья и кустарники. Начинается кропотливая, рутинная работа по извлечению останков и их сортировка по типам костей. Далее – ДНК-идентификация. Каждый “собранный скелет” собирают в отдельный бокс и регистрируют: ведь трупы расстрелянных часто сваливали в кучу, поэтому все их кости перемешались.

Каждая поисковая экспедиция завершается общей поминальной церемонией и раздачей идентифицированных останков их родственникам для захоронения по обычаю. И это всегда праздник для поисковиков. Праздник со слезами на глазах. Очень понятный в российской аудитории.

Режиссер Хо Чхоль Нён старательно избегает лишнего трагического нажима: ведь и без того сама тема для его страны – неизжитое горе. Один из поисковиков, сын расстрелянного коммуниста, говорит прямо: «Я не из тех, кто уже выплакал все слезы. Я плачу всю жизнь, даже когда просто слышу слово “отец”. Ведь после его гибели ни дед мой, ни другие его сыновья ни разу не обсуждали в семье эту историю. Как будто вообще ничего не было!» – и тут же начинает вытирать слезы.

Кстати, в финальном эпизоде поминальной церемонии члены семей людей, чьи останки удалось идентифицировать, не называют ни себя, ни имен казненных родственников, вообще ничего не говорят на камеру.

Конечно, в Южной Корее вряд ли кто хочет, чтобы у них тоже воссияли идеи чучхэ: коммунисты начала 1950-х совсем не за это боролись. Да, небось, и не такой была бы сейчас единая Корея, если бы Ли Сын Ман не продал ее юг американцам – посмотрите, как Китай под боком поднялся! Но не в том беда, что за давностью времен не докажешь, был ли убитый в чем-то замешан или вообще ни при чем. За семьдесят лет, пока одни скрывали, что у них кого-то казнили, а другие – что они стреляли в своих, семьи палачей и жертв постепенно породнились. Нам ли в России не знать, как это бывает? Ведь все люди одной национальности генетически связаны. Все россияне, например, по научным данным – четырнадцатиюродные братья и сестры. А корейцы – и того ближе. Родичи родичей, кость от костей.

Выразителен эпизод, в котором одна из женщин рассказывает, как ей приснился незнакомый мужчина и сказал: “Ты беременна”. Она сразу поняла, что сегодня что-то найдет, и действительно откопала останки двухлетнего ребенка и его матери. Многие режиссеры в этом месте повторили бы взятые из начала фильма редкие сохранившиеся фотосвидетельства того времени: вот гонят толпу людей, вот они сбились в кучу и стоят на коленях, рядом с какой-то женщиной топчется ее малыш. А вот уже трупы – в траншее… Но Хо Чхоль Нён воздержался от такого “лобового” стыка.

Прежде всего архивные кадры могли быть сняты совсем в другом месте, даже вообще в разных местах, и жди потом разбирательства, вплоть до юридического! Кроме того, рассказчица, была ли она когда-то и впрямь беременна или еще только будет, не могла не ощутить в тот момент кровно-родственную связь вообще всех корейцев, и убитых, и еще не рожденных, как общее горе и общую вину. И это гораздо важнее.

В фильме передана будничная рабочая атмосфера, которая потихоньку “затягивает” поисковиков: ведь люди мало-помалу совершенствуют свои навыки. “Я сначала боялась всех этих черепов, а потом просто изменила свое отношение к ним. Ведь это часть человека! Душа его ходит где-то здесь и радуется, что тело наконец-то нашли. Посмотрите – череп женщины, и она мне улыбается!” – и с этими словами очаровательная студентка вытаскивает какой-то длинный корень, проросший сквозь череп, челюсти которого размыкаются, как будто в широкой, с облегчением, улыбке.

И, когда опытный Пак Сончу говорит молодой коллеге: “Вот здесь останки трех человек. Придумай им фамилию и каждому свое имя, зарегистрируй всех по фамилии и имени – они же семья, как-никак” – опять нельзя сдержать улыбку. Воистину, всюду жизнь! А уж поминальный банкет вообще выглядит, как свадьба: по корейской традиции цвет траура – белый.

По окончании работы устраивается выставка, чтобы визуализировать трагедию прошлого. На выставке представлены уцелевшие предметы – тапки, пряжки от ремня, металлические шпильки для традиционной женской прически. На некоторых шпильках намотаны длинные полуистлевшие волосы. Кто-то из расстрелянных успел нацарапать свое имя на зажигалке. Достойно удивления: как ему удалось это сделать? Ведь перед казнью солдаты отбирали у людей буквально все их личные вещи, только что догола не раздевали…

Точку в печальной выставке ставит экспозиция пуговиц: среди них выделяются маленькие, яркого цвета – синие, красные, желтые. Это от детской одежды. Взрослым такие пуговки не пришивают.

Кстати, вспомнилось к случаю: в начале нулевых годов в Службу документальных фильмов телеканала, который сейчас называется “Россия-1”, была подана заявка на документальный телефильм под названием “Москвичи и кости столицы” – о захоронениях жертв массовых репрессий, которые уже фактически находятся в черте Москвы, чуть ли не под фундаментами зданий советского периода. Заявку отклонили. Причину, естественно, даже не объяснили. Руководство ВГТРК и сейчас не готово к разговору о том, что некоторые большевики, чей прах вывозили на Бутовский полигон, сами были причастны к политическим казням начала и середины 1930-х.

А чему удивляться? Нашим телевидением уже четверть века руководят, по сути, примерно те же люди, чьи историко-политические взгляды были сформированы журналом “Огонек” времен перестройки и гласности и с тех пор не очень-то изменились. Времени на чтение мало: работа напряженная, времени на чтение не остается, а доходы большие, и мы, телезрители, уж очень им всем… четырнадцатиюродные. Да и не хочется ворошить тяжелое прошлое, и без того труден в обществе баланс “правды и согласия”.

Фильм “206: раскопки” получил главный приз кинофестиваля в Пусане как лучший корейский документальный фильм 2021 года, причем, как утверждают, голосовали за него с большим отрывом от других картин. Но что особенно заставляет задуматься – финальный эпизод картины, где поисковики вновь отправляют в хранилище те останки, за которыми пока никто не приехал. У нас это называют “невостребованным прахом”.

Как сообщает финальный титр, раскопки сейчас ведутся только в 20 из 168 известных (или с большой вероятностью предполагаемых) мест массовых захоронений Корейской войны. Время идет, а родственники убитых, может быть, давно уже уехали за границу, где забыли и думать обо всех ужасах. Как это, к сожалению, свойственно человеку!

Юлия ХОМЯКОВА

«Экран и сцена»
№ 18 за 2022 год.