Дайджест с моралью

Всегда интригует повод, заставляющий режиссера браться за классическую историю. Тем более, такого известного режиссера, как Жоэль Помра, начинающего вторжение в сказку с работы над текстом. “Я изменил оригинальный текст Карло Коллоди. Это моя писательская версия”, – говорит он. “Пиноккио” – вторая работа Помра в театре “Практика” (копродукция с “Компани Бруйяр”, Французским культурным центром в Москве, Центром имени Вс.Мейерхольда, фестивалем “Большая перемена”, Французским институтом в Санкт-Петербурге).
Сказка Коллоди замешана, с одной стороны, на плутовском романе, а с другой – на христианской этике. В ней есть и библейская образность, и итальянская сентиментальность, и мистицизм, и отголоски комедии масок. Наивная назидательность уравновешена фантасмагорическими приключениями и площадным юмором. Это многослойная сказка и очень европейская. В отличие от нашего Буратино с его детским очарованием и чертами классового героя, Пиноккио – неотесанный бродяга и плут. Но ключевой момент сказки Коллоди – его перерождение из деревянной куклы в настоящего мальчика. Он проходит путь от отчаяния через раскаяние к воскресению.
Что же привлекло Помра? Ему интересен социальный срез, он акцентирует горизонталь неблагополучных семейных отношений, очень прозаических и узнаваемых. Виртуозно используя лишь свет и цвет (сценография и свет Эрик Суае), он ужесточает окружающую персонажей среду.
Тревожные потемки царят на сцене; темно, тоскливо и опасно в большом мире, куда Пиноккио сбегает из своей нищей комнаты, от опустившегося и беспомощного отца (Олег Комаров). Алиса Гребенщикова играет жестокого и тщеславного мальчишку, прагматичного, но донельзя простодушного. В его суетливой пластике, резких движениях рук чувствуется марионеточность. Неподвижность выбеленного лица, обтягивающая голову шапочка создают странный облик этого недоброго существа, полумладенца, полубродяжки со звонким голоском. В сцене вранья Пиноккио появится в белой полумаске: на наших глазах его нос будет расти и удлиняться.
Режиссер смело перемешивает злободневное и ирреальное. Спектакль населен манекенами и молчаливыми персонажами в звериных масках. Помра рассказывает, что в детстве сказка Коллоди произвела на него глубокое впечатление, которое он так до конца и не может себе объяснить. Застывшие фигуры с волчьими, ослиными и петушьими головами выхватываются лучом, словно порожденные этим черным пространством, статичным, но отнюдь не безжизненным. Не это ли отголоски первого соприкосновения со сказкой? Хороша сценка в школе, в которой аморальный одноклассник Пиноккио измывается над учителем (Дмитрий Готсдинер, он же Рассказчик). Этот класс, где за партами сидят вперемешку дети и манекены, неожиданно отсылает к “Мертвому классу” Тадеуша Кантора.
И все же изысканная игра света и пространства плохо вяжется с будничностью и упрощенными до схематизма социальными типами. И если говорить о серьезности, которой нам часто так не хватает в детских спектаклях, то она предстает тут в унылом обличье. Фея (Светлана Камынина) выговаривает Пиноккио за его проступки, словно занудная учительница с хиловатым для злого подростка авторитетом. Сколько ни подымай ее на ходули, сколько ни приставляй к ней сказочные атрибуты – белое платье и облако туманного света, поверить в ее чары невозможно.
Рассказчик, ведущий спектакль как телешоу, куда-то торопится, явно преследуя свою цель. Едва успев начаться, очередной эпизод заканчивается. Ждешь, что хотя бы Страна бездельников и вечных каникул развернется в самостоятельную яркую картину, но и этот эпизод не прерывает хода сжатого рассказа. Он подан намеком: шум детских голосов и дискотеки проносится за волшебным, волнующимся занавесом. Однако не упущено поучительное превращение мальчиков в ослов и их жестокая кончина. Юмору Коллоди здесь места не находится, а забавлять детей может лишь остроумная режиссерская отсебятина: так, грандиозную, всепоглощающую утробу кита Пиноккио и его отец используют как супермаркет. Тут, вероятно, можно было бы сыграть такую яркую сценку! Но нет, нас держат в рамках сугубо повествовательного жанра.
Ради чего же “Пиноккио” превращен в дайджест? Нам объясняют: поймите, обманывать очень и очень плохо. Помра дает беспафосную, задушевную интонацию: ребята, давайте жить дружно, иначе можно здорово влипнуть, может вырасти неподходящий нос, а это больно, в конце концов. Выходит довольно-таки декларативно. Чем объяснить желание Пиноккио перемениться, если вертикаль коллодиевой сказки вынесена за скобки? Если загадочная, капризная, но втайне покровительствующая герою Фея, его ангел-хранитель, в этом спектакле – сама заурядность.
На уровне художественного приема спектакль иллюстративен. То ли дело “Торговцы”, которых Помра привозил несколько лет назад на московский фестиваль NET! Это спектакль о безработице, сделанный на документальном материале и на первый взгляд остросоциальный. Но там был “зазор” между тем, что наивно и взволнованно говорила рассказчица, и тем, что происходило на сцене. Колоссальный драматический эффект, невыразимая горечь достигались тем, что повествование полностью расходилось с действием. Потеря места на фабрике, самоощущение безработной женщины рядом с работающими – все это разрасталось до экзистенциальной проблемы. В “Пиноккио” между Рассказчиком и действием зазора не получается, выходит тождество.

Мария ЗЕРЧАНИНОВА
«Экран и сцена» № 19 за 2010 год.