Оператор Лука Бигацци и его визуализация кинематографического мира Паоло Соррентино.
“Чтобы показать правду, ты должен создать свой собственный мир. В нем твоя правда и будет жить. Это главное, чему научил меня кинематограф”.
“Правила жизни Паоло Соррентино”, журнал Esquire
Разговор о художественном подходе итальянского кинооператора Луки Бигацци невозможен без обращения к режиссерскому стилю Паоло Соррентино, в творческом тандеме с которым снято более десяти работ. Фирменный почерк оператора сложно узнать в “Криминальном романе” (2005) Микеле Плачидо, фильме, где преобладают тусклые землистые оттенки и статичные крупные планы.
Киновселенная Соррентино особенна и драматургически, и визуально: режиссера сложно причислить к мастерам так называемого “медленного кино”, однако понятие медленности применимо к его манере рассказывать истории. А в историях действие и сюжетные перипетии отходят на второй план, рождая не кино-повествование, а, скорее, кино-впечатление, собранное в единый коллаж из воспоминаний, ассоциаций, фантазий и ощущений.
Начинать историю “с места в карьер” не в правилах Соррентино, вместо этого он неторопливо, усердно и вместе с тем играючи плетет завораживающий узор жизнеописания своих героев, чтобы ближе к середине или даже концу оглушить загипнотизированного зрителя внезапным сюжетным событием. И главным помощником здесь выступает его оператор, плавный и внезапный одновременно,
Лука Бигацци воплощает в жизнь теплый, шумный и вместе с тем меланхоличный выдуманный мир, диктующий свои законы экранному и внутриэкранному времени. Они прослеживаются с первой совместной работы с Соррентино, “Последствия любви”, и находят свое продолжение в том числе в относительно недавних фильмах режиссера – “Великой красоте” и “Молодости”.
Несмотря на богатство красоты и разнообразия итальянских или же швейцарских пейзажей, основное внимание всегда приковано к человеку. Герой практически каждого фильма Паоло Соррентино – зрелый мужчина, рефлексирующий в красивых локациях на тему прожитых лет. Бигацци никогда не знакомит с ним зрителя сразу, он неспешно подводит к человеку в кадре камеру, захватив часть пространства. Он не обособляется от внешней среды, а становится ее частью, и окружающие его предметы, например, сигарета и пепельница, дополняют образ и портрет.
Героя Тони Сервилло, постоянного актера Соррентино, в “Великой красоте” зритель впервые видит на вечеринке в честь его дня рождения. Актер, стоящий спиной, на фоне ритмично двигающейся толпы, медленно разворачивается лицом в кадр, словно Джей Гэтсби, и его затемненный профиль меняется на ярко подсвеченный анфас. А камера, до этого момента бесконечно двигавшаяся, но не сумбурно, а в едином ритме с песней “Far l’amore”, звучащей на вечеринке, наконец, ненадолго замирает, чтобы вновь продолжить движение, показав героя с настолько разных точек и ракурсов. И в какой-то момент изображение становится перевернутым на 180 градусов – такой же прием, усиленный звучащей на фоне реверсированной песней, использовался в “Последствиях любви” для того, чтобы передать героиновое опьянение.
Окончательно становится понятно, что именно Джеп Гамбарделла – главный герой “Великой красоты”, в тот момент, когда он композиционно выделяется из коридора танцующих, выведенный в центр перспективы. Бигацци постепенно приближается от общего плана к крупному, подкрепленному взглядом Сервилло прямо в камеру и его внутренним монологом.
Объемность пространства рождается за счет разнообразия ракурсов, с которых оператор показывает одного героя. Сверху, снизу, под различными углами – он везде и всюду, при этом ненавязчив и деликатен. Такое внимание проявляется даже к эпизодическим персонажам, например, к девушке, занявшей место за столиком, где привык сидеть главный герой “Последствий любви”. Объектив, плавно скользя сверху вниз, показывает крупный план губ, сочетание оранжевого и фиолетового в костюме, книгу в руках, остывающий кофе с осевшей молочной пеной, шахматную доску, лишь после этого снова сосредоточившись на главном герое.
Камера в руках Бигацци – не отстраненный, а заинтересованный наблюдатель, хищно подкрадывающийся к человеку, плавно маня рукой зрителя последовать за ним. Но при этом оператор ненавязчив; пристально следя за героем, в последний момент позволяет ему удалиться из кадра, не отводя камеру и балансируя на границе между внимательностью и вторжением.
Бигацци вообще оставляет человеку в кадре простор для самостоятельности, не давит на него, и если герой, например, смотрит в камеру, создается впечатление, что это его собственное решение, не спровоцированное долгим наездом. Помимо этого, оператор предпринимает попытку спасти героев от одиночества, на которое их обрекает Соррентино. В большинстве случаев человек делит кадр с кем-то еще, и даже стандартные “восьмерки решены таким образом, чтобы вместить обоих собеседников, даже если в кадре будут видны только руки одного из них.
Свет – еще один способ рассказать о героях и пространстве. Один из главных законов мира Паоло Соррентино – в нем не бывает плохой погоды. Здесь всегда светит солнце, а ночью зажигаются фонари, освещающие пространство бархатно-оранжевым теплым светом. Подчеркивается и дихотомия дневного и вечернего времени – залитое солнечными лучами пространство выглядит однородным; ночь – время для контрастов, ярких светотеней.
Воплощение на экране Мисс Вселенной, являющейся во сне главному герою “Молодости” в начале фильма, происходит в три этапа: сначала это огромная тень, отброшенная на расписанную фреской стену; после – темный, но узнаваемый силуэт; и, наконец, девушка появляется на экране. Они сталкиваются с главным героем на узкой дорожке посреди искусственного водоема и расходятся в разные стороны: она словно шагает по водной глади, он же тонет. Множество небольших источников света создает впечатление усыпанной бисером или жемчугом поверхности, которая контрастно сменится черной волной, захлестывающей героя Майкла Кейна.
Освещение в фильмах Соррентино кажется максимально естественным, словно работают только солнце и интерьерные лампы, однако это, конечно, мастерский обман. Лука Бигацци умело распоряжается этим инструментом в зависимости от целей режиссера, передавая таинственность атмосферы или интимность разговора, как, например, в сцене откровенной беседы в “Великой красоте” (комната, несмотря на дневное время и искусственное освещение, погружена в полумрак), или же транслируя через экран отчаяние отвергнутого любовника, взгляд которого скрыт тенью.
Не менее важен для миропостроения и цвет. Загорелыми выглядят не только актеры из южно-европейской страны, но и американцы Харви Кейтель и Шон Пенн, и уроженец столицы туманного Альбиона Майкл Кейн. Выбор падает поимущественно на теплые оттенки; холодные заметно присутствуют в раннем фильме “Последствия любви”, когда происходящее связано с действиями мафии, а не с изолированным маленьким миром героя Тони Сервилло, помещающемся в номер и фойе отеля.
Уже в “Великой красоте” даже водная синева не прибавляет холода и выглядит так, будто подсвечена солнцем. А первой ассоциацией с “Молодостью” у многих наверняка будет ярко-зеленый цвет альпийских лугов – сочная трава и голубое небо, которые во вступительных титрах к трагикомедии “Где бы ты ни был” (2011) кажутся чуть ли не нарисованными. Так очерчивается спокойствие и идилличность пространства, которое в бесконфликтных, на первый взгляд, фильмах Соррентино не настраивает на враждебность или даже действие как таковое, лишь на созерцание и размышление, зачастую печальное, но не гнетущее.
Может, незаметно, но твердо правит балом у Соррентино – время, у Бигацци – движение, которое его передает. Этот аспект, пожалуй, является основополагающим. Именно движение камеры в “Молодости”, охотно вторящее неторопливым рукам массажистки и лениво скользящему подъемнику, усиливает ощущение застывшего в элитном пансионе времени.
Картины итальянского режиссера богаты на многое, но не на статичные кадры. Камера движется практически беспрерывно, особенно в начале каждого фильма, справа налево, через склейку – слева направо; словно подхваченный на ветру листок, обрисовывает панорамы, и, что еще заметнее – наезды и отъезды, которые порой существуют в рамках одного кадра, создавая эффект дышащего, живого пространства.
Траектории причудливые, но четкие, здесь нет места расслабленности или колебанию, имитации ручной документальной съемки, потому что во вселенной Соррентино бытовое всегда соседствует с сюрреалистичным.
В прологе “Великой красоты” камера, показывающая вид на Рим с холма Яникул, не останавливается даже тогда, когда туристу, с точки зрения которого мы видим город, становится плохо, и он теряет сознание. Зато ненадолго замирает, когда звучит женский хор, четко выстроенный в геометрическую линию. Таким образом, Соррентино неуловимо расставляет приоритеты, а камера оператора передает их на экран, обнаруживая великую красоту не в бесконечной веренице роскошных женщин и богатых интерьеров, а в столице родной страны, монументальности природы, высоком искусстве и тоскующем взгляде, Вот что действительно стоит того, чтобы остановиться и приглядеться, замедлить ненадолго ускользающее время.
Печаль не обязательно тяжело давит и окрашена в темное; она может быть и другой. Весь этот арсенал визуального богатства, созданный Лукой Бигацци, значительно облегчает хоть и пропитанные сарказмом и иронией, но все же бесспорно минорные фильмы итальянского режиссера. Любопытно, что ко второй половине каждой картины они всегда становятся чуть спокойнее с точки зрения операторской работы. Бесконечный полет камеры замедляется, чтобы плавно подвести к финалу, который рифмуется в трех фильмах. В “Последствиях любви” он разделен дополнительными кадрами, но в “Великой красоте” и “Молодости” уже выкристаллизован в чистую формулу. Через панорамы, облеты, бесконечное движение, игру светотеней и насыщенность камера приходит к крупному плану, статике и тишине. Остается только взгляд влюбленных или лучших друзей, разлученных смертью и временем, смотрящих прямо в камеру и одновременно – друг другу в глаза.
Анна СЕМЕНИХИНА
«Экран и сцена»
№ 9 за 2022 год.