Снимая римейк знаменитой картины Пола Верхувена, Лен Уайзман не стал менять название – так и осталось “Вспомнить все”. Было бы глупо не последовать этому призыву и не пересмотреть первый фильм, сделанный в 1990 году – хотя бы ради того, чтобы еще раз полюбоваться ладно скроенным и крепко сшитым действием, которое присуще практически всем картинам Верхувена: что “Основному инстинкту”, что “Звездному десанту”, что остальным. Короткий рассказ Филипа Дика “Из глубин памяти”, ставший основой для сценария, рассказывал о мелком клерке Дугласе, который после посещения фирмы, вживляющей в мозг клиентов фальшивые воспоминания, обнаружил, что не только действовал на Марсе в качестве агента-убийцы, но и спас в детстве Землю от вторжения инопланетян, похожих на полевых мышек.
Верхувен мышками не заинтересовался, но, пригласив на главную роль витального и брутального Арнольда Шварценеггера, насытил первую часть сдержанной и суховатой истории Дика множеством страшных, смешных и чудесных деталей. Одним из самых знаменитых эпизодических персонажей картины стала неудачливая марсианская проститутка с тремя грудями, чей образ не изгладился даже из памяти тех, кто смотрел фильм на видео в девяностые; но довольно сложно забыть и робота-таксиста, который даже в сломанном виде бормочет: “Надеюсь, вам понравилась поездка”, и руководителя марсианских повстанцев, жуткого младенца-мутанта Куато, обитающего в животе одного из революционеров. Память, по Верхувену, штука весьма непростая, таящая в себе немало монстров и призраков, и то, что в фильме постоянно разбиваются то окна, то стеклянные перегородки, смотрится метафорой – чтобы проникнуть в самого себя и встретиться со всеми внутренними чудовищами, необходимы взлом, разрушение, риск и готовность к тому, что так просто все не обойдется. Оттого картина и оказывается столь физиологичной – оторванные окровавленные руки, горы трупов и глаза, вылезающие из орбит в безвоздушном пространстве. Это производило весьма сильное впечатление двадцать два года назад, но и сейчас проходным вариантом не кажется: в фильме 1990 года очень много жизни и страсти.
Если позволить себе сравнить обе картины с блюдами – то у Верховена это густая похлебка, в которой запросто стоит ложка. У Уайзмана же жиденький диетический бульон, в котором можно разжиться разве что кружочком вареной морковки. Автор римейка будто бережет своего зрителя от излишне сильных впечатлений, периодически давая ему передохнуть от картины с помощью долгих молчаливых погонь, во время которых легко отвлечься от происходящего и немного подумать о чем-то своем. Возможно, нежелание напоминать о предыдущем фильме заставило режиссера отказаться от первоначальной идеи пригласить на небольшую роль Арнольда Шварценеггера – это бы еще сильнее напомнило о работе Верхувена, и к тому же Шварценеггер наверняка выглядел бы слишком ярко на фоне остальных, довольно блеклых, персонажей. Сюжет картины изменился основательно: после химической войны выжившее человечество разделилось на две части, одна из которых проживает в Объединенной Британской Федерации, другая – в Колонии, находящейся в районе бывшей Австралии. Те жители Колонии, которым повезло найти работу в ОБФ, пользуются СКАТом – чем-то вроде метро, туннель которого проходит Землю насквозь, рядом с внутренним земным ядром попадая в сильное гравитационное поле, и с апокалиптическим лязгом останавливаясь на выходе. Сама Колония изображена невдумчивым Уайзманом с помощью набора штампов и похожа на бедные кварталы всех городов – маленькие грязные лодочки, маленькие грязные лавочки, надписи по-русски и по-китайски, общее уныние – и среди этого всего обитает Дуглас Куэйд в исполнении Колина Фаррелла, трудящийся в ОБФ на заводе, производящем роботов-полицейских. У него две радости – общение с красавицей-женой Лори, которая, впрочем, слишком часто занята на работе, и пиво с другом Гарри – играющий его Букем Вудбайн, в чьем облике смешались негритянские и азиатские черты, оказывается одним из самых колоритных персонажей картины. Но Уайзман практически не акцентирует на этом внимания – похоже, его вообще больше занимает техника, чем люди, поскольку главным камнем преткновения во всей истории окажется все-таки СКАТ, а не отношения повстанцев и эксплуататоров.
Невнимание Уайзмана к персонажам лишило фильм одной из главных радостей – у Верхувена битва двух подруг Куэйда, отрицательной блондинки Шарон Стоун и положительной брюнетки Рейчел Тикотин, была не только противостоянием двух образов, но еще и сравнением секса и долга, лжи и честности, предательства и верности. Уайзман не позволяет себе такой роскоши. Он выбрал на роль антиподов двух почти одинаковых девушек-шатенок: собственную жену Кейт Бекинсейл и Джессику Бил, потеряв при этом изрядную долю напряжения, которое могло бы между ними возникнуть. А вот у лидера повстанцев был большой шанс украсить картину, даже несмотря на то, что он отнюдь не мутант (их у Уайзмана, несмотря на прошедшую химическую войну, отчего-то не наблюдается) – мудрого Маттиаса играет Билл Найи, и то, что ему дали около трех минут экранного времени и заставили произносить банальный до омерзительности монолог, стало, пожалуй, главной ошибкой режиссера: после сцены с Маттиасом в фильме разочаровываешься окончательно – и это разочарование, кстати, подтверждают мировые сборы картины, весьма скромные.
Работа режиссера любого ремейка очень похожа на работу конторы, в которую отправляется Дуглас Куэйд, – режиссер, когда бессознательно, а когда и сознательно, хочет стереть из зрительской памяти предыдущий вариант рассказываемой им истории, и заменить ее своим. Но в случае с обеими версиями “Вспомнить все” ситуация складывается так же, как и у Куэйда – сквозь плоскую и вялую историю Уайзмана прорывается живая память о верхувенских метафорах, верхувенской страсти и верхувенском юморе. И девушка с тремя грудями, которую Лен Уайзман в своем фильме все-таки решился оставить, усиливает эти воспоминания еще больше – в том числе и оттого, что и в римейке ей тоже не очень-то везет в профессии, и снова непонятно, почему.
Жанна СЕРГЕЕВА
«Экран и сцена» № 16 за 2012 год.