Правдивое vs «правильное»

Когда-нибудь историки театра и юристы будут вместе изучать уникальный кейс “Театрального дела”, который тянулся несколько лет (знать бы еще – сколько) и сопровождался победами искусства над душной мерзостью судилища. Выпущенные из-под домашнего ареста европейские премьеры и фильмы Кирилла Серебренникова (даже разрешенные судом прогулки режиссера обернулись спектаклем “1000 шагов с Кириллом Серебренниковым” Мобильного художественного театра, номинированным на “Золотую Маску”), отлаженный своим директором Софьей Апфельбаум на долгое будущее механизм работы РАМТа. И, конечно же, блестящие речи в суде – мастер-класс по риторике и аналитике, знанию УК и человеческому достоинству – от Алексея Малобродского, по которому каток “басманного правосудия” проехал сильнее всего, закатав его в СИЗО на одиннадцать месяцев. Этот тяжелейший опыт превратился в книгу “Следствие разберется” Алексея Малобродского, вышедшую в издательстве “АСТ”. Она будет странно смотреться на полке театральной библиотеки, но без нее уже не обойтись, чтобы понять время, когда театр стал опасным искусством.

У книги есть начало – ранний звонок в дверь съемной квартиры, превративший Алексея Малобродского в свидетеля, а потом, стремительно, в обвиняемого по делу проекта “Платформа”. С первых же минут своего личного вхождения в “Театральное дело”, посреди развороченной обыском квартиры, Алексей Аркадьевич стал давать отпор ловким стряпчим судебных дел. Отпор чисто филологический, но как же это важно – сразу называть вещи своими именами. Как много смыслов оказалось, например, у нейтрального определения “правильный”, вложенного в уста судебного следователя: правильные показания (предлагалось дать) – дам правдивые показания (парировал Малобродский), правильные траты – рачительные траты… Точность речи и полнота правды – собственно, всё, что нам остается. Не много, но, как показали эти три года, не так уж и мало.

Иллюстрация к книге А.ЗНАМЕНСКОЙ
Иллюстрация к книге А.ЗНАМЕНСКОЙ

Формально у книги Алексея Малобродского есть и финал, звучащий почти оптимистично: следствие уперлось в тупик, неизбежно приходя к выводу, что выделенные на проект “Платформа” и “украденные” деньги были потрачены на проект “Платформа”, – ядовитая змея вцепилась в собственный хвост. Но мы, читатели этой хроники и свидетели описанных событий, сегодня знаем, что круг разомкнулся в спираль (новая судья, новая экспертиза, новая гонка заседаний под “бактерицидной” лампой в условиях пандемии), а значит, финал остается открытым.

Читать эту черно-белую (автор, описывая “злого”, не “ищет, где он добрый”, не признает компромиссов, не входит в положение своих гонителей и не создает им “человеческий объем”) эпопею и легко, и тяжело одновременно. Легко – потому что она написана человеком, который ясно мыслит и ясно излагает, держит в уме большие объемы информации и не позволяет себе и нам затеряться в ее потоке, забыть судебные неувязки и фальсификации, спустить их на тормозах: оборванные в начале ниточки ближе к концу связываются в узелки, как в добротном детективе. Тяжело – потому что без всякой пощады Алексей Малобродский заставляет себя еще раз пройти через все этапы дела: “потерявшийся” спектакль “Сон в летнюю ночь” и обиженный Шекспир, чьи авторские права нарушила “Седьмая студия”; досудебный сговор бухгалтера Нины Масляевой со следователем Павлом Васильевым – сговор, которому Малобродский стал невольным свидетелем; злополучный арестованный рояль; открытое задним числом уголовное дело; два разных протокола допроса свидетеля Ларисы Войкиной, подписанные одним числом (опять противопоставление – правильный и правдивый); поломанный компьютер свидетеля Татьяны Жириковой, который никто не смог открыть, но в котором содержались “порочащие сведения”; “слежка” за дочерьми Масляевой, опровергнутая ФСБ. Уровень судебной медицины (где в ответ на жалобы на артроз выносится вердикт “сколиоза нет”, а в кардиологическую терапию включаются наручники); растущая по экспоненте (от миллиона до ста тридцати трех миллионов) сумма “ущерба”, нанесенного Министерству культуры (впрочем, “потерпевший” обнаружился тоже с опозданием в несколько месяцев). Бессмысленные недели, проходящие в ожидании следственных действий или, напротив, гонка с ознакомлением принесенных вразнобой томов дела, полных ни о чем не свидетельствующих банковских платежек, листами диссертации Софьи Апфельбаум, программой – абсурд! – фестиваля “Балтийский дом” и прочих “важных” подробностей, вроде рассказа никому не известной продавщицы сельпо деревни Часлицы о покупке дома под Гусь-Хрустальным.

Эта книга – его, Алексея Малобродского, “Я обвиняю” и “Суд над судьями” – последние собраны под одной обложкой, названы по фамилиям и должностям, описаны едким пером и в таком виде вошли в историю театра.

А еще книга “Следствие разберется” приоткрывает ржавые ворота тюрем с тысячью засовов, позволяя заглянуть в огромную сидящую страну, которую Малобродский описывает с интересом и сочувствием. С ее бытом (веревки для просушки из использованных полиэтиленовых пакетов, антенны для телевизоров – из алюминиевых ложек и тарелок), абсурдностью запретов (на супинаторы, запасные очки, расписную посуду), с ее стукачами, иконой и портретом Сталина на стене, с ее солеными словечками. И с ее сидельцами – мэр Владивостока, популярный автоблогер, айтишник, китаист, объявленный китайским шпионом за технический перевод, сотрудница банка, посаженная в СИЗО в качестве приманки для топ-менеджеров, мигранты из Средней Азии… И с каждым из них Алексей Малобродский остался в хороших отношениях. Даже с “наседками”, намекающими соседу, что сделают на зоне с подельником скандального режиссера. Алексей Малобродский, по его собственному признанию, с такими “включал лектора” – часами болтал о театральном процессе, бдительно обходя любую информацию о своих коллегах.

Иллюстрация к книге А.ЗНАМЕНСКОЙ
Иллюстрация к книге А.ЗНАМЕНСКОЙ

Приведена в книге и хроника сотрудничества с Кириллом Серебренниковым, начавшегося на проекте “Платформа” и продолжившегося в “Гоголь-центре”. Малобродскому не разрешили совмещать эти два рода деятельности, в связи с чем он раньше всех фигурантов “Театрального дела” покинул “Платформу”.

Из книги становится ясно, что при всей уникальности “Театрального дела” оно довольно органично вписывается в общую картину сегодняшнего дня. Театральный продюсер или директор, худ-рук или главреж рискует поплатиться своим местом, деньгами, здоровьем и свободой, если, например, откажет в бесплатной “аренде” зала кому-нибудь из высокопоставленных чиновников или попробует разобраться с наследием прошлого руководителя, раздававшего квадратные метры театра под сомнительную аренду. За первым случаем следует увольнение, за вторым – удар кастетом… Отдельных управленческих талантов требует умение начать с нуля и раскрутить большой многожанровый проект (речь о “Платформе”) с массой приглашенных артистов, хореографов, режиссеров в условиях, когда фактическое финансирование заказчиком-государством началось почти на год позже его старта: в ход шло всё – личные средства, личная репутация, коммерческие кредиты под “дружелюбные проценты”, подвешенные деньги, отложенные обязательства.

Очевидно, что главная побудительная причина, заставившая Алексея Малобродского написать эту книгу, – не сведение счетов, не сублимация своего тюремного опыта, не создание учебника по выживанию. Он объясняет это сам, в середине своего повествования, почти впроброс. Но мысль эта не дает покоя людям среднего и старшего поколения – мысль о тех, кто “сменит меня”: “Малодушие, измена собственному достоинству были бы предательством и косвенным соучастием в развращении умов и притуплении совести. Особенно остро я чувствовал ответственность перед молодыми людьми. Мое поколение, вероятно, повинно в том, что их жизнь начинается в таком неприглядном, бесчестном мире. И перед ними я испытывал стыд за не мною устроенный бездарный фарс, свидетелями и невольными участниками которого мы оказались”.

Ольга ФУКС

«Экран и сцена»
№ 9 за 2020 год.