Его Биг-Бит

Юрий Арабов

Юрий Арабов

25 октября исполнилось бы 70 лет Юрию АРАБОВУ, кинодраматургу, поэту, прозаику, каннскому лауреату, профессору ВГИКа, ушедшему в декабре 2023 года.

До Нового года оставалась пара дней. На Троекуровском, где его хоронили, не было ни одного чиновника Минкульта. Были Александр Сокуров, два часа отстоявший на морозе на прооперированной ноге, коллеги из ВГИКа, друзья и ученики. Звучала музыка его любимых «Битлов», речей не помню.

Поминали в детском кафе, детский смех раздавался за стеной как аккомпанемент его стихам, которые, стесняясь, читали те, кто их помнил. И тот из нас, кто сказал бы, что тьма веселых детей, оказавшихся на его поминках, – случайность, ничего бы не понял из того, чему он нас учил. А никто и не сказал. Все поняли, что его ангел расстарался и проводил его на тот свет под детский смех и песенку «All You Need is Love».

Наверное, он придумал бы метафору похлеще. Как-то завершил бы образ. Но его тут уже не было, пришлось доверить дело судьбе.

«Это знают только святые под сенью лопухов», – как-то бросил он залу на своей лекции по мастерству. Точно уловил место таланта в этом мире. О нем потом напишут много книг, может быть, поставят четвертым к Шукшину, Шпаликову и Тарковскому. Но провожали его только ученики и дети, как своего, залетного в этом мире давно потерявших память взрослых.

А он помнил. И все время сбивался на воспоминания во время лекций. То вдруг добавлял к известным драматургическим ситуациям Пальти еще одну, ту, о которой Пальти не знал, – ситуацию чуда. То объяснял сокрушительный успех одного режиссера очевидным для него фактом – «Он же родился под звездой». То видел руку мастера в том, как смерть  выкосила всю семью его знакомых.

Он видел все с иного ракурса – немного сверху, немного оттуда. Так видят хорошие священники и поэты.

Он и был поэтом. Все его сценарии проросли из его стихов.

«Чудо», например, из этих строчек:

Продавали карманного Бога

Во дворе у районного Храма,

Пономарь приходил в виде смога,

Моросило. Слепая погода

Не имела ни смысла, ни срама.

Настоятель ругал экстрасенсов,

Причащался вином и хлебами,

Кто-то плакал, кусал заусенцы,

Бледный грешник с пылающим сердцем,

На душе было чисто, как в бане.

По дороге мела пятитонка,

Ныл бродяга… У ресторана

Мокла местная амазонка,

Я, стесняясь, купил иконку,

И забил ее внутрь кармана.

Драматургия – дворовая девка литературы – его кормила, но она же его, думаю, и убила. Он не увидел экранизации «Столкновения с бабочкой» – романа, в котором последний русский император открывает метро. Не увидел на экране «Флагеллантов» –  роскошного текста о столкновении человека с нежной душой с силой денег и тьмы, воплощенной в блистательном персонаже Анаис, которого кино еще не видело. Не увидел экранизации своего сценария, где сирота, усыновленный бездетной парой, сдает отца в тюрьму, чтобы не мешал.  Не увидел «Биг-бита»…

То, что было снято, часто было снято не так, как он написал. Так он не нашел своего финала в «Монахе и бесе» – где герой из падшего ангела превращается в ангела света.  В последние годы его сценарии снимали все хуже и хуже, он решил снимать сам. На съемках все шло не так. Он вернулся вымотанный, сказал, что выгнал продюсера, выпустил наш курс, заболел и уже не оправился. Фильм, кажется, доснял. Кто-то его даже видел.

Последний курс он вел уже онлайн, что было поступком. Он вообще был человек поступка. Подписывал письма, за которые потом приходилось платить. Называл дерьмо дерьмом. Не менял убеждений. Ушел отсюда чистым. Я скатываюсь в пафос, а он так его не любил и сейчас утопил бы меня в иронии, читая эти строки. Но тоже пошел бы хоронить «неудобного» друга и помянул бы в окружении чужих веселых детей. Что с них взять, с этих гениев под сенью лопухов?

Тот блажен, кто обвинен в чужой вине,

Кто приравнен к плесени и жиду,

Он, наверно, оттуда, из тьмы теней,

Подает мне руку, и я живу.

Что делало его первым в его ремесле? Сложность внутреннего конфликта героя и нетривиальная идея. Лаконизм развития конфликта и дерзость метафор. И еще – его герой всегда был не тем, за кого себя выдавал.

«Я все пишу с себя», – говорил он нам.

«Идея фильма – его душа. Это главное. Найдя идею, остается совсем немного – опустить эту душу в тело фабулы», – учил он. Идеей его сценариев был вопрос очищения души. Остальные вещи были для него мыльными пузырями. Очищение души – главный вопрос христианской культуры, но не мирового кино. То есть мировое кино идет сейчас в какую-то свою сторону, а христианство – в свою. Так получилось. В кино герои борются с антагонистами, выдерживают ряд испытаний, меняются и получают в награду счастливый или несчастливый финал. В жизни, по Арабову, все не так. Сценарий у всех один. Нас кидают сюда спасти свою душу, столкнувшись со злом и не дав себе его принять. Но мы его принимаем, транслируем и погибаем в муке и боли. Некоторые  сопротивляются. Большинство – не очень. Арабов вообще считал, что люди не меняются. Что не  помешало ему написать «Чудо» и тот же «Орлеан» о возрождении души.

Но сценарий – погружение во мрак – работает у каждого. То есть жизнь – это сценарий фильма нуар с пробуждением души в финале. Или без пробуждения, уж кому как повезет.

Арабов работал в условно названном секторе авторского кино, которое не играло в поддавки со зрителями, рассказывая избитый сюжет «Золушки». Но поскольку зритель заточен на золушку и каждый себя ею мнит, то Юрий Николаевич писал сюжеты для немногих. Однажды судьба ему улыбнулась, и он получил каннскую ветвь, которой потом отмахивался от соблазнов изменить самому себе. А может, и соблазнов не было. Такой уж он был человек. Не хотел никого развлекать. Он называл это сломом базисных иллюзий.

Его теория судьбы, которая стала широко известной в узком кругу, в двух словах сводится к судьбе Эдипа. Если ты убил отца и переспал с мамой, то в твой город придет чума, а ты ослепишь себя, как только прозреешь. То есть понятие рока и злой воли судьбы Арабов отметал начисто. Твой рок начинается с того, что ты совершаешь зло. То есть судьба это просто отдача. В поисках виновного ты выходишь к самому себе. И вот тут начинается интересное.

Потому что становится ясно, что время не движется, а прорастает, как трава на старых камнях. Мы не наследники Пилата или волхвов. Мы и есть Пилат и волхвы. Перед нами стоит все тот же выбор – испачкать руки кровью невинного или нет, уйти другой дорогой или той, что вернет нас к Ироду.

Если посмотреть в глаза зэкам и хроникам, в них не найдешь гордыни. Боль ее выгнала. Значит, нас меняет то, что может убить. Боль.

И он погружал своих героев в боль, чтобы вымыть. Смотреть на это было тяжело и часто эстетически неприятно. Не каждая будет готова отдать вечер на то, чтобы разобраться в собственной душе, увидев, как героиня Лядовой делает аборт или как героиня Раппопорт моет полы в тюремной больничке. Или – хуже – как ее насилуют. Все-таки вопросы совести мы предпочитаем решать не в зрительном зале. Где золушка? Мы заплатили деньги и хотим хлеба и зрелищ…

Никакой доктор не готов узнавать себя в докторе из «Орлеана», а тот, у которого власть – в Пилате оттуда же. Своих по цеху Арабов тоже не жалел – «все думают, это игра такая – резать. А я режу людей взаправду». Сегодняшний художник часто получает удовольствие только от патологии. Искусство вырождения – вот новая эра, и в этом тренде он был немодным. Писал о блуднице, которая, истребив сад детей, каялась и впервые ложилась с мужчиной из милосердия. А после уходила жить в конуру. Властитель сам себя заключал в тюрьму. А доктор зашивал себе глаза, чтобы не видеть того, что он сделал. Последнего из интеллигентов Арабов укладывал живым в могилу к матери. В холеной оперной диве обнаруживал санитарку в тюремной больнице.

«Ну, это же фантасмагория? Это же не про нас? Это просто абсурд и условность?» – уточняли у Арабова посмотревшие всю эту красоту критики.  «Да. Да. Да», – успокаивал он. То ли из сострадания, то ли от усталости что-то еще объяснять. Он учил нас сразу же соглашаться в споре с дураками и уходить немедленно.

А может, ему просто надоел этот замшелый спор? В конце концов, там у него собеседники получше. Даниил Андреев с его «Розой мира», которая, как мне кажется, была у него чуть ли не настольной книгой. «Битлы» с их проповедью любви и блюзом.

Let It Be.

Веста БОРОВИКОВА

«Экран и сцена»
Октябрь 2024 года.