Может быть, самое прекрасное в искусстве театра – его непредсказуемость. Не только ощущение на твоих глазах возникающего на несколько часов мира, но и невозможность предугадать то, каким он будет сегодня, какой будет твоя реакция на него. Прав был Евгений Вахтангов, говоривший, что каждый спектакль – единственный. Не всегда, правда, спектакль – праздник, что как раз и манит, и разочаровывает, и снова манит.

«Осеннюю сонату» в Московском театре «Современник» поставила тринадцать лет назад Екатерина Половцева. Это была ее первая работа на большой сцене. Киносценарий Ингмара Бергмана она перенесла на театральные подмостки с отвагой молодости, не побоявшись ни неизбежных сравнений с великим фильмом, ни работы с опытнейшей актрисой, бесспорной примой «Современника» – Мариной Неёловой. Зрители приняли спектакль о сложных взаимоотношениях матери и дочери тепло, более того, на существовавшем в то время «форуме» сайта театра – площадке для обмена зрительскими мнениями – довольно регулярно встречались глубокие, порой драматичные размышления, заставляющие с некоторым удивлением констатировать способность театрального искусства изменять человеческие жизни. Критика же была скорее лояльна, хотя вполне доброжелательна. Отмечая как несомненную удачу дуэт Марины Неёловой и Алены Бабенко, а также сценографию Эмиля Капелюша, делала скидку на неопытность режиссера в решении большинства сцен и откровенно слабых ходов вроде говорящих призраков и инсценированных воспоминаний.

Тринадцать лет назад роль Шарлотты Андергаст в «Осенней сонате» Екатерины Половцевой казалась проходной в биографии Марины Неёловой, словно не дающей ничего нового ни ей профессионально, ни зрителям, привыкшим к ее интонациям, манере и избалованным умением актрисы абсолютно естественно существовать в любых предлагаемых обстоятельствах. У Неёловой был тогда репертуар, видящийся из сегодняшнего дня совершенным. Рядом с Елизаветой Тюдор в «Играем… Шиллера!» Римаса Туминаса, Принцессой Космонополис в «Сладкоголосой птице юности» Кирилла Серебренникова, Евгенией Гинзбург и Раневской в спектаклях Галины Волчек «Крутой маршрут» и «Вишневый сад», Башмачкиным в «Шинели» Валерия Фокина выдающаяся пианистка и плохая мать Шарлотта Андергаст словно не претендовала на выход за рамки бытового мелодраматического конфликта одного сценического вечера.

Теперь «Осенняя соната» – единственный спектакль Неёловой, оставшийся у нее от того театра, которым сорок с лишним лет руководила Галина Волчек. И, видимо, чтобы не дать ему стать спектаклем-призраком, актриса, словно напитав свою Шарлотту всеми потерянными в силу разных причин ролями, вдруг открыла и ей, и всей постановке второе дыхание.

Очевидная нервозность Шарлотты с мгновенными переходами от малозначительного щебетания к сдерживаемым с трудом слезам и обратно становится понятна с первой сцены. Шарлотта приезжает к дочери после семи лет разлуки потому, что у нее большое горе, всю катастрофичность которого она даже пока не в силах осознать. Только что умер Леонардо, с которым она прожила семнадцать лет, ей кажется, что Ева, откликнувшаяся на эту утрату, поймет, услышит, разделит боль. Состояние острейшего горя, когда человек мечется и то хочет поговорить, то не хочет, то замыкается в себе, то нуждается в утешении, постоянно и мучительно прокручивая в голове последние сказанные слова, последние прожитые вместе минуты, Неёлова играет так, что наблюдать за ней страшно. А главное – Шарлотта ведь пианистка, музыка всегда была основой ее жизни. Смерть любимого человека словно заглушила постоянно звучавшую и требовавшую выхода мелодию, и цепляясь инерционно за свой инструмент, Шарлотта больше не находит привычной опоры. «Я не буду хоронить себя заживо», – повторяет она себе, надеясь, что кто-то услышит и ответит: «Конечно, конечно, не делай этого». А Ева, пригласившая мать, не замечает ее состояния или не считает ее способной на столь сильные переживания. В какие-то мгновения она вдруг неловко пытается сделать движение навстречу, но постоянно опаздывает, и Шарлотта отворачивается с ощущением неуслышанности. Это бесконечно трагическая несвоевременность. Она теперь главное действующее лицо «Осенней сонаты». Тяжелейший рассказ Евы о гибели единственного сына, болеющая младшая сестра, взаимные упреки, мелкие и крупные, – все поздно или все рано, а значит – все бессмысленно, бесполезно.

Вмиг постаревшая, раздавленная горем Шарлотта, покидает дом дочери. Ева остается мучиться чувством несуществующей вины. И не все, оказывается, можно исправить, пока человек жив.

Безусловно, надо отдать должное и Алене Бабенко – Еве, и Сергею Гирину – Виктору, которые осторожно и бережно проходят вместе с Мариной Неёловой путь «Осенней сонаты» от мелодрамы к подлинной трагедии. А говорящие призраки по-прежнему на своих местах. «Я не буду хоронить себя заживо», – шепчет Шарлотта. «Он умер, умер, умер», – отвечают они.

Мария ЧЕРНОВА

«Экран и сцена»
Август 2025 года