Антология хореографии. ХХ век

Сцена из балета. Фото С.АВВАКУМВ Музыкальном театре имени К.С.Станиславского и Вл.И.Немировича-Данченко состоялась премьера четырех одноактных балетов, составивших своеобразную антологию хореографии XX века – от Джорджа Баланчина до современного хореографа-радикала Александра Экмана. Репертуар Музыкального театра традиционно эксклюзивен. На его сцене впервые в России исполнялись балеты Иржи Килиана. Другой живой классик Джон Ноймайер ставил здесь столь часто, как если бы был штатным хореографом театра. Тут освоили и сложную вязь композиций Начо Дуато, и зашкаливающие темпы парадоксальной хореографии Йормо Эло. В афише театра можно встретить балеты Фредерика Аштона, Кеннета Макмиллана, Джерома Роббинса. Однако здесь никогда не танцевали Джорджа Баланчина. Вероятно, считалось, что труппе театра, не являющейся оплотом академизма, не под силу требующие технического совершенства опусы мистера Би. В возможности труппы поверил француз Лоран Илер, вот уже год возглавляющий балет Музыкального театра. Блистательный, обладающий уникальным чувством стиля танцовщик, десять лет назад завершивший карьеру на сцене Парижской оперы, он просчитал возможности солистов, а главное – кордебалета, во многом определяющего успех постановки баланчинской “Серенады” на музыку П.И.Чайковского. Впрочем, на перфекционизм Илер проверил своих подопечных еще летом этого года. Первой его акцией в статусе балетного худрука стали премьеры “Белой сюиты” – неоклассического шедевра Сержа Лифаря и “Второй детали” Уильяма Форсайта, требующей действительно изощренного мастерства. Артисты отлично справились с этими столь разными, но равно сложными спектаклями и теперь вступили в совершенно новое для себя пространство хореографии Баланчина.

“Серенада”, пожалуй, самый освоенный в России из его балетов. Первой ее поставили в Мариинке, затем – в Перми и Большом. И везде исполняли по-своему. В Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко “Серенаду” станцевали проникновенно, “выпели”, что, может, и не очень соответствует характеру самого произведения, созданного Баланчиным в качестве студийной работы для своих учениц – юных пухленьких американок. Тем не менее, школьная работа, в каноническом тексте которой закреплены даже репетиционные случайности (например, опоздание одной из девушек на выход), оказалась одной из самых красивых, таинственных и магических постановок великого хореографа. Впрочем, сам Баланчин уверял, что никакой таинственности в его балете нет, скромно называя его танцем девушек в лунном свете. Тем не менее, артистки Музыкального театра по доброй русской традиции все-таки наполнили свое исполнение неким сакральным смыслом. И с налетом грусти рассказали о несбывшихся мечтах, несостоявшейся любви и иллюзорности девичьих грез.

С хореографией Пола Тейлора у нас в стране знакомы мало. На памяти – двадцатипятилетней давности российские гастроли его собственной компании. Тогда программа балетов Тейлора образца конца семидесятых – начала девяностых годов оставила впечатление чего-то среднеарифметического и по-американски жизнерадостного. “Ореол” на музыку Генделя, поставленный Тейлором в 1962 году и принесший своему автору первый настоящий успех, изменил представление о знаменитом американском хореографе. Это – изящная, легкая, ироничная, внешне незатейливая работа, созданная на стыке неоклассики и модерн данс. Опус для пяти солистов складывается из череды дуэтов, трио и соло, в которых классические па волей хореографа претерпевают причудливую деформацию, а в ткань изящных композиций вкрапляются прыжки на корточках и физкультурно-пружинистые движения. Артисты Музыкального театра, всегда отличавшиеся артистизмом, чутко ощутили стилистическое своеобразие постановки Тейлора, сочетая в исполнении бодрое спортивное прямодушие и лукавую манерность, заданную барочной музыкой. Юмор и серьезность, простота и усложненность, естественность и вычурность, заложенные в двадцатипятиминутном балете, переданы восприимчивыми танцовщиками с естественной легкостью и профессиональной уверенностью.

Лоран Илер выстроил балеты программы в хронологической последовательности, поместив между разделенными пятью десятилетиями “Ореолом” и “Тюлем” Экмана двенадцатиминутный номер хореографа с культовой для французского театра фамилией Гарнье (хоть и не связанного родственными узами с архитектором Парижской оперы, но имеющего к знаменитому театру непосредственное отношение). Жак Гарнье, танцевавший на легендарной парижской сцене, спустя годы был приглашен в альма матер для создания Группы хореографических исследований. Ею он руководил на протяжении почти десяти лет, с ней сотрудничали многие знаменитые хореографы, в том числе и Пол Тейлор. Так, что своеобразным звеном, связывающим хореографию Тейлора и Экмана, Гарнье выступил не случайно.

Балет был поставлен хореографом в 1979 году в созданном им вместе с Брижит Лефевр “Театре тишины” в городе Ла Рошель – столице самой маленький провинции Франции под названием Онис.Сцена из балета“Тюль”. Фото С.АВВАКУМ

Гарнье, занимавшийся в своем “Театре тишины” изучением возможностей человеческого тела (ради чего и покинул Парижскую оперу), создал бессюжетный балет на музыку Мориса Паше. Первоначально это было соло самого Гарнье, а уже через год номер обрел формат трио. Танец исполняется под аккомпанемент расположившихся прямо на сцене аккордеонистов. Или наоборот – сопровождает их игру. Музыканты и танцовщики здесь выступают на равных. Композиция, сотканная из песен разных народов, задает характер движений, берущих истоки в фольклоре, но скорректированных свободой современного танца и отсылками к классике. Главное здесь – азарт танцовщиков и их контакт с музыкантами.

Московским артистам аккомпанировали Кристин Паше и Жерар Баратон. Тройка молодых исполнителей в черных брюках на подтяжках и белых рубашках выкатилась на сцену и, словно освободившись от сковывавших их пут, пустилась в пляс, напоминающий танец матросов в какой-нибудь далекой от дома таверне. В маленьком балете имеется вся гамма настроений, сопутствующих представителям сильного пола в отсутствии женщин: от пьяного лихачества до легкой печали. Энтузиазм и увлеченность Евгения Жукова, Георги Смилевски-младшего и Иннокентия Юлдашева сделали коротенький танец емким и живописным повествованием о мужской солидарности, дружбе и взаимной поддержке.

И наконец, завершал вечер необычайно яркий, эффектный и очень подходящий артистам Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко, где еще со времен Дмитрия Брянцева привыкли к юмору и эксцентрике, “Тюль”. Это – балет о балете, увиденном острым, чутким на смешное и парадоксальное глазом. И взгляд этот исходит не со стороны, не из глубины зрительного зала, а изнутри спектакля и репетиционного процесса. Словно танцовщики сами недоумевают по поводу характера своей деятельности и собственной преданности этому странному занятию, противоречащему самой природе, заставляющему людей ходить на пальцах и принимать красивые, но неудобные позы. Тюль – материал, из которого шьют балетные юбки, и он здесь символизирует двойственность театральной жизни с ее парадной красотой и менее приглядной изнанкой. Изысканность языка классического танца представлена и с оборотной стороны: трудом, напряжением, ошибками, профессиональными сбоями и нервными срывами. Вот артистки кордебалета, выбитые из колеи усталостью и напряжением, тревожно вглядываются в темноту зала, или в раздражении истерически топчут сцену, а то вдруг принимаются мычать мотив из “Лебединого озера”. Только что выглядевшим табуном лошадей артисткам удается совладать с собой, и они начинают упорно репетировать не дающуюся “лебединую” композицию. Особую пикантность спектаклю придает музыка Микаэля Карлссона, включившего в свою партитуру, по просьбе Экмана, фрагменты самых знаменитых балетов. Иногда же звуковым фоном действию служат монологи обычно безмолвных исполнителей, рассуждающих о парадоксах своей профессии. Одна балерина говорит о том, как ненавидит пуанты, но как красиво она выглядит в них на сцене. Другая – о том, как сызмальства мечтала о балетной пачке, балетных туфлях с розовыми ленточками и о том, как ее детские грезы сбылись. Мечта и реальность в балете Экмана пересекаются у той заветной черты, что разделяет сцену и закулисье. В постановке шведского хореографа нас допускают в оба пространства. Мы видим балет со всех сторон, каким он был (для этого в спектакле есть декоративная пара, одетая в костюмы эпохи Людовика XIV, поощрявшего танцевальное искусство), каков он есть и каким не должен быть. В спектакле имеется роскошное па де де, собранное как коллаж из разных балетов. Словом, “Тюль” – что-то вроде веселой балетной энциклопедии, способной обогатить и доставить удовольствие, и его зрители Музыкального театра получили сполна.

Алла МИХАЛЕВА
  • Сцены из балетов “Серенада” и “Тюль”.

Фото С.АВВАКУМ

«Экран и сцена»
№ 24 за 2017 год.