Алексей Любимов: «Мне есть что сказать со сцены»

Алексей Любимов. Фото А.КАБАНОВА
Алексей Любимов. Фото А.КАБАНОВА

22 октября в Музыкальном театре имени К.С.Станиславского и Вл.И.Немировича-Данченко состоится премьера балета Сергея Прокофьева «Ромео и Джульетта». Постановка станет дебютом на балетной сцене режиссера Константина Богомолова. Для молодого хореографа Максима Севагина это также будет первый многоактный спектакль. Ведущий солист театра Алексей Любимов, в чьем репертуаре партии в балетах Юрия Григоровича, Джона Ноймайера, Константина Уральского, Владимира Варнавы, Юрия Смекалова, создаст в этой премьере сразу два образа – герцога Эскала и падре Лоренцо.

Алексей, Вы родились в Саранске, учились в Пермском хореографическом училище, работали в Японии. И все же вашим театром стал Московский музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко. И это, наверное, судьба. МАМТ всегда был театром танцующих актеров, и Вы, несомненно, один из них. Как Вы в нем оказались?

– Совершенно случайно. В 2000 году после Японии несколько месяцев я работал в Петербурге, в театре Константина Тачкина. Я тогда хотел танцевать классику, и Петербург казался самым подходящим для этого городом. Правда, местный климат, как вскоре выяснилось, мне противопоказан.

В том же году я оказался в Москве и зашел в Театр Станиславского и Немировича-Данченко повидать старого друга, с которым вместе танцевали в Японии. На проходной меня спросили: «Вы в балетную труппу показываться?». «Почему нет?» – подумал я. Пошел и показался главному балетмейстеру театра Дмитрию Брянцеву. Меня взяли. Так я стал артистом Музыкального театра.

– Вы сразу стали танцевать сольные партии?

Алексей Любимов в роли Данилы в балете «Каменный цветок». Фото И.ЗАХАРКИНА
Алексей Любимов в роли Данилы в балете «Каменный цветок». Фото И.ЗАХАРКИНА

– Нет. Три года отстоял в кордебалете. И это было нужно, прежде всего, мне самому. Необходимо было войти в спектакли, почувствовать стилистику театра, пропитаться ею. Потом стали появляться сольные партии: вставные па-де-де, двойки, тройки в классических балетах.

– Классикой театра являются постановки Бурмейстера, Брянцева. Вы танцевали в них?

– Да, конечно. Балеты Владимира Бурмейстера, созданные в середине прошлого века, – своеобразные хореодрамы с сильной режиссурой, что мне особенно близко. Его «Лебединое озеро» – шедевр на все времена. Много лет я танцевал Зигфрида. В «Эсмеральде» я начинал с короля, потом долго исполнял Феба, а вот теперь «дорос» до Квазимодо. Что поделать, годы идут!

Мизгирь в бурмейстеровской «Снегурочке» для меня роль особая. Каждый раз проживаю ее вновь. Меня поражает тончайшее музыкальное решение этой партии – все движения рождаются из музыки, и каждое работает на образ. Мизгирь мне дорог и мною любим.

Из балетов Дмитрия Брянцева хочу выделить «Призрачный бал», сотканный из музыки Шопена и потрясающей красоты дуэтов. Это балет-настроение, завораживающий и зал, и самих исполнителей.

– Неизвестно, как бы сложилась ваша судьба в театре, если бы не судьбоносная встреча с Джоном Ноймайером.

– Да, это действительно была судьба. Благодаря работе с Ноймайером меня заметили зрители и руководство. И я перешел в ранг ведущего солиста. Когда в 2007 году Джон впервые пришел к нам в театр ставить «Чайку», он выбрал именно меня на партию Кости Треплева. Работали мы очень много. Ноймайер педантичен в работе – требует безукоризненного воплощения всех его замыслов. Если ты не можешь сделать какую-нибудь невозможную поддержку, он готов заменить исполнителя. Работать с ним трудно, но безумно интересно. Ноймайер – великий режиссер в балете. Он не гонится за количеством движений на один такт, для него гораздо важнее раскрыть образ любыми средствами. Например, Костя Треплев мог в течение такта только глаза поднимать.

– Вы можете назвать Ноймайера своим хореографом?

– Да. Мы работали с Джоном над тремя балетами: «Чайкой», «Русалочкой», «Татьяной». Это был потрясающе интересно и вдохновляюще. Я скучаю по его балетам. Недавно, в 2017 году, у нас в театре возобновляли «Чайку». К сожалению, ненадолго – прошло всего несколько спектаклей. Я, конечно же, думал о Косте. Но когда мы встретились с Джоном, он посмотрел на меня и сказал: «Это глаза не Кости Треплева». И поручил мне роль Петра Николаевича Сорина – так я стал дядей. Танцевать было интересно, но более нервно. Сорин гораздо меньше времени присутствует на сцене, у него меньше хореографической лексики. Нужно было работать более емко, чтобы создать полноценный образ.

– Балет «Татьяна» Джон Ноймайер ставил на вас и Диану Вишневу.

– Благодаря Джону мы стали друзьями с Дианой. У нас в театре почему-то побаивались ее появления, опасались звездных капризов. Но Вишнева оказалась милым человеком, настоящим профессионалом, работать с ней было легко и интересно. Я исполнял в этом балете попеременно две партии – Онегина и Князя Н., и меня увлекла возможность сыграть двух противоположных персонажей.

– Другим подарком судьбы стала встреча с Юрием Григоровичем. Работа с таким мастером – важный этап в жизни любого артиста.

– В 2008 году Юрий Николаевич Григорович был приглашен в театр, чтобы сделать новую версию своего балета «Каменный цветок». Он сам выбрал меня на главную роль – Данилы-мастера. По сути, он заново ее переработал, усложнил хореографию. Я счастлив, что был причастен к этой работе. Когда мы репетировали, поражала энергия Юрия Николаевича – будучи уже совсем немолодым, он все показывал сам. Буквально сжигал себя. И нас, конечно, тоже не щадил. Но результат – обновленный «Каменный цветок» – того стоил! А три года назад мне предложили станцевать антипода Данилы, злодея Северьяна. Сначала я растерялся – ведь Григорович видел меня Данилой, но потом попытался вжиться в этот образ.

Алексей Любимов в роли Северьяна в балете «Каменный цветок». Фото С.РОДИОНОВА
Алексей Любимов в роли Северьяна в балете «Каменный цветок». Фото С.РОДИОНОВА

– Когда ваш Северьян погибал, зал замирал – ужас смерти передавался зрителям. Похоже, вас вообще увлекает возможность создавать контрастные образы.

– Конечно, для меня как для артиста главным счастьем является возможность прожить на сцене как можно большее количество жизней. Именно полностью погрузиться в образ, а не просто присутствовать на сцене, делая какие-то движения. Если я не верю в своего героя, зритель тем более не поверит!

– В связи с этим хотелось бы вспомнить еще одну роль, созданную специально на вас, – Андрея Рублева в одноименном балете Константина Уральского. Воплотить, а тем более станцевать образ святого совсем непросто.

– Этот балет мне по-особенному дорог. Здесь все сошлось: сюжет, хореография, необыкновенная, я бы даже сказал, гениальная музыка Валерия Кикты. Она создана по образу православных песнопений. Там и хор звучит – на протяжении всего спектакля мы танцуем под хоровой монолог. Пение переполняет душу, создает особое настроение. У Константина Уральского свой хореографический почерк – минималистичный и выразительный. Каждое движение как слово, каждый взгляд, поза работают на образ. Режиссерски балет выстроен на аллегорических эпизодах – «Ручей», «Нашествие», «Молитва» – и это наилучшее, как мне кажется, решение для воплощения этой истории.

Я был захвачен работой над образом Рублева: читал книги о нем, ходил в Спасо-Андроников монастырь, где сейчас Музей древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублева, смотрел иконы его письма. Пытался понять своего героя и время, в которое он жил. Мне очень хотелось воплотить этот образ на сцене. И тут, буквально накануне премьеры, у меня случилась травма! Первые спектакли прошли с исполнителем второго состава. Было ужасно обидно! Однако я собрал волю в кулак, подлечился как мог и наконец-то станцевал «Рублева» (это был третий спектакль). До сих пор люблю этот балет – один из тех спектаклей, которые тебя духовно обогащают.

– Чем сегодня живет Алексей Любимов?

– Продолжаю танцевать. Репетирую новые партии. Пробую себя на драматических подмостках. Знаете, далеко от театра я не уйду. Мне есть что сказать со сцены!

Беседовала Анна ЕЛЬЦОВА

«Экран и сцена»
№ 20 за 2021 год.