Давно хотелось побывать на знаменитом Роттердамском кинофестивале, одном из самых синефильских фестивалей в мире. До сих пор не получалось, потому что часто его начало (конец января – начало февраля) совпадало с концом Сандэнского фестиваля. И – если вспомнить времена не столько отдаленные – нужно было выбирать между Роттердамом и Будапештом (и никак нельзя было пропустить проходящую в это же время традиционную Неделю венгерского кино). Но – “не было бы счастья, да несчастье помогло”.
Неделя венгерского кино давно канула в Лету, а “Сандэнс” попал в карантин. Год ковидного (дистанционного) формата дал возможность одновременно “бывать” на нескольких фестивалях. То есть воображать, сидя на диване у себя дома и уткнувшись в постылый компьютер, что ты дышишь свежим морозным воздухом горного курорта Парк-сити в американском штате Юта или наслаждаешься видами Южной Голландии неподалеку от впадения реки Ньиве-Маас в Северное море.
Зато смотришь много, очень много неформатного авторского кино, альтернативного, экспериментального, натыкаясь то и дело на морду тигра (талисманом фестиваля в Роттердаме является тигр, а основной конкурс первого и второго фильма называется “Tiger Award”).
Сюда стремятся попасть молодые (и не очень) дебютанты из развивающихся стран, фильмы которых, по преимуществу, и составляют обычно “тигровый конкурс”. Не стал исключением и 50-й, юбилейный, Роттердамский фестиваль. В числе стран, представлявших шестнадцать фильмов основного конкурса, – Ливан, Тунис, Доминиканская Республика, Тайланд. Местечко в конкурсе молодых досталось и независимым представителям развитых и “переразвитых” кинематографий – Италии, Испании, Франции, Дании и даже США. Грузию в копродукции поддерживает Великобритания (“Бебия, по моему собственному желанию”, Сербию – Германия с Францией (“Острова сопротивления”).
Вот в какую категорию попала бы здесь кинематография России – неизвестно. Потому что в конкурсе “молодых тигров” ее не было вовсе. Рената Литвинова со своей зимней фантасмагорией “Северный ветер” представляла Россию в конкурсе “большого экрана” (Big Screen Competition).
Что же попадает в поле зрения “молодых львов”? То есть тигров? Конечно же, их интересуют и вечные вопросы – жизнь, смерть, смысл существования, и “проклятые” вопросы современности – терроризм, насилие…
В норвежском фильме “Гритт” (режиссер Итони Сеймер Гуттормсен) Гритт вместе с помощницей с синдромом Дауна борется за создание социально-ориентированного театра. Проблема в том, что она никак не может сформулировать, за что именно борется. И борется она за это “нечто” так же невнятно, как рассказано об этом дебютанткой Итони Сеймер Гуттормсен.
Лузиане, Кристиано и Бьянка ищут пропавшую подругу Мадалену на соевых западнобразильских полях в фильме Мадиано Марчети “Мадалена”. Ищут довольно невнятно и бестолково (примерно так же, как Гритт ищет свой театр), пока не появляется финальный титр фильма: “Бразилия – страна с самым высоким количеством убийств транссексуалов”.
Стремление молодой женщины к свободе реализуется в фильме Юсефа Шебби и Исмаэла “Черная медуза” в ночной и очень опасной жизни Туниса, когда Нада, в облике Черной медузы, подлавливает доверчивых мужчин и уничтожает их, мстя за весь женский род. В истоки этой ненависти и подробности жизни рассерженной Нады, ведущей двойную жизнь, нас не посвящают, преподнося насилие как метафору и скользя по жанрам – от черного фильма до мистического триллера.
Но… Как писал Саша Черный, «“Проклятые” вопросы,/ Как дым от папиросы, / Рассеялись во мгле. / Пришла Проблема Пола, / Румяная фефела, / И ржет навеселе». Хотя, конечно, времена румяных гимназисточек и застенчивых подростков давно прошли. Проблему пола сегодня вполне можно отнести к “проклятым” вопросам современности.
“Чего вам не хватало?” – этот простой вопрос задают в финале нидерландского фильма “Пир”/Feast Тима Лейендеккера симпатичному парню в полицейском участке. Он молчит.
Действительно, как ответить на такой вопрос молодому, красивому, здоровому человеку, который крепко стоит на ногах, у которого есть чистая денежная работа, достаток, любящая жена, дети. И которому захотелось “перчика”, потянуло в места оргий гомосексуалистов. Тем тоже надоели “детские” забавы – всякие там наручники, хлысты, цепи. А вот опасный секс с ВИЧ-инфицированными, новая форма русской рулетки – другое дело.
Но нам, зрителям, до того, как услышать простой вопрос в финале фильма Тима Лейендеккера, нужно пробраться сквозь уголки авторского сознания, его странных фантазий, сложить пазл из мелких фрагментов этого запутанного опуса. Например, минут пятнадцать как в трансе следить за тем, как медленно, методично, предмет к предмету, безэмоционально складывает улики на столе полицейская дама. Или прослушать длинную и очень подробную лекцию молодой ботанички/иммунологички о вирусах у… тюльпанов.
А фильм “Пир”, между тем, основан на реальной истории, знаменитом “гронингенском инциденте”. В суд голландского Гронингена обратились 14 жертв с обвинением против трех вич-позитивных мужчин, которые устраивали у себя дома для приглашенных по интернету гей-оргии. Они накачивали “гостей” наркотиками, насиловали их и заражали вирусом, а для верности вкалывали им инфицированную кровь.
Сквозь дебри сознания и подсознания “молодых тигров” пробираемся к внятной косовской истории (“В поисках Венеры”/Looking for Venera, режиссер Норика Сефа) – жюри наградило ее Специальным призом. На обломках разрушенной во время войны косовской деревушки и косных патриархальных устоев пытаются построить свою отдельную жизнь две девушки. У Дорины, которая побойчее, уже есть не только смартфон (смартфоны тут имеются даже у самых замшелых дедов), но и бойфренд. Чистая, робкая Венера тянется к книжкам и к… плотской любви, хотя бы в форме поцелуев – гормоны бушуют. Она хочет сама делать свой выбор – и в жизни, и в любви. Первой, однако, сдается смелая Дорина, завершая замкнутый круг навязанным ей замужеством. Что будет с тихой Венерой – вопрос открытый.
Станут ли все эти робкие дебютные попытки началом будущих режиссерских карьер – вопрос тоже открытый.
Но на двоих дебютантов Роттердама непременно стоит обратить внимание. В “Tiger Award” явно лидировали грузинский и индийский фильмы. Если к индийским “Камешкам”/Pebbles (режиссер Винотрадж) члены международного жюри были благосклонны, присудив ему Главный приз, то вышеупомянутая грузинская “Бебия…” , Жужи Добрашкус, живущей в Лондоне, к сожалению, была обойдена их вниманием.
В основе изящной, черно-белой грузинской картины – древнегреческий миф об Ариадне, которая помогла Тесею выбраться из лабиринта Минотавра с помощью клубка нити. “Нить Ариадны” – здесь метафора пути к спасению, свободе, выхода из лабиринта прошлого, давления семьи. Юная Ариадна, семнадцатилетняя модель, приезжает из города в родную деревню на похороны любимой бабушки. Мы словно узнаем кадры из старых грузинских фильмов – стол, вокруг плакальщицы в черном, рекой льется вино… Но все будто “подпорчено”, женщины начинают и прерывают свой плач по знаку, отношения матери и дочери натянуты, все выглядит вымученным.
Таким же диким, неестественным для Ариадны является приказ отца выполнить (как самой младшей) старинный ритуал – протянуть нить (вполне себе конкретный клубок толстых белых ниток, да не один) от тела усопшей, умершей в больнице, к ее дому. Это чтобы ее душа не заблудилась в мировом пространстве, а спокойно вернулась в родные места. А расстояние от тела до дома аж 25 километров – их предстоит преодолеть бедной девушке. Она вынуждена подчиниться, ведь где-то в глубине сознания бьется мысль, а вдруг душа любимой бабушки и правда заблудится?
Пока Ариадна тянет нить, которая ей самой помогает найти себя, подумать, выбраться из лабиринта несвободы, что и составляет основное содержание фильма, мы, благодаря замечательному операторскому искусству Вероники Соловьевой, имеем возможность любоваться грузинскими пейзажами – путь пролегает по долам, горам, рекам и лесам.
Каким-то странным образом движение Ариадны в “Бебии…” перекликается с бесконечным движением по выжженной земле юга Индии нищего пьяницы Ганапати и его сына в индийских “Камешках”. В этом круговом и, казалось бы, бессмысленном движении тоже скрыта некая философия бытия.
“Камешки” удивительным образом сочетают в себе социальный реализм и иронию, и юмор. От мужа-пьяницы, время от времени появляющегося в нищей, полуголодной деревне, где часами караулят крыс у крысиных нор, чтобы схватить их и съесть, уходит жена, уставшая от его пьянства и колотушек. Вместе с сыном, который отца и боится, и в то же время к нему привязан, босиком, под палящим солнцем, Ганапати отправляется в бесконечный путь то ли поисков, то ли бегства, то ли отчаяния.
Наворачивая круги по выжженной земле, они с сыном составляют какое-то нелепое и в то же время очень важное целое, часть природного цикла. В него входят и молчаливые женщины, сидящие на корточках у грязного ручейка, из которого еле-еле капает какая-то жидкость. Они часами, терпеливо, не произнося ни слова, ждут своей очереди, чтобы наполнить грязной жижей – единственным источником воды для деревни – свои сосуды. Сидят с безмолвными лицами, как сидели их прабабки. Здесь никогда ничего не менялось. И вряд ли изменится. Картина простая, аскетичная и – мощная по своей гуманистической наполненности.
Евгения ТИРДАТОВА
«Экран и сцена»
№ 4 за 2021 год.