Месяц неисцелимых

Фото А.ИВАНИШИНА
Фото А.ИВАНИШИНА

Над угодьями тургеневских Ислаевых из “Месяца в деревне” в МХТ имени А.П.Чехова разверзлись хляби небесные: льет бесконечный дождь, словно в каком-нибудь норвежском Бергене, набухает от воды и гниет сено (художник Владимир Арефьев), как бесхозяйственно может гнить оно только в России, мокнут и без того слегка подмоченные репутации героев. Все это декадентски красиво (свет, поставленный Дамиром Исмагиловым, на протяжении четырех часов творит не надоедающие чудеса), но всеобщий упадок при этом остается упадком. У землевладельцев Ислаевых запустенье, по мысли режиссера Егора Перегудова, проникло не только в хозяйство – с душевной гармонией дело здесь обстоит не лучше.

Нервы у всех на пределе, что явствует уже из первой сцены перед занавесом – доктора Шпигельского (Павел Ворожцов) один за другим облепляют герои со своими истерическими возгласами, и тому ничего не остается, как прописать им всем продолжительный вояж на лоно природы. Так возникает “месяц в деревне” – с ежедневными дыхательными упражнениями собираемых по утрам в общий круг и руководимых доктором персонажей, с неизменными ободрениями: “дышите носиком”.

Повествуя в программке к спектаклю об убеждении Тургенева и его современников в несценичности пьесы “Месяц в деревне” (автор настаивал на жанре “повесть в драматической форме”), создатели нынешней постановки отводят почти шесть страниц на выписывание подряд ремарок (да и то не всех), утверждая, что из них могла бы сложиться отдельная история. Остроумный ход лишь подчеркивает общую проблему постановки – сосредоточенность на частностях и нюансах, избыточность режиссерской фантазии, когда даже из вспомогательного проходного диалога непременно выращивается минисюжет, то элегантный, а то и сомнительного вкуса. В каскаде постановочных изобретений Егора Перегудова ощущается его насмотренность и влияние крупнейших мировых режиссеров, что само по себе вызывает уважение. Однако ощущение перегруженности второстепенным – притом что сокращены четверо персонажей пьесы, в частности Анна Семеновна Ислаева и немец-гувернер Шааф, – не оставляет. Скажем, когда всё (и все) вокруг уже и так хлюпает от воды, стоит ли выливать на героев пару ведер молока?..

Возможно, впрочем, что молоко – лишь очередная, необходимая режиссеру краска в палитре деревенских запахов этого спектакля, оказывающихся серьезным испытанием для зрителя-аллергика, как, в сущности, и летняя природа российской средней полосы.

Герои перегудовского “Месяца в деревне” деревенского благоухания не страшатся, исправно дышат носиком, зарываются во влажное сено, кувыркаются в нем, бродят в резиновых сапогах под зонтами по сырости, запускают под проливным дождем воздушного змея, больше похожего на дирижабль, и исправно восхищаются погодой. То есть принимают предписанное лечение со всей решимостью, почти фанатизмом, пусть дождевая взвесь и наползает со всех сторон вместе с назойливым романсом “Утро туманное”. В ислаевских владениях, окруженных лугами и кваканьем лягушек, только такие утра и случаются.

Среди раскиданного по всей огромной сцене прелого сена Наталья Петровна с Верочкой (Наталья Рогожкина и Надежда Калеганова) расставляют шезлонги, и первая томно и умело выманивает у второй признание во влюбленности в Беляева. Сам же миловидный и предупредительный студент (Кузьма Котрелев), как перпетуум мобиле, не устает быть приятным женскому окружению, в том числе сексапильной служанке Кате (Маруся Пестунова), оставляя лишь перезрелую Лизавету Богдановну (Анастасия Скорик) вниманию циника-доктора, демонстративно педалирующего свои грубость и цинизм.

Сельская гармония быстро оборачивается катастрофой, не крахом с большой буквы (вспоминается бездонное страдание в глазах Натальи Петровны Ольги Яковлевой, когда в финале спектакля Анатолия Эфроса у нее отбирали змея и принимались равнодушно разбирать беседку), но рядовым крушением в череде подобных. Ни поразить до глубины души, ни исцелить тут никого нельзя, все нерв-ны и неприкаянны, что трудяга Ислаев (Александр Усов), вечно бродящий по сцене с вилами, граблями или косой, что заика Ракитин (Эдуард Чекмазов), выглядящий в этой семье едва ли не приживалом. Разве что на сердце порывистой Верочки может остаться шрам, но в ее жизнестойкость верится непререкаемо – до свадьбы с бессмысленным Большинцовым (Александр Семчев) вряд ли дойдет.

В стародавнем “Месяце в деревне” Художественного театра (1909) публика отдельно аплодировала декорациям Мстислава Добужинского. Спустя 111 лет зрительный зал в первую очередь рукоплещет сценографии Владимира Арефьева и самоотверженности актеров, в ней выживающих.

Мария ХАЛИЗЕВА

«Экран и сцена»
№ 1 за 2021 год.