Чемпионат в медицинском учреждении

Фото Askaf Askaf. Предоставлено Ансамблем БатшеваАнсамбль Батшева станцевал премьеру спектакля Марлен Монтейро Фрейтас “Canine Jaunâtre 3”

Когда я в последнюю минуту вбегала в зрительный зал, актеры, отгороженные от публики волейбольной сеткой, стояли кругом, заканчивая песню. Бывает в разных спортивных и театральных компаниях такая традиция: собраться всем вместе перед началом матча или спектакля и взяться за руки на удачу, прокричать что-то хором или даже спеть. Правда, обычно это делают за кулисами. Похоже, предстоял матч и спектакль одновременно, игра во всех значениях этого слова. Впрочем, актеры тут же разошлись, и я так и не поняла, что они пели. Увидела опустевшую сцену, похожую на спортивную площадку: с одной стороны – табло с горящими надписями Guest и Home (во время спектакля на них будут меняться цифры), с другой – табло, отсчитывающее время полуторачасового спектакля-игры, круглые обзорные зеркала и сетка по бортику сцены.

Спектакль под загадочным названием “Canine Jaunâtre 3” (“Желтоватый клык 3” – не спрашивайте, что это значит) поставила Марлен Монтейро Фрейтас, молодая, но уже знаменитая сегодня хореограф, родившаяся в Кабо-Верде, учившаяся в Брюсселе и работавшая со многими известными постановщиками современного танца, в частности с Борисом Шармацем. В этом году на венецианской танцевальной биеннале она получила “Серебряного льва” за свой прошлогодний спектакль “Bacchae – Prelude to a Purge” с античными сюжетами, живыми музыкантами, экспериментальным вокалом и многим другим. О ней писали так: “Один из лучших талантов своего поколения, Марлен Монтейро Фрейтас была неожиданностью последних сезонов, впечатляя своим электризующим присутствием и дионисийской энергией постановок. Интересуясь “метаморфозами и деформацией” (возможно, это эхо карнавала в ее родном Кабо-Верде), она музыкально и посредством игры размывает границы эстетически приемлемого. Имея дело скорее с эмоциями, чем со смыслом, ее хореография открывает дикое многообразие для воображения и личности”.

В общем, Монтейро Фрейтас – хореограф нового поколения, весьма радикальный экспериментатор, и Охад Наарин, увидев два года назад на Иерусалимском фестивале ее постановку “О плоти и слоновой кости – и статуи страдают”, был поражен. И сразу пригласил Марлен ставить спектакль с основной труппой Батшевы. Это большая редкость: в Батшеву сторонних хореографов приглашают редко, разве что для Молодого ансамбля, и прежде всего зовут тех, кто когда-то танцевал в этой труппе и знает принципы двигательной системы “гага” (а среди них хватает замечательных постановщиков, работающих по всему миру). С основной труппой работает в основном Охад Наарин. А тут – совершенно посторонняя и, что самое главное, категорически другая. И то, что Наарин, сам революционер, сумел оценить и не испугался пригласить Марлен Монтейро Фрейтас, говорит о том, что он, конечно, великий. В копродукции с Батшевой продюсерами спектакля “Canine Jaunâtre 3” значились фестивали танца в Монпелье и Амстердаме, мировую премьеру сыграли на Иерусалимском фестивале. Танцевальная общественность Израиля очень волновалась.

Семнадцать танцовщиков Батшевы высыпают на сцену, как игроки на площадку, ослепительно яркие, будто картинки в детской книжке: черные бархатные костюмчики, белые гольфы с белыми балетками, на плечах зеленые надувные воротники вроде самолетных подушек, на руках – синие резиновые перчатки. А еще красная помада и белый подбородник (потом выяснилось, что нарисованный). Ну и круги с номерами на спинах, причем у всех участников цифра 3. Они ведут себя странно: непонятно, во что играют и по каким правилам. Двигаются судорожными, изломанными движениями, лица искажают гримасы, глаза разлетаются в разные стороны или съезжаются вместе, рты дико кривятся, высовываются языки – не как у детей, которые кривляются или дразнятся, а как у людей, которые не могут контролировать свое тело. Не думаю, что танцорам Батшевы когда-нибудь приходилось столько играть, именно в драматическом смысле, создавая персонажей со своими характерами, лицами, повадками. Иногда они принимаются что-то говорить или даже петь – невнятно, косноязычно или странным заученным голосом. Девушка в экзальтации выбегает к микрофону, чтобы диким образом прокричать “Мы едем-едем-едем в далекие края”, парень бесхитростно поет что-то любовное, другой повторяет, что он не знает стихов (будто кто-то его просит прочесть), третий выходит к залу, чтобы твердить без конца механическим голосом: “Добрый вечер, вы меня слышите?” или “Я не имею в виду, что ты делаешь это плохо, я просто предлагаю попробовать еще раз…”. И просит зал встать, чтобы повторить за ним отдельные слова, командуя: “громче”… “со страстью”, так, будто слышал такое по телевизору. Из спортивного соревнования действо превращается в конкурс художественной самодеятельности.

Актеры Батшевы, чью изумительную способность к танцу мы так хорошо знаем, здесь похожи на людей с ДЦП, прикладывающих много сил, но все равно не вполне управляющих своими движениями. А иногда напоминают людей с ментальными проблемами, они с трудом сосредотачиваются, любят повторять друг за другом или внезапно фокусируются на каком-то определенном действии. Двигаются группами по два-три человека: валяются или сидят на полу, изучая себя, прыгают, бегают, каждая группа выполняет что-то свое, пока не надоест. Маленькие кордебалеты, любое бытовое движение вроде синхронного почесывания, превращающие в танец. И это очень лихо. Когда трое скачут рядком, крутя кистями, кажется, что они держат в руках синие пропеллеры.

Хаотическое движение довольно сложно построено, чередуя бешеную активность в разных углах сцены с покоем, развиваясь бесконечными сменами композиций, и этим близко Наарину, который тоже мастер режиссировать хаос. Должен ему быть близок и саундтрек спектакля в виде длинного списка музыкальных произведений с невероятным разбросом от Рианны и Эми Вайнхаус до Стива Райха и даже “лебединой темы” из балета П.И.Чайковского. Сразу, однако, ясно, что в этом нового – алогизм Монтейро Фрейтас и ее страсть к всевозможной деформации (в другом спектакле, например, актеры использовали что-то вроде боксерской капы, раздирающей рот), ну и дионисийская энергия, о которой писали, тоже сразу видна.

На сайте театра, вопреки обыкновению, заглавной картинкой к этому спектаклю стоит не фотография из него, а картина XVI века “Строительство дворца” Пьеро де Козимо, где суетятся маленькие людишки перед величественным зданием: кто пилит, кто таскает. И сама Монтейро Фрейтас описывает свой спектакль как площадку для игр или стройплощадку, которой завладели игрушки и управляют ею по цирковым законам. Но мне кажется, что это больше похоже на спортивное мероприятие в каком-то медицинском заведении, где играют во все игры сразу и где главное – не соревнование, а участие. Хореограф говорит, что предлагает танцовщикам оставить виртуозность тела и произвести метаморфозу, чтобы создать неиерархические тела, которые не подчиняются ни разуму, ни сердцу. Танцевальная общественность даже несколько обиделась на такие слова, твердя, что танцоры Наарина никогда не были сосредоточены на виртуозности и, возможно, Монтейро Фрейтас раньше никогда не видела Батшеву, раз предлагает отказ от иерархии, будто пришла ставить в труппу Бориса Эйфмана.

Ясно одно: ради постановки Марлен Монтейро Фрейтас танцорам Батшевы пришлось сильно измениться. Счастье, что они, воспитанные Охадом Наарином, достаточно открыты, чтобы принять что-то совсем для себя новое. Значит, теперь спектакли лучшего хореографа Израиля тоже не будут прежними, он получил в подарок от Марлен другую труппу. Возможно, теперь мы увидим нового Охада Наарина.

Дина ГОДЕР

Фото Askaf Askaf. Предоставлено Ансамблем Батшева

«Экран и сцена»
№ 14 за 2018 год.