Второй «Ленком» месье Амилькара

Фото А.ЖИЛИНАСпектакли, поставленные Дамиром Салимзяновым в Прокопьевске, образуют своеобразную трилогию. Их объединяет общая тема подмены подлинных чувств искусственными. Действие пьесы “Класс Бенто Бончева” Максима Курочкина разворачивается в далеком мультикультурном будущем, “Любовь – книга золотая” Алексея Толстого – в России позапрошлого века. “Все оплачено!” Ива Жамиака – путешествие и во времени, и в пространстве.

Пьесу “Месье Амилькар платит” об одиноком богаче, который за солидное вознаграждение нанимает людей, чтобы они изображали его семью, критики называют антрепризной и даже бульварной, а серьезные режиссеры вниманием не удостаивают. Редкое исключение – постановка в захаровском “Ленкоме”, двенадцать лет назад осуществленная Эльмо Нюганеном. Прокопьевский драматический театр тоже носит имя Ленинского комсомола. Совпадение случайное, но и в столичном, и в провинциальном “Ленкомах” режиссеры попытались найти в этой развлекательной истории глубину и гуманистический пафос.

Как и “Книга золотая”, новый спектакль – игра в предлагаемую историческую эпоху. На этот раз Дамир Салимзянов выступил и в качестве художника-постановщика. Черная одежда сцены, вместо задника – серебристая полузеркальная стена с шестью дверями, именно столько действующих лиц в пьесе. Комедия Жамиака перекликается с пьесой Пиранделло “Шесть персонажей в поисках автора”, где действующие лица тоже перестают различать грань между игрой и реальностью.

Амилькар заново сочиняет биографии незнакомцев, которых назначает на роли самых близких ему людей. Не столько драматург, сколько демиург. Амилькар Сергея Жуйкова – режиссер всего происходящего, но внешне – заурядный обыватель, человек из толпы. По взмаху его руки начинает играть расположившийся на сцене оркестрик. Объясняя “родственникам”, что хочет чувствовать себя зрителем, заплатившим за билет, Амилькар-Жуйков спускается со сцены и для наглядности указывает на собравшуюся публику. Однако эта “режиссерская” линия намечена в спектак-ле лишь пунктирно. Как ни парадоксально, мошенник Амилькар – человек щепетильный. Принцип “за все надо платить” (и не только деньгами) для него непреложен, как категорический императив Канта.

Герою симпатизируешь и сочувствуешь, за внешним спокойствием угадываются усталость и разочарование, но в нем нет обреченности, приводящей Амилькара к мысли о самоубийстве. Эта роль заметно уступает актерским работам Сергея Жуйкова в пьесах современных драматургов, например, в том же “Классе Бенто Бончева”. Кажется, и Светлане Поповой, играющей Элеонору, тесно в рамках пьесы Жамиака.

Все, нанятые Амилькаром, вынуждены так или иначе мимикрировать, приспосабливаться, искать способы “актерского существования”. Вирджиния Елизаветы Жуйковой, “дочка” Амилькара, и в реальной жизни еще не определилась, кем и какой ей быть. Впервые появившись на сцене в образе независимой девицы в рыжем парике, черных обтягивающих сапогах и укороченной юбке-колокольчике, она, подписав контракт, пробует себя в образе скромницы-тихони: детские косички, простенькое платьице. На встречу с бойфрендом приходит в джинсе и кедах. Новый костюм – новая социальная маска, и для каждой маски – иные интонации, лексика и даже пластика. У Вирджинии никогда не было настоящей семьи, и роль любимой и любящей дочери героине Жуйковой явно по душе. Она уже не кривляется, не изображает ни маленькую девочку, ни отвязную бунтарку. Становится самой собой.

Костюмы в этом спектакле играют особую роль. Почти у всех героев несколько масок: одежда выполняет функцию социального маркера, но что-то сообщает и о внутреннем мире каждого персонажа. В качестве художника по костюмам дебютировала руководитель бутафорского цеха Прокопьевского драматического Оксана Суворова. Сочиняя пиджаки, платья и шляпки, она ориентировалась на парижскую моду 50-х годов. Еще одна “французская составляющая” – музыка, которую композитор Виталий Сокол создал специально для спектакля. Три темы, где слышится что-то импрессионистское, исполняет живой оркестрик.

В “Амилькаре” московского “Ленкома” были заняты звезды, за которыми тянулся шлейф ролей, сделавших их знаменитыми. Режиссер Эльмо Нюганен это обыгрывал. У провинциальных актеров другой бэкграунд. Амилькар требует от “родственников” достоверности, просит повторять одну и ту же фразу на разные лады. В своих попытках выглядеть “натурально” они доходят до гротеска, до абсурда; мимика и интонации абсолютно противоречат придуманным репликам. Смотреть на это и смешно, и больно. Волей-неволей задумаешься о том, что актерам провинциальным нередко приходится иметь дело с не самой выдающейся драматургией и режиссурой.

У Жамиака главный герой, судя по всему, стреляется – прокопьевский же Амилькар остается жить. Звучит роковой выстрел, но, вероятно, в последнюю секунду героя спасает Элеонора. Как и прописано у Жамиака, бойфренд Вирджинии успокаивает девушку: большой срок Амилькару не дадут, а в тюрьму можно будет носить апельсины. “Месье Амилькар, к вам посетители!” – звучит в финальной сцене строгий голос из динамиков. Герои выходят на поклоны, держа в руках авоськи с отборными оранжевыми апельсинами – абсолютное торжество витальности над унынием и отчаянием.

И все-таки спектаклю не хватает свободы и легкости. Прокопьевские актеры не изображают французов, живших полвека назад, но и своих современников тоже не играют. Герои пьесы участвуют в проекте Амилькара потому, что не находят иных средств к существованию. Несколько раз звучит словосочетание “Центр занятости” – не пустой звук и для жителей Прокопьевска – моногорода, по которому кризис ударил основательно. Трагедия Амилькара в том, что в мире, где все продается и покупается, он уже не способен верить в настоящую любовь и бескорыстную дружбу. Тема, актуальности не теряющая.

Андрей НОВАШОВ
Фото А.ЖИЛИНА
«Экран и сцена»
№ 12 за 2016 год.