Но – пишут представители кинокритических сообществ – неожиданным и прекрасным оказалось то, что Иньярриту решился проявить свой талант в черной комедии. И неожиданное это решение столь впечатляет, что фильму “Бердмен” просто обязаны достаться призы на тех церемониях, которые пока что не состоялись.

“Бердмен” принадлежит к серии “кино про кино или театр”, любимой и актерами, и режиссерами, и представителями профессий-сателлитов – кино- и театральными критиками. Удовольствие (часто горькое) узнавать себя Алехандро Гонсалес Иньярриту им предоставляет регулярно, рассказывает об утраченной популярности, о слиянии с образом, о детской мечте играть на Бродвее и угрозе потерять эту мечту, о том, как устаешь фотографироваться с поклонниками, о том, как пьянство и эрекция на сцене в разы поднимают интерес к спектаклю, о чем бы этот спектакль ни был.

Актеры Актерычи и “пипл хавает”. Несложившиеся жизни. Квинтессенция анекдотов про провинциальные театры и провинциальных комиков и трагиков. Милый вопрос: “Мы можем поговорить с тобой об этом, как два взрослых актера?”

Сателлитчики вниманием Иньярриту также не обделены. Во время группового интервью главный герой, актер и режиссер, выслушивает вместо вопроса монолог журналиста-умника о Ролане Барте. Глубокомысленно пробурчав в ответ что-то вроде “Да, да, думаю, что да”, он получает и вопрос, от другой журналистки: “Правда ли, что вы делаете себе уколы поросячьего семени, чтобы выглядеть лучше?” – и убедить ее в том, что нет, не делает, не удается.

Третий из интервьюеров, японец, озабочен только тем, будет ли актер сниматься в четвертой части франшизы о Человеке-птице. Есть и четвертый представитель второй древнейшей профессии, критикесса Табита Дикинсон, с нетщательно вымытой головой и испитым лицом. Однако именно от ее заметки зависит успех или неуспех спектакля; все остальные критики непременно будут списывать у нее.

Табита ближе к финалу произнесет трагический монолог, бичующий всю кино- и театральную индустрию: “Нахальные, корыстные, испорченные дети, неспособные даже замахнуться на искусство. Вы награждаете друг друга за мультфильмы и порнографию, и меряете ценность в уик-эндах!”

У Ригана Томпсона (Майкл Китон) уже был карьерный взлет во времена молодости. Он сыграл в трех фильмах о супергерое Бердмене, зарабатывал миллионы, был очень популярен, и отголоски этой популярности долетают до него и сейчас, когда в барах с ним желают фотографироваться немолодые поклонники, а их дети недоуменно спрашивают: “Мама, а кто это?”

Томпсон стареет. Он не обращает внимания на свою суперспособность к левитированию предметов – занимается этим либо в ярости, либо в глубокой задумчивости. Он слышит голоса – вернее, один густой голос, регулярно звучащий в его голове и упрекающий в том, что теперь Ригана все забыли и не любят так, как прежде. Он умеет летать – низенько, правда, и зависает по утрам в воздухе, пока густой голос в голове не побудит его к дальнейшим действиям.

Действия эти составляют подготовку к бродвейской постановке спектакля по рассказу Раймонда Карвера “О чем мы говорим, когда мы говорим о любви”. Диалог из этого рассказа стал эпиграфом к фильму: “Ты добился того, чего хотел в этой жизни?” – “Да, я добился этого”. – “Чего же ты хотел?” – “Чувствовать себя любимым на этой земле”.

Идут репетиции, в один прекрасный момент вместо одного из актеров появляется Майк Шинер (Эдвард Нортон), который вовсю принимается тянуть одеяло на себя. На прогоне для прессы он кидается со сцены фруктами, вовсю врет в интервью, и Томпсону приходится отвечать ему тем же: прижавшись головой к плечу конкурента, рассказывать о своем тяжелом детстве с отцом-алкоголиком, а потом хохотать, радуясь, что удалось сыграть так прекрасно, что коллега не раскусил.

Естественно, вокруг главного героя находятся разнообразные женщины. Заходит навестить бывшая жена (Эми Райан). Она напоминает Томпсону о неровностях его характера, говорит: “Ты путаешь любовь и восхищение” и выслушивает от него историю о том, как он когда-то летел сквозь зону турбулентности в одном самолете с Джорджем Клуни и думал только об одном – случись что, на следующий день все газеты выйдут с большой фотографией на первой полосе, но фото это будет не его.

Любовница и партнерша по спектаклю (Андреа Райсборо) сообщает, что беременна, потом дает отбой, шутит, что такие родители, как они, точно вырастили бы серийного убийцу или, что хуже, Джастина Бибера, а потом добавляет, что она очень хочет стать мамой, но ее тело этого не хочет. Камешек в огород Томпсона – с тобой не хочет, Риган, понимаешь ты это?

Дочь актера Сэм (Эмма Стоун), с загадочно-высокомерным лицом отчаянно флиртует с Майком, ненавидит отца за то, что его не было рядом, сидит на перилах балкона и бродит по театру. За ней, а иногда сама по себе, бродит камера оператора Эммануэля Любецки, чей талант, однако же, в этих узких комнатках и пыльных коридорчиках в полной мере проявиться не может. Однако если в таланте Любецки никто не сомневается, то таланту актеров, собранных Томпсоном и тоже загнанных в узкое пространство пьесы, верить не сильно получается.

Но судьбу пьесы в результате решает не талант. А ролик на Ютьюбе, где Томпсон в одних трусах бежит по Бродвею (результат небольшой накладки во время репетиции), собравший изрядное количество просмотров, и резкое общение Томпсона с громовержицей Табитой. В ответ на бичующий монолог Табиты он выпивает ее мартини, бьет ее по щеке цветком, говорит, что у критика ноль рисков, а он в свою пьесу вложил всю свою жизнь. То есть опять внешнее взяло верх над внутренним. Как скажет Томпсону бродвейский побирушка, вопящий на улице монолог: “Ты куда, брат? Я и сам вижу, что переиграл. Но просто – диапазон хотел дать!” И это подтолкнет актера к тому, чтобы совершить на сцене поступок, который Табита Дикинсон назовет “началом суперреализма” и который можно еще назвать “полугибелью всерьез”.

Эта полугибель смешна – милый продюсер пьесы (Зак Галифианакис) утешает в больнице жену Томпсона, что можно не переживать из-за поврежденного органа, что запросто можно пришить другой, как у Мэг Райан (тут стоит сказать отдельное спасибо сценаристам, которые позволяют рецензентам сохранить интригу, а зрителям – не подумать ничего скабрезного), зато слава взлетела до небес, выше Бердмена.

Мэг Райан, Джастин Бибер, Джордж Клуни, а также Роберт Дауни-младший (ему в фильме тоже достается легкий дружеский пинок)… Разговоры об известных актерах являются еще одной деталью “кино про кино”. И Алехандро Гонсалес Иньярриту правило соблюдает, попутно задевая болевые точки именитых коллег: сейчас вы известны и богаты, как некогда исполнитель роли Бердмена, но что будет с вами через некоторое время? Рубрика “Герои вчерашних дней”?

Члены американской Киноакадемии, отвечающие за вручение “Оскара”, не могут не полюбить фильм “Бердмен” – там много знания о том, как протекает киножизнь (что немудрено), там много шуточек “для своих” и имеется самоирония. Очень интересно, смогут ли они подняться выше собственной радости узнавания, а еще интереснее, сможет ли Алехандро Гонсалес Иньярриту подняться выше себя в своем следующем фильме – не про смерть и не про кино.