Через несколько лет после выхода книги “Режиссер Мейерхольд” (М.: Наука, 1969) Константин Лазаревич Рудницкий задумал переработанное и дополненное переиздание. Постепенно замысел трансформировался и привел к написанию совершенно новой книги о Мейерхольде, которая вышла в серии “Жизнь в искусстве” (М.: Искусство, 1981). Хотя Рудницкий вступил на территорию биографического романа, от требования фактической точности он не отходил. В поисках и уточнениях фактов завязалась его переписка с Александрой Васильевной Смирновой-Искандер (1896–2000), мейерхольдовкой, участницей Студии на Бородинской (1914–1917), куда она пришла вместе с будущим мужем Алексеем Максимовичем Смирновым.

В 1967 году в сборнике воспоминаний “Встречи с Мейерхольдом” была опубликована статья А.В.Смирновой-Искандер “В Студии на Бородинской”, полная живых подробностей и побудившая Рудницкого к новым вопросам. Его интересовало, как выглядела квартира Мейерхольда, кого из студийцев он приглашал в гости, каков был круг общения, как было устроено кабаре “Привал комедиантов” (сколько столиков, как выглядела сцена, где размещался музыкант или музыканты, кто посещал этот театр, продавались ли билеты), конфликты, причины уходов из Студии, личные впечатления Смирновой-Искандер от актеров Александринской сцены. Вопросы Рудницкого связаны не только со Студией на Бородинской, но и захватывают широкий культурный слой. Ответы Смирновой-Искандер детальны, говорят об удивительной памяти на события шестидесятилетней давности и о цепкой наблюдательности, трезвости оценок, в том числе в отношении самого Мейерхольда. Примечательны описываемые ею раскрепощенность Мейерхольда в общении со студийцами и его замкнутость, молчаливость даже в кругу расположенной к нему культурной среды. Вопросы и ответы полны внимания к, казалось бы, мелочам, мимо которых часто проходят историки, но из которых ткется пряжа жизни.

Переписка, начинавшаяся по профессиональной необходимости, быстро переросла в дружбу. Рудницкий держал Смирнову-Искандер в курсе как своих исторических исследований (А.Я.Таиров, И.Г.Терентьев, режиссура начала века и многое другое), так и критических выступлений. Присылал свои книги, статьи, ценил отклики, реагировал на просьбы. Подталкивал Смирнову-Искандер взяться за мемуары, а затем помог наладить отношения с ленинградским отделением издательства “Искусство”, стал автором вступительной статьи. Воспоминания “О тех, кого помню” вышли в 1989 году, но Рудницкий книгу уже не увидел.

Последнее письмо Рудницкого к Смирновой-Искандер датировано 4 июля 1988 года. Смерть настигла его 24 сентября.

После кончины К.Л.Рудницкого (1988) Смирнова-Искандер передала его письма вдове Т.И.Бачелис, а та многим позже в свою очередь передала их О.М.Фельдману, в архиве которого они сохранились. Письма же А.В.Смирновой-Искандер вместе со всеми рукописями и документами Т.И.Бачелис и К.Л.Рудницкого находятся в Рукописном отделе Центральной научной библиотеки СТД РФ. Сердечная признательность Вячеславу Петровичу Нечаеву, который помог их отыскать. Читателям предлагается по одному письму К.Л.Рудницкого и А.В.Смирновой-Искандер из самого начала их многолетней переписки. Газетный формат позволяет прокомментировать только избранные имена и сюжеты. При более полной публикации переписки 1970-х годов этот пробел будет восполнен.

 

К.Л.Рудницкий – А.В.Смирновой-Искандер

17 апреля 1975 г.

Дорогая Александра Васильевна!

Случилось так, что у меня появилась возможность – пока еще довольно смутная – выпустить книгу о Мейерхольде заново. Если это совершится, то будет не просто второе издание, а – сильно переработанная и дополненная книга. И ежели это произойдет, конечно, Вы ее сразу получите. Во всяком случае, сейчас я ее пишу. Некоторые вопросы для меня пока сложные, быть может, Вы могли бы разрешить. Вот почему я обращаюсь сейчас к Вашей помощи.

Скорее всего, Вы не видели первую постановку “Шарфа Коломбины” в 1910 году, в “Доме интермедий”. Но, может быть, Вы знаете, кто в ней участвовал? Кто играл Коломбину? Гейнц? Хованская? (1) Кто играл Пьеро, Арлекина? Если Ваша память сохранила эти имена, сообщите мне.

Далее, в своих воспоминаниях Вы рассказываете о квартире Всеволода Эмильевича (четыре комнаты). Где она была? На Жуковской? На Театральной площади? То есть, я имею в виду ту квартиру, где Вы побывали? Жила ли с ними Е.М.Мунт (2) или она жила отдельно? Что за камин был в кабинете Вс.Эм.? Настоящий? В нем горел огонь? Что Вы еще помните о его кабинете? Картины, книги – какие? Вы пишете: “принимали нас, студийцев, очень гостеприимно” – а сколько вас было? Вы приходили большими группами или по двое, по трое? Еще Вы пишете: “когда Мейерхольда приглашали в гости…”. Кто его приглашал? У кого вы вместе бывали?

Можете ли Вы что-нибудь рассказать об отношениях между Мейерхольдом и Б.Прониным, Мейерхольдом и В.Соловьевым, Мейерхольдом и братьями Бонди? Почему они поссорились с Бонди (3)?

Какое – откровенно, я Вас не выдам! – было у Вас тогда отношение к Юрьеву? Нравился ли он Вам как человек и как актер? Понравился ли в “Маскараде” в день премьеры? Какое впечатление производили на Вас как актрисы Коваленская и Рощина?

Извините, что пристаю к Вам с вопросами. Но, во-первых, Вы понимаете, что я могу их задать только Вам. Во-вторых, к Вам я испытываю глубокое доверие и симпатию, и Вашим впечатлениям придаю самое большое значение.

Будьте так добры, напишите мне пожалуйста!

Шлю Вам самый сердечный привет.

Заранее благодарный

К.Рудницкий

 

А.В.Смирнова-Искандер – К.Л.Рудницкому

12 мая 1975 г.

Дорогой Константин Лазаревич!

Извините меня, что я так задержала ответ на Ваше письмо.

Шлю Вам и Татьяне Израилевне свое запоздалое праздничное поздравление с самыми лучшими пожеланиями.

Я очень рада, что есть возможность переиздать Вашу книгу о Мейерхольде.

Постараюсь ответить на Ваши вопросы.

Первую постановку “Шарфа Коломбины” в 1910 г. в “Доме интермедий” мне видеть не пришлось. К сожалению, я не смогла до сих пор узнать, кто играл Коломбину, Пьеро и Арлекина. Я только хорошо помню, что, ставя во 2-й раз “Шарф Коломбины” в 1916 г., Мейерхольд все время приговаривал: “Сейчас это надо ставить совсем по-другому, издевательски, гротескно, буффонно”.

Квартира Вс.Эм.Мейерхольда (в период его занятий с нами в Студии на Бородинской) находилась на 5-й роте Измайловского полка, (сейчас это 5-я Красноармейская ул.). План квартиры был такой – большая передняя, из нее налево вход в столовую (узкую, длинную комнату). Из столовой две двери: налево в кабинет Вс.Эм. и направо в спальню взрослых. В комнату девочек была дверь из передней и рядом кухня и пр. Екатерина Михайловна Мунт с семьей Мейерхольда не жила. Она жила отдельно с мужем (Голубевым (4)) и двумя дочерьми – Дашей и Машей.

Камин в кабинете Вс.Эм. был настоящий, в нем горел огонь – топили дровами. Мейерхольд любил мешать в нем угли. У окна в кабинете был расположен письменный стол. Картин на стенах я не помню. Диван и стулья по стенам, и книжный шкаф небольшой. (Книжный шкаф был и в столовой.) Пол кабинета был застелен большим ковром. В кабинете было просторно, чисто. На столе у Вс.Эм. было очень мало вещей – по обе стороны письменного прибора находились две примечательные фотографии – Вс.Эм. в детстве (года 2) и в такой же позе Ольга Михайловна (5) (тоже в 2 года). Ольга Михайловна любила показывать эти карточки.

Обычно из Студии после занятий Вс.Эм. в те годы приглашал к себе таких студийцев – Алексея Смирнова (6), Николая Щербакова (7), Бориса Алперса, Алексея Грипича (8) (Грипич тогда ходил в военной форме), меня, а в 1916 г. мою сестру Веру (9) и мою подругу Веру Рождественскую, бывал также брат Б.Алперса [Сергей] (10) и первое время Юрий Бонди. (В.Н.Соловьев почти никогда с нами у Мейерхольдов не бывал.)

Принимали нас “гостеприимно” – это значит, – когда мы приходили, нас ждал в столовой стол, накрытый белой скатертью, на столе кипящий самовар, пироги, пряники, орехи и др. сладости. (Мы потом полюбили эти незатейливые угощения.) И Ольга Михайловна, и девочки – Маруся, Ирина, Таня были на редкость приветливы – Ольга Михайловна любила, когда мы приходили. Она была внимательна к нам, весела, разговорчива. После чая мы обычно переходили в кабинет, где играли в разные игры, танцевали.

Мейерхольд дурачился больше всех нас. Он обычно любил танцевать, изображая чиновника, гимназиста (наступая всем на ноги), военного, “важное лицо” и пр. Со мной он часто танцевал танго, которое было в моде тогда. На все его неожиданные “фокусы”, импровизации приходилось отвечать тем же. Я старалась от него не отставать. Все потешались вокруг. Часто играли, сидя на ковре в кругу, придумывая разные трюки.

Первый раз я увидала Вс.Эм. в гостях у писательницы А.Тырковой (11) – это было вскоре после постановки “Незнакомки” Блока (12). В гостях были – Чулков, Ремизов с женой, Чуковский, профессор Корнилов и много других лиц из художественной среды того времени. Это был большой прием гостей – (Блока среди них не было). Мейерхольд держался насупившись, в одиночку и очень скоро ушел, хотя вечер был организован ради него (дочь Тырковой – Соня Борман (13) в 1913–14 г. была в Студии у Мейерхольда и участвовала в массовке “Незнакомки”). Мейерхольда приглашали иногда состоятельные студийки (фамилии я забыла). Одна из них жила с богатым мужем на Васильевском острове. Мы пришли большой группой прямо из Студии. Все взоры были обращены на Вс.Эм. Стол был богато сервирован. Мейерхольд сел не на приготовленное ему место почетное, а примостился где-то с краю стола, среди нас, тихо посидел, ни слова не сказал и скоро ушел. В семье моего дяди Ольга Михайловна и Маруся бывали иногда, Мейерхольд в нашей семье ни разу не был.

Но когда я жила вместе со своей приятельницей – одной из первых женщин-архитекторов Татьяной Матвеевной Макаровой, Мейерхольд любил бывать у нас. Жила Т.М.Макарова на Петроградской стороне на Зверинской улице, занимала очень странную квартиру. Во дворе большого дома стоял домик двухэтажный (по-видимому, когда-то это была прачечная), со двора наружная лестница вела во 2-й этаж. Там было 2 комнаты – просторная кухня с плитой и обеденным столом и комната большая рядом, где стоял стол чертежный и мебель типично кабинетная – 2 кожаных больших кресла и диван. Пол в комнате был устлан ковром. Мейерхольду нравилось все в этом домике, и очень часто после Студии он был у нас – знакомился со студентами-архитекторами, интересовался их проектами. Очень любил сидеть и отдыхать на ковре. Но и в такой обстановке он бывал весел, но не очень разговорчив.

Бывал Вс.Эм. часто у Сафоновых (он очень высоко ценил дирижера Сафонова) и хорошо относился к его дочерям. Одна из них писала его портрет. У Сафоновых мне не пришлось быть.

Бывал Мейерхольд у Алперсов – он очень любил брата Бориса Алперса – пианиста. Мы, наверное, бывали тогда же у Алперсов, но я это плохо помню.

Помню я хорошо, как Вс.Эм. издевался и насмешничал после посещения дома Карсавиной – балерины, смеялся, как у нее скупо угощали. Над вечерами у Сологуба он тоже зло иронизировал и изображал присутствующих там лиц.

В те годы Мейерхольд любил только Блока. И о вечерах, когда бывал у Блока, рассказывал восторженно.

Футуристов Мейерхольд сторонился и на приглашения сестры журналиста Кушнера, где бывали футуристы – Маяковский, Брик с Лилей, Шкловский и др. – отказывался.

Мейерхольд и Пронин были старые друзья. Вс.Эм. всегда хорошо относился к Пронину и на постановку “Шарфа Коломбины” в “Привале комедиантов” согласился благодаря Пронину. Но своей постановкой и всем окружением “Привала” Мейерхольд был очень недоволен и неудовлетворен и после постановки “Шарфа Коломбины” Мейерхольд в “Привале комедиантов” больше ничего не ставил. Расчеты же его были на то, что вместе с Прониным он в “Привале комедиантов” сможет осуществить показ своей Студии и ее постановочных работ. Мейерхольд всю жизнь мечтал о своем театре.

В.Н.Соловьева Мейерхольд невероятно эксплуатировал – (все его знание западноевропейского театра), ценил, любил его, но как-то незаслуженно мало уважая. Очень, очень много дал Мейерхольду Владимир Николаевич Соловьев в отношении знакомства с народными театрами! Соловьев питал Мейерхольда своими знаниями и, благодаря Соловьеву, его неуемной разговорчивости, щедрости – воображение Мейерхольда постоянно питалось его рассказами, беседами.

Соловьев ушел из Студии после того, как Вс.Эм. во время постановки “Шарфа Коломбины” в “Привале комедиантов” подчинился организаторам театра и вместо студийки – первой комедиантки Студии Кулябко-Корецкой (14) дал роль Коломбины “чужой” – актрисе театра миниатюр на Литейном проспекте – балерине Павловой (15).

С Ю.Бонди Мейерхольд разошелся из-за того, что совершенно неожиданно, не посоветовавшись предварительно с художником Студии Ю.Бонди, который преданно, как и вся семья Бонди, работал с Вс.Эм., – пригласил в Студию художника Рыкова (16) по совету художника Головина.

Мы с Алексеем Максимовичем [Смирновым] всегда с большим уважением относились к Ю.М.Юрьеву. Все, что касалось внешней стороны поведения актера на сцене – походка, жест, манера держаться, – все это было в нем безукоризненно. Первый раз я видела Юрия Михайловича в пьесе “Старый Гейдельберг“. В роли немецкого принца-студента он был великолепен, до конца убедителен. Мне не пришлось видеть Юрьева в “Дон Жуане”, но отзыв друзей был тот же.

Началось мое разочарование в Юрьеве начиная с постановки Мейерхольда “Два брата” Лермонтова. При всей точности соблюдения мизансцен Мейерхольда (а они были виртуозны) характер внутренних душевных движений одного из братьев не был уловлен. Юрьев в этой роли не волновал, не воздействовал на зрителя – душевного движения, подлинной страсти в нем не было, а Лермонтов без этого мертв. То же происходило и с “Маскарадом”. Мейерхольд помимо массовых сцен, превосходных в своей выразительности, маскарадного вихря, тонко психологически разрабатывал монологи, дуэты. И, к сожалению, это тоже было у Юрия Михайловича пусто, не волновало так, как это было построено и задано Мейерхольдом. Несправедливо было бы сказать, что Юрьев не выделялся среди других исполнителей, внешне он сразу обращал внимание на себя – и голос его был хорош, но душевной глубины у него не было. И это было досадно особенно в роли Арбенина.

Женщины в бывш. Александринском театре все почти были очень интересными индивидуальностями, и внешне, и по своему душевному складу. В составе женском труппы они дополняли одна другую.

Очень своеобразна, необычна, женственна, мягка, обаятельна была Коваленская (она напоминала лань). На сцене она невольно привлекала к себе зрителя, хотя не обладала большим дарованием, ни лирическим, ни драматическим. В роли Нины в “Маскараде” она была очень хороша внешне и убедительна своей жерт-венностью, мягкостью, кротостью и снова женственностью.

Рощина же была более глубокая и сильная актриса. Кроме того, она прекрасно чувствовала стиль автора, форму спектакля. Рощина была очень своеобразна, интересна в пьесе Б.Шоу “Пигмалион”, которую ставил Мейерхольд. Хороша она также была в “Грозе” А.Н.Островского (в постановке Мейерхольда). Много было в ней старинного, от русских обрядов, очень складно выглядел на ней костюм и все платки узорчатые. Хорошо она двигалась, по-старинному кланялась и очень убедительна была в декорациях, созданных А.Головиным. Но подлинного драматизма, трагичности не было в ее исполнении роли Катерины. Глубоко, так как Савина (уже в старости) в роли Катерины, – Рощина не волновала.

Дорогой Константин Лазаревич, кажется, ответила на все вопросы Ваши. Если Вас интересует еще что-либо – пишите мне.

Глубоко признательна Вам, что Вы занимаетесь исследованием жизни и творчества Вс.Эм. Мейерхольда и так, как Вы это делаете, поэтому я с удовольствием отвечу на все вопросы, которые необходимы Вам, и обещаю не задерживать ответ, как на этот раз.

Задержка моя объясняется занятостью перед праздниками и радостными и горестными событиями в это время.

Желаю Вам здоровья и успеха в Вашей работе.

С сердечным приветом

А.Смирнова-Искандер

Привет мой передайте Татьяне Израилевне и пожелайте ей отменного здоровья и успеха в работе.

Комментарии:

1. Гейнц Анна Федоровна (1885–1927) – ученица Вс.Э.Мейерхольда по Студии на Жуковской, работала в театрах “Кривое зеркало” и “Дом интермедий”. Хованская Евгения Александровна (1886–1977) – актриса. Играла в петербургских театрах “Дом интермедий” (1910–1914) и “Кривое зеркало” (1915–1916).

2. Мунт Екатерина Михайловна (1875–1954) – актриса, сестра О.М.Мунт, жены Вс.Э.Мейерхольда. Соученица Мейерхольда по Филармоническому училищу. В труппе МХТ с его основания вплоть до 1902 г., когда ушла вместе с Мейерхольдом.
3. Бонди Юрий Михайлович (1889–1926) – режиссер, театральный художник, участник Студии на Бородинской. Бонди Сергей Михайлович (1891-1983) – участник Студии на Бородинской, литературовед, пушкинист. Бонди Алексей Михайлович (1892–1952) – актер и драматург. Начинал театральную деятельность в Студии на Бородинской.

4. Голубев Андрей Андреевич (1881–1961) – актер, режиссер, участник Студии на Бородинской, муж Е.М.Мунт.
5. Мунт Ольга Михайловна (1874–1940) – актриса, первая жена Вс.Э.Мейерхольда.
6. Смирнов Алексей Максимович (1890–1942) – режиссер театра и кино, участник Студии на Бородинской, муж А.В.Смирновой-Искандер.
7. Щербаков Николай Александрович (1898–?) – актер, участник Студии на Бородинской (1914–1917).
8. Грипич Алексей Львович (1891–1983) – театральный режиссер, участник Студии на Бородинской (1913–1915). Занятия прервала Первая мировая война. С фронта вернулся лишь в 1918 г. и продолжил учебу на Курсах мастерства сценических постановок, где преподавал Вс.Э.Мейерхольд.
9. Смирнова Вера Васильевна (1898–1977) – детская писательница, литературный критик, мемуаристка, сестра А.В.Смирновой-Искандер.
10. Алперс Сергей Владимирович (1896–1931) – пианист. Окончил Петроградскую консерваторию.
11. Тыркова-Вильямс Ариадна Владимировна (1869–1962) – писательница и критик, деятельница русской дореволюционной либеральной оппозиции, член ЦК Конституционно-демократической партии.
12. Премьера “Незнакомки” А.А.Блока, поставленной Вс.Э.Мейерхольдом (сорежиссер Ю.М.Бонди) в Зале Тенишевского училища, состоялась 7 апреля 1914 г.
13. Борман (в замуж. Бочарская) Софья Альфредовна (1893–1982) – участница Студии на Бородинской. После начала Первой мировой войны выучилась на сестру милосердия и отправилась на фронт. С августа 1919 г. принимала участие в Белом движении. С 1920 г. – в эмиграции в Лондоне.
14. Кулябко-Корецкая Анна Ильинична (1890–1972) – актриса. Участница Студии на Бородинской (1913–1917). Работала в ГосТиМе с 1931 г. до его закрытия в 1938 г.
15. Павлова (в замуж. Шайкевич) Клавдия Васильевна (1899–1958) – участница Студии на Бородинской, характерная танцовщица, киноартистка, хореограф, педагог.
16. Рыков Александр Викторович (1892–1966) – театральный художник. Принимал участие в работе Студии на Бородинской и подготовке журнала “Любовь к трем апельсинам”.

Публикация Владислава ИВАНОВА

«Экран и сцена»
№ 17-18 за 2023 год.