Совсем недавно Никита Кобелев был назначен на пост главного режиссера Александринского театра, его спектакли идут в Театре Наций, Театре им. Маяковского, Александринском. Он выпустил в МХТ имени А.П.Чехова “Жизель Ботаническую” по рассказам Эдуарда Кочергина. Кроме того, только что вышла премьера спектакля “Наедине” с Викторий Исаковой. Александрой Ребенок и Ириной Старшенбаум в главных ролях. Режиссер рассказал о работе со звездами, театральной психотерапии и головокружении от успехов.

 

– Никита, спектакль “Наедине” поставлен по текстам Дона Нигро. Вы выбирали материал не сами. Нашли ли вы в нем что-то интересное, все-таки на первый взгляд он сугубо американский.

– Американский контекст, конечно, присутствует, но он легкий, ненавязчивый, а тема универсальна. Это разговор о травме, об одиночестве, о любви. Но скажу сразу, меня привлек не столько текст, сколько возможность поработать с большими актрисами и в необычном для них и для меня формате моноспектакля.

– Три женские истории в спектакле не пересекаются.

– Я сознательно шел на такую ситуацию – три моноспектакля в одном. Чувствовал, что пересечения будут лишними. Мы вместе с актрисами работали над текстами их монологов, что-то купировали, редактировали. Убирали многозначительность, решили больше сосредоточиться на фабуле, движении сюжета.

Сами истории написаны крепко, правильно эмоционально структурированы. Последовательность монологов определил уже я сам. Это, конечно, триптих. Две створки и центр.

– Очевидно, что центр – это история Виктории Исаковой. Что вам импонирует в ней и в двух других прекрасных актрисах?

– Вика – мощная актриса и индивидуальность. Я мало работал с актрисами такого масштаба. Вика излучает уверенность на сцене, но на самом деле, она очень волновалась, так как до этого не играла моноспектакли. Я редко видел, чтобы человек был так ответственен в работе, столько репетировал, сомневался, предлагал что-то. И так много требовал сам от себя. Глубокая личность, без всяких украшений и глянца, очень настоящая, честная, она как актриса может все.

– Виктории достался самый, пожалуй, неоднозначный кусок текста, затрагивающий тему инцеста.

– Не скрою, этот момент нас очень смущал. Сексуальное насилие в детстве тема сама по себе очень страшная, но она есть, есть судьбы, которые этим разрушены, а значит, об этом важно говорить. Но во-первых, героиня создает вокруг себя такую реальность, что непонятно, где ложь, а где правда, было это или нет. А во-вторых, нам важно было донести некоторую отстраненность от материала, чтобы у зрителя было спокойное восприятие этой темы. Не вживаться до конца, но рассказывать о героине, о ее чувствах, передавать их. Хотя Вика все равно на сцене тратится по-настоящему, иначе внимание большого зала не удержишь. Да и в театр мы приходим именно за этим – увидеть героев, которые живут на грани или вообще эту грань переходят, идут до конца. Пускай даже это касается разрушения личности.

– Очень актуальная сегодня тема. Мы все травмированы так или иначе.

– Да, и общество уже научилось не молчать об этом. Психотерапия сегодня не просто никого не удивляет, она стала модной. И Вика, и Александра, и Ирина тонко чувствуют эти темы, умеют их присвоить и передать.

– Расскажите, пожалуйста, об Александре и Ирине. Как вам с ними работалось?

– Александра Ребенок актриса магнетическая. С одной стороны, она человек очень разумный, рациональный, но может отключать эту свою рациональность и “склеивать” все своей индивидуальностью. Редко артисты могут держать зал только текстом. Мне кажется, Саша умеет, поэтому мы и пошли на такой аскетичный ход в смысле оформления ее части спектакля. Но при этом она мне кажется самой небытовой и эффектной.

– Вообще, всех актрис вы постарались показать не такими, какими мы привыкли их видеть.

– Изменять своему амплуа – это не просто хорошо, это необходимо! Уйти на другую территорию, попробовать что-то новое.

– В случае с Ириной Старшенбаум, киноактрисой, это тоже сработало?

– Ирине было сложнее, так как у нее нет такого богатого сценического опыта, как у Саши и Вики, она берет обаянием и естественностью. Мы решили не соревноваться с другими актрисами по части темперамента, а показать ее максимально похожей на себя: обаяние, текучесть, игривость, романтичность, свежесть. На этом я построил финальный монолог. Очень хотелось закончить спектакль интонационно иначе, снять тревожность, что остается после первых двух монологов, дать воздуха, легкости. И Ира блестяще справилась.

– Вам, мужчине, легко было работать с такими красивыми актрисами?

– (Улыбается.) Они мне доверились, я – им. Самое главное было найти сценический язык для историй, нужную интонацию, не скатиться ни в пошлость, ни в пафос, ни в многозначительность. Я вообще не очень люблю открытую эмоцию, и особенно она неуместна в моноспектакле. Кричать на кого-то можно, но вот на самого себя – вряд ли. Хотя мы все равно с актрисами добивались эффекта обращения каждой героини к невидимому собеседнику, партнеру. Не к зрителю.

– Что вам, как режиссеру, хотелось, чтобы зритель понял, почувствовал?

– Чтобы он задумался над тем, какое хрупкое существо человек. Его очень легко разрушить, “замкнуть”, травмировать. Чтобы зритель задумался о сложности нашей эмоциональной организации, природе сексуальности и опять же о том, как одним неосторожным словом или поступком можно разрушить человека навсегда, оставить его душевным “калекой”.

– В тексте у Виктории есть мысль про наши внутренние трагедии. Которые определяют всю жизнь.

– Мне передали, что наш спектакль смотрела психолог, и осталась под большим впечатлением. Подробно разобрала каждую историю, и сказала, что это лучший психологический спектакль, который она видела.

– Это было вашей мотивацией – поставить спектакль терапевтичный?

– Прежде всего, я хотел сделать хороший спектакль. Но я попытался понять каждую героиню, ее психологию. Затравленная отцом маленькая девочка мстит потом всем мужчинам на свете. А другая девочка так боится боли, однажды обжегшись, что не подпускает к себе никого. Третья живет во лжи, поскольку не может примириться с осознанием, что ее мужчина любит другую, но при этом готова заплатить любую цену, чтобы жить с ним. Если вдуматься, эти все истории про любого из нас, они повсюду. И да, они болезненны. Но вот и задача – рассказать о сложном легко, но не поверхностно.

– Это женский спектакль, как вам кажется?

– Вчера в инстаграме прочитал: “Мой мужчина мне сказал после спектакля: “посмотрев на этих женщин, я понял, какая ты у меня идеальная””. Так что “Наедине” есть смысл посмотреть и мужчинам. Увидеть со стороны и себя, и свою партнершу. Мужчины часто относятся к женщине как к внешней оболочке. А что там она чувствует или думает, неважно. Не хочу читать мораль, но мне кажется это важным – осознавать, как все, что ты говоришь и делаешь, влияет на того, кто находится рядом с тобой.

– С художницей Наной Абдрашитовой вы работаете не впервые. Что вам близко в ее видении театра?

– “Наедине” – наша четвертая совместная работа. Нана большой профессионал, она очень хорошо меня понимает, легко ведет диалог. Идея рождается в сотворчестве, художник слышит и то, что хотел бы я, и вносит свое. Важно ведь не только придумать, но и осуществить, реализовать. Она перфекционист, работает очень скрупулезно. Ее сценография соединяет концептуализм и чувственность. Мне импонирует ее минимализм на сцене. Люблю, когда всё работает, ничего лишнего. Или это лишнее должно иметь свой смысл.

– У вас одновременно идет много спектаклей в Маяковке и в Театре Наций, сейчас и в Петербурге. Вы за ними следите?

– В течение первого года слежу. Потом, мне кажется, все уже встает на свои рельсы окончательно, и во мне нет нужды. Вводы я стараюсь делать всегда сам. Если есть возможность, езжу на гастроли. Но изначально я стараюсь добиться, чтобы структура спектакля работала как часы. Сейчас “Бердичев” (спектакль Театра им Вл. Маяковского ) ездил в БДТ на гастроли. Я не видел этот спектакль семь лет, если честно. Посмотрел и порадовался: он ничего не потерял за эти годы.

– Как вы сами для себя определяете удачный спектакль?

– Стараюсь держать внутри себя камертон.

– Сейчас мы сидим возле Художественного театра, где идут репетиции вашего спектакля “Жизель Ботаническая” по Эдуарду Кочергину.

– Худрук театра Константин Хабенский попросил меня сделать простую человеческую историю. Тогда я вспомнил книги Кочергина, в частности рассказ “Жизель Ботаническая”, о питерских проститутках послевоенного времени. На нем и остановились. Далее я уже добавил туда и другие рассказы Эдуарда Степановича. Плюс это прекрасная возможность дать роли мхтовским актрисам как среднего поколения – Ксении Тепловой, Светлане Колпаковой, Ульяне Глушковой, Надежде Жарычевой, так и молодым актрисам, которые в театре работают первый год: Софье Шидловской, Полине Романовой, Юлии Витрук.

– Актуальна эта тема сегодня?

– Как ни странно, через жизнь этих девушек можно понять что-то и про сегодняшний день. Послевоенное время, надо выживать, мужчин нет по понятным причинам. Мне кажется, опыт жизни в таких обстоятельствах может нам пригодиться. Тем более проза Кочергина очень настоящая, что большая редкость сегодня.

– Никита, вы совсем недавно стали главным режиссером Александринского театра. Головокружения от успехов нет?

– Пока есть только свершившийся факт назначения. И страшная ответственность, которую я понимаю и учусь с ней справляться. В новом сезоне я буду ставить “Воскресение” Толстого.

– Сейчас, когда так много споров по поводу того, каким должен быть театр, как вы считаете, он должен что-то обществу и в чем он свободен?

– Сегодня прямой язык невозможен, но и представить себе театр вне контекста невозможно. И работа с контекстом может быть разной. Есть злободневность, а есть актуальность. Это немного разные вещи. Сегодня, когда вокруг столько информации, когда теряются ориентиры, точки опоры, театр мог бы быть местом, где не врут, где возможен честный разговор. Но увы, во многих театрах врут так или иначе. Но мне кажется, такие места еще есть, и поклон тем, кто продолжает честно и художественно делать свое дело.

– Вообще, как вы оцениваете ту ситуацию, которая сейчас в театре складывается? Все эти революции, перемены?

– Это данность. Что нам с ней делать? И вообще иногда думаешь, кому сейчас это нужно искусство, театр? У меня нет ответов, кроме самого простого – делай что должно и будь что будет.

Беседовала Нататья ВИТВИЦКАЯ

«Экран и сцена»
№ 13-14 за 2023 год.