В стихотворении С.Я.Маршака “Вчера и сегодня” перо в пустой чернильнице жалуется: “У нашего хозяина / Теперь другие перья. / Стучат они отчаянно, / Палят, как артиллерия”. Речь идет о пишущей машинке, уже давно забытой и ненужной, уступившей место компьютеру. Именно она – машинка с женским именем – стала героиней недавно завершившейся выставки “Эрика берет 4 копии” в Музее Анны Ахматовой в Фонтанном Доме.
Автор идеи и художник экспозиции Эмиль Капелюш организовал пространство для интерактивного “театра предмета”. В центре зала расположен ряд высоких конструкций-ширм, затянутых черной, прозрачной тканью. Ширмы образуют лабиринт из тесных закутков, в каждом из них стоит стол с лампой и “Эрикой” или “Ундервудом”. Посетитель выставки может попробовать напечатать что-нибудь на белом листе с копиркой. Забегая вперед, скажем, что этот аттракцион имел большой успех – сотрудникам музея приходилось беспрестанно менять ленту. Интерактив помогал современному молодому человеку получить тактильные навыки обращения с артефактом и заодно “окунуться” в атмосферу второй половины ХХ века с помощью вещей из прошлого.
Старшее поколение помнит не только свои ощущения от процесса (пачкающую руки ленту, западающие клавиши), но и те, передаваемые из рук в руки листочки с бледными буквами, которые читали, сохраняли почти в каждом интеллигентном доме в 1950–1980-е годы. Выставка посвящена самиздату. Ее образуют материалы из фондов Музея Анны Ахматовой, архива музея нонконформистского искусства, Арт-центра “Пушкинская-10”, Музея “Битлз” Коли Васина и частных собраний.
Сегодня очень многое из того, что прятали от посторонних глаз, стало классикой. Тома когда-то запрещенной литературы стоят на полках книжных магазинов, их можно заказать в интернете с доставкой на дом. В витрине, посвященной “Реквиему” А.А.Ахматовой, – так называемый “тамиздат”, книги, изданные за рубежом. Хотя во многих домах в ахматовский синий том большой серии “Библиотека поэта” (1976) вкладывали машинописный экземпляр поэмы – “Реквием” был хорошо известен с начала 1960-х.
Гораздо меньше известны поэты ленинградского андеграунда – Леонид Аронзон, Елена Шварц, Анри Волохонский, Алексей Хвостенко, Евгений Вензель… Они понимали, что, скорее всего, никогда не увидят свои произведения напечатанными на родине. Их портреты, также как рукотворные (иногда рукописные) книги и журналы, можно видеть в экспозиции.
Однако смысл выставки “Эрика берет 4 копии” не только в показе широкого диапазона неподцензурной литературы от Книги Екклесиаста до “Открытого письма Сталину” Федора Раскольникова. Для молодого человека реалии 1950-1980-х – terra incognita, как и многие слова, понятные лишь старшему поколению. Замечательная идея – создать для них азбуку, в которой на каждую букву находится понятие-объяснение. От А (где дается определение слова “андеграунд”) до Я (уничижительное прозвище телевизора – “ящик”). Б – “березка” (не дерево, а магазин, торгующий за валюту) и “бульдозерная выставка” (акция московских художников в Беляево, разогнанная с помощью бульдозеров). В – “вторая культура”, реализующая себя в обход цензурных ограничений, и “выставка в Манеже” (ее Н.С.Хрущев назвал ненужной советскому народу). Д – “дефицит” (постоянный недостаток товаров) и “диссидент” (инакомыслящий). С – “Сайгон” (кафе угол Невского и Владимирского проспектов, место общения разного рода неформалов). Самой неожиданной буквой станет Ч – “чайный гриб”. Рядом трехлитровая банка с на-
питком, популярным в прошлом веке. Похожий на медузу гриб считался полезным, и им охотно делились с друзьями и соседями. По мысли художника, этот объект – метафора – “своеобразный грибной самиздат”.
Посетители выставки фотографируют экспонаты на телефон. Как просто сегодня запечатлеть понравившийся вид, не говоря уже о селфи. Прошли те времена, когда процесс проявки, печатания снимков был сродни ритуалу, требовавшему много времени и сил. Об этом занятии на выставке напомнит “красная комната”. Священнодействие происходило в ванной, в которой обычную лампочку закрывали красным экраном, чтобы не засветить пленку. Многие помнят волшебные моменты, когда в корытце с проявителем на листках белой фотобумаги постепенно возникали лица и пейзажи.
В “красной комнате” рядом с фотоувеличителем – на столе книги и журналы, изготовленные с помощью “Лейки” или “Зенита”. Так снимали и печатали “тамиздат”, а порой – выходившие вполне легально, но труднодоступные издания, например, “Один день Ивана Денисовича” в популярной серии “Роман-газета”. Над ванной сохнут фотопленки, самодельные постеры.
Предметный мир, представленный в экспозиции, таит в себе несколько планов. Для человека, родившегося в конце прошлого – начале нынешнего века, вещи могут показаться смешными, нелепыми. Как, скажем, экспонат-мистификация – “меховая шапка Валентины Талызиной из фильма “Ирония судьбы””. Но для тех, кто жил во второй половине столетия, становится особенно очевидно, сколь многое из того, что делалось “на коленке”, “вручную”, превращалось в явления искусства, которые и в наши дни воспринимаются как открытия. Вещи хранят память и воздух эпохи. Борис Понизовский – художник, режиссер, философ, культовая фигура ленинградского андеграунда – считал, что “предмет, маска, игра с ними возвращают к ворожбе, обрядовости, первичному восприятию всего на земле”. Его идеи были подхвачены учениками, среди них режиссеры театра кукол, создатели Инженерного театра “АХЕ”. На выставке можно видеть портрет Понизовского и его раскадровки к спектаклям.
Важный сюжет выставки – рассказ о советской судьбе знаменитой ливерпульской четверки. О “жуках” газеты писали с презрением. Но молодежь слушала песни “Битлз” “на костях” – пластинках, сделанных на рентгеновских снимках (эти гибкие диски в экспозиции висят под потолком). Старшее поколение помнит, как ломилась молодежь на “Вкус меда” Генриетты Яновской. Он был поставлен в 1973-м в Малом драматическом театре. Зачарованные зрители слушали со сцены песни “Битлз”. Первую виниловую пластинку легендарного квартета в СССР фирма “Мелодия” выпустила лишь спустя тринадцать лет.
Из дня сегодняшнего некоторые приметы прошедшего выглядят абсурдными. Например, раскуроченный транзистор, рядом с ним паяльник, стамеска и инструкция, написанная карандашом. Инсталляция Александра Малышева называется «Как переделать транзисторный приемник, чтобы лучше ловить “вражеские голоса”». На выставке можно услышать шум времени – шорохи и шипение заглушаемых радиостанций, голос Севы Новгородцева, беседующего с Полом Маккартни.
Специально для выставки записаны видеоматериалы, воспоминания современников, в их числе директор Музея Анны Ахматовой Нина Попова, писатель Яков Гордин и художник Эмиль Капелюш.
Среди экспонатов – катушечный магнитофон. В отличие от пишущей машинки и проигрывателя, свой “маг“ был недоступной мечтой для многих. И потому тексты песен тоже становились самиздатом, их пели в компании. Но ведь недаром те песни назывались “авторскими”. На выставке мы слышим голос Александра Галича. Он поет “Когда я вернусь…” и, разумеется, “Мы не хуже Горация”, строчки из этой песни дали название выставке. Ее можно считать гимном самиздату, квартирникам, где показывали свои картины художники и читали стихи поэты: “Тунеядцы Несторы и Пимены. / Их имен с эстрад не рассиропили, / В супер их не тискают облаточный: / “Эрика” берет четыре копии, / Вот и всё! / …А этого достаточно!”.
“Эрика” неоднократно упоминалась в стихах. Можно назвать Геннадия Шпаликова с его обращением к пишущей машинке. Ленинградский поэт Евгений Вензель прощался с ней как с живым существом: «Давай расстанемся, мой друг, / без слез и без истерик. / Была ты лучшей из подруг / и несомненно лучшею из “Эрик”».
С плаката выставки на нас смотрит прекрасная молодая женщина, олицетворяющая типаж 1960–1970-х годов. Ей, актрисе Анне Карине, музе Годара, доверил Эмиль Капелюш роль Эрики.
“Рассказав лишь о некоторых изданиях и событиях, мы не представили все их многообразие, назвав десятки имен, не упомянули десятки тысяч”, – пишут в аннотации создатели выставки, ставшей событием уходящего года.
Екатерина ДМИТРИЕВСКАЯ
«Экран и сцена»
№ 24 за 2022 год.