“Корсаж”. Режиссер Мари Кройцер.
Старый врач, осматривая Елизавету Баварскую (Вики Крипс), вскользь замечает, что ее возраст, сорок лет – средний срок жизни ее женщин-подданных. То есть императрице пора бы задуматься о том, как провести наступающую старость в мире и покое. Для успокоения врач приносит ей интересный препарат, “абсолютно безвредный” – в то время героин именно таким и считался. Встреча Елизаветы с героином не перевернет ее жизнь, разве что еще больше отвратит от участия в том, что ей делать отчаянно не хочется. И все же возраст печалит – как пишет она в дневнике, “в сорок лет человек рассеивается, тускнеет, мрачнеет, словно туча”, и Елизавете не только не хочется, но и очень страшно рассеиваться и тускнеть.
“Мое дело – направлять идею государства, твое – ее олицетворять” – скажет ей император Франц Иосиф I (Флориан Тайхтмастер). И сурово добавит: ничто не должно помешать им выполнять свою работу – ни бронхит, ни головная боль, ни что-либо еще. Но эта работа измучила Елизавету, играть роль императрицы невыносимо, и в какие-то моменты она подговаривает одну из своих фрейлин переодеться в ее платье, надеть густую вуаль и выйти к народу, распевающему хвалебные гимны. У фрейлины получается хорошо. “Мама сегодня такая серьезная и степенная” – радуется юная дочь Елизаветы Валерия.
Бедная девочка страдает из-за того, что ее мама не соответствует образу императрицы – она слишком часто уезжает, много курит, регулярно посещает неизысканные места вроде госпиталя или психиатрической больницы. И с дочерью ведет себя совсем не степенно: то, лежа в ванне, схватит подошедшую девочку и затащит в воду прямо в одежде, то прибежит ночью, разбудит, велит одеваться и увлечет на конную прогулку, после которой промерзшая Валерия получит жестокую простуду. Или велит поменьше заниматься и вместо этого гулять: “Читать хорошо, а дышать еще лучше!”
Мари Кройцер в своем фильме “Корсаж” задает тему нехватки воздуха с первых кадров – Елизавета погружается в ванну, зажав нос, а служанки должны считать, сколько времени она сумела продержаться. Корсаж, который на императрице ежеутренне затягивают, тоже про то, что дышать трудно, не только в прямом смысле, но и метафорически: дворцовые порядки претят вольнолюбивой Елизавете, а император любит поговорить о том, что у жены слишком беспокойный дух.
Метафор в фильме Кройцер много, и они достаточно просты. Вот Елизавета посещает психиатрическую клинику, и доктор говорит ей, что беспокойных больных следует держать вдали от спокойных. И, конечно же, императрица видит в беспокойных себя, а в спокойных – свою семью, оттого так часто и уезжает.
Уже ближе к финалу Елизавета навещает заведение снова и обращает внимание на двух девушек в смирительных рубашках, погруженных в теплую ванну. Одна из них выглядит скромно, но доктор поясняет, что она настоящая распутница, оттого и сошла с ума. А вторая тщится заплакать, но не может – она потеряла ребенка и сошла с ума от этого, и те дети, которые у нее остались, утешить ее не смогли. Далее следует кадр, где сама Елизавета сворачивается клубочком в ванне.
Двор периодически шепчется на предмет отношений императрицы то с министром, то с учителем верховой езды, но она чиста перед мужем. Ей нравятся анекдоты учителя, за ужином она сидит, вся устремившись в его сторону и положив руку на стол так, чтобы ему легко было бы коснуться ее. Но в историю вмешивается старший сын Рудольф и тоже заявляет, что маме неплохо бы побыть серьезной и степенной.
Единственный раз, когда Елизавета могла бы изменить мужу – это ночь с кузеном, королем Баварии Людвигом, ее лучшим другом. Но веселый кузен отказывает: “Мы с тобой и так одно целое, зачем нам еще и это?”
Мари Кройцер сделала из года, прожитого Елизаветы Баварской, хулиганскую историю на грани правды и вымысла (фильм сравнивают с “Марией-Антуанеттой” Софии Копполы), а из самой Сисси – женщину, которая изо всех сил рвется к свободе, что отражается и в названии фильма. Свойства корсажа таковы, что его можно сильно затянуть, но при этом он не жесткий и может растягиваться сам. Императрица пытается растянуть корсаж своей жизни насколько возможно и выбирает для этого самые разные методы.
Она обрезает волосы, традиционно приводя в ужас Валерию. Отчаянно скачет на коне. Показывает средний палец чинно обедающим гостям. Выделывает дурацкие кульбиты, когда знакомый, технически продвинутый граф, снимает ее на первую кинокамеру. Пьет шоколадный соус прямо из соусника, заляпывая платье. Врачу, который рассуждает о печальном этапе после сорокалетия, дерзко показывает язык. А еще делает татуировку в виде якоря и плавает в голом виде в различных водоемах.
Тема воды – вторая важная тема в “Корсаже”. Вода присутствует не только в виде приятных и лечебных купаний, но и в качестве последнего пристанища, потому что о том, чтобы утопиться, Елизавета периодически рассуждает (кстати сказать, тема отсутствия воздуха звучит и здесь). “Я запрещаю тебе топиться в моем озере, потому что оно мое” – веселится Людвиг, и его кузина смеется в ответ, но внутри себя остается серьезной.
Она так мается и мечется, так ищет свое место и занятие и не находит его, что в какой-то момент становится ясно: только смерть станет для нее единственным и лучшим выходом. В реальности Сисси умерла совсем не в сорок, а гораздо позже, и смерть ее была необычной. Однако оставим тем, кто любит историю и правила, интерес выискивать, что совпадает с реальностью в фильме Кройцер, а что нет.
Точно нет в фильме подробного рассказа о том, как сложны были отношения Сисси со свекровью, но пара фраз за чинным обе-дом хорошо объясняет, каковы они. Крохотная сцена у портрета старшей дочери тоже дает понять и то, что девочка рано умерла, и то, что в сердце Елизаветы живет глубокое горе, которое разделить со своим мужем она не может.
Она вообще может разделить с ним лишь немногое – Франц Иосиф становится все равнодушнее к ней. Их супружеский секс редок и не приносит радости, их разговоры о политической ситуации завершаются ссорами.
Елизавета устраивает себе горькое приключение, одолжив у служанки платье, чтобы отправиться на рынок и посмотреть, как молоденькая любовница императора выбирает самые вкусные продукты для его угощения. А спустя некоторое время она пригласит эту девушку на кофе, чтобы дать ей благословение на отношения с Францем Иосифом и сообщить кое-какие его особенности – чтобы мужу с этой девушкой было комфортно.
Императрица погружается в хаос, оставшись без любви и без цели, без понимания детей и почти без друзей. Фрейлины, конечно, поддерживают ее, но и они переживают рядом с Сисси неприятные моменты. Одна лишается дела своей жизни: каждое утро она укладывала длинные волосы императрицы в сложную прическу, но после того, как волосы были обрезаны, ей стало решительно нечем заняться.
Вторая лишается своей новой судьбы. Получает предложение выйти замуж и хорошо понимает, что это ее последний шанс, но Елизавета не разрешает: “Ни в коем случае. Ты единственная, кто любит меня такую, как есть”. Именно эту женщину Сисси делает своим двойником, выпуская к народу в густой вуали и вместе с ней делая одну и ту же татуировку – якорь, который может символизировать желание удержаться, не унестись в бурное море. Но якорь не срабатывает.
“Душа ее, как сумбурный музей, полный сокровищ, которые нельзя использовать” – пишет фрейлина в дневнике о своей патронессе. Вики Крипс (приз секции “Особый взгляд” Каннского кинофестиваля за лучшую роль) очень точно передала своей игрой эту фразу, показав мятущуюся душу героини, ее тоску и отчаяние и вместе с тем иронию, легкость и желание видеть будущее и жить в нем. Эта двойственность показана и в финале фильма. На титрах Елизавета танцует босиком на кафельном полу психиатрической клиники, то изображая, что ее руки стянуты смирительной рубашкой, то гордо вскидывая голову и показывая веселые приклеенные усы.
Жанна СЕРГЕЕВА
«Экран и сцена»
№ 21 за 2022 год.