Анджей Вайда – человек на все времена. Сейчас он вспоминается особенно часто. Такие обстоятельства жизни. Он из тех редких режиссеров, которые, делая кино, по-настоящему болели смертельной болезнью жизни. Замечу, болезнь эта передается не всем, так что кто-то может не беспокоиться.
На Берлинале-2000 Вайда оказался одним из главных действующих лиц. Привез тогда на фестиваль свою новую картину “Пан Тадеуш”. Он был и остался Анджеем Вайдой. А когда, спустя годы, на Берлинском кинофестивале показали его “Катынь”, зал встал в знак почтения перед автором.
Свой первый фильм “Поколение” Вайда снял в 28 лет. Когда вышел “Пепел и алмаз”, ему было 32, и его уже называли классиком. В апреле 2003-го 77-летний классик привез в Москву 25 картин для своей ретроспективы (среди них “Человек из мрамора”, “Человек из железа”, “Дирижер”, “Хроника любовных происшествий”, “Корчак”) и пять отобранных им картин для программы нового польского кино. В ретроспективе были фильмы, получившие признание в мире, но по разным причинам не шедшие у нас в прокате (с опозданием на десять лет пробились “Человек из мрамора”, “Без наркоза”, “Человек из железа” – последний был куплен, но так и не появился на экране).
Анджей Вайда вообще, похоже, снимал один фильм. В нем его собственная история, переплетенная с историей Польши. И, как написала когда-то Наташа Басина, “стоит только произнести это имя – и ничего не нужно больше говорить о Польше и польском”.
Ему исполнилось бы 96 лет. Вернемся на двадцать лет назад…
– В программе ретроспективы написано: “Анджей Вайда и новое польское кино”. Я верю в новое польское кино. Три года назад вместе с Войчеком Марчевским, известным в Европе педагогом, мы основали Высшую школу кинорежиссуры в Варшаве. Мне бы хотелось, чтобы эта Школа объединила молодых режиссеров, занимающихся кино, объединила кинематографистов Востока и Запада. Надеюсь, нам удастся создать курс, где молодые кинематографисты России, Литвы, Украины получат возможность учиться со своими коллегами из Дании, Швейцарии, Франции, Германии.
Я признателен, что в нынешнюю программу включено новое польское кино. Оно рождается с болью, трудностями, с ошибками. В Польше нет государственного положения, защищающего национальный кинематограф, рынком владеет кино американское. Трудно найти средства на производство фильмов, особенно молодым. Однако в последние годы в достаточно тяжелой обстановке удалось снять картины, имевшие успех у польских зрителей. А мы в долгу у них.
– В прошлую вашу ретроспективу, кажется, в 76-м году, не вошел фильм “Пилат и другие” по Булгакову. Как человек великодушный вы тогда все взяли на себя; сказали, что не настаивали на включении фильма в программу, поскольку считали его не вполне экранизацией Булгакова. Но время того ответа прошло, а что вы скажете сегодня?
– Удивляюсь, насколько я был умен в то время. Моя встреча с Булгаковым началась в момент, когда набирало силу движение хиппи, в конце 60-х. Они провозглашали явление Мессии. Я хотел снять картину об Иисусе, который сейчас является к нам. Договаривался со сценаристами, но никто из них не дал мне соответствующего материала. Тогда-то и появился роман “Мастер и Маргарита”, и я понял – это то, что я ищу.
О том, чтобы снять картину в России, не могло быть и речи. Я воспользовался предложением немецкого телевидения, западногерманской студии – они давно уговаривали меня что-нибудь снять у них. Я подготовил сценарий, пригласил чешского оператора, студия согласилась на участие польских актеров. Съемки проходили в Нюрнберге. И вот вся эта славянская команда поднялась на трибуну, с которой выступал Гитлер. Это был потрясающий день в моей жизни. И Анджею Лапицкому, и мне чудом удалось остаться в живых во время войны, и теперь мы смотрели на руины тысячелетней империи. Мы, славяне, которые должны были быть уничтожены Третьим рейхом.
Фильм “Пилат и другие” был снят для немецкого телевидения, а мне очень хотелось, чтобы его показали в Польше. Выяснилось, что это нелегко. Но случилось несчастье – умер Ян Кречмар, игравший Пилата, и польские власти согласились показать фильм в память о его творчестве.
Немецкое телевидение разрешило мне сделать две копии. Через несколько месяцев после премьеры я получил письмо от одной официальной дамы, где говорилось, что эта картина задевает, обижает религиозные чувства людей, и ее быстро сняли с экрана.
– Пан Анджей, расскажите о вашем проекте о Катыни, и будет ли в нем участвовать российская сторона?
– Мы надеемся, что Министерство культуры России примет участие. У него есть интерес к этому проекту. Но пока не будет написан сценарий (он еще в работе), сложно о чем-нибудь говорить. Скажу лишь самое главное. Катынь – одно из самых трагических событий Второй мировой войны, и польский народ получил опыт, который ни с чем нельзя сравнить.
Об этой трагедии нет никакого литературного материала (повести или романа), который мог бы лечь в основу будущего фильма. Сценаристу очень трудно по заказу написать сценарий на такую тему. Это материал, скорее, для большого писателя. Такой писатель в Польше есть – Влодимеж Одоевский, один из представителей старшего поколения. С ним я сейчас и сотрудничаю, дожидаюсь его романа.
– Интересна ли вам современная Польша? Могли бы вы сами снять о ней кино?
– Она не только интересна мне, она часть меня самого. Конечно же, не обошлось без иллюзий, конечно же, нам казалось, что перемены наступят гораздо быстрее. Но я часть этой действительности, даже одно время был депутатом, работал в польском парламенте и чувствую свою ответственность за то, что происходит в Польше.
Почему об этом трудно снимать фильм? “Польская школа” возникла в 55-м, 56-м, спустя десять лет после окончания войны, то есть десять лет понадобилось, чтобы польское кино смогло объяснить, что произошло, осознало, что произошло.
Может быть, фильмов о современности мы должны ждать от молодого поколения. Однако сниму я такую картину или нет, никто и ничто не освобождает меня от моего долга, от моей ответственности.
– Вопрос к присутствующему здесь господину послу Стефану Меллеру: что такое фильмы Вайды для вас – поляка и историка?
– Мне трудно говорить об этом в присутствии самого Вайды. Но все-таки решусь. Анджей Вайда не только великий режиссер (не слушай, пожалуйста), он великий поляк и великий учитель польской истории. Я бы сказал, что в Польше он медиум между поляками, между режиссерами и актерами.
– Когда я приступил к съемкам фильма “Дантон”, мне удалось уговорить на главную роль Жерара Депардье. Встретившись со мной, он сказал: “Я сыграю ради тебя Дантона, если ты мне объяснишь, что им там было нужно в этой французской революции”.
А что было основным ключом этого события, я, в свою очередь, как раз узнал от профессора Стефана Меллера, потом смог все объяснить Депардье.
– Между нашими странами были разные отношения. Как пан Вайда, как человек искусства, борется с политическими разногласиями?
– Не следует смешивать немцев и Гитлера, русских и Сталина. Диктаторы приходят и уходят, а народ остается. Остается определенный опыт, он дает нам возможность заглянуть в будущее, надеяться, что наши отношения станут естественными, искренними.
Я хотел бы, чтобы о тех временах были сняты фильмы, которые не порежет цензура. Хотя, может быть, стоит еще подождать…
– Вы не раз обращались к русской классике, к Достоевскому, а не хотелось бы вам снять фильм по Чехову? И насколько связан ваш фильм “Бесы” с вашим блистательным спектаклем, поставленным в Кракове?
– Может быть, потому, что я обожаю смотреть Чехова – у него такие пронзительные чувства, – я еще не осмелился его поставить. Мне это даже в голову не приходило. Наверное, это не объяснение, но все же…
Я очень хотел экранизировать роман “Бесы”, мне казалось, что я все знаю на эту тему. Я дважды ставил “Бесы” на сцене – первый раз в 71-м в Старом театре в Кракове. Спектакль был в репертуаре пятнадцать лет, жаль, что телевидение так и не решилось перевести его на малый экран. Второй раз – в Йельском театре в Нью-Хевене.
Когда ты ставишь на сцене – на первый план выходят диалоги, ведь герои Достоевского много говорят. В кино же на первом плане образы, картинки, иллюстрирующие то, что происходит, а диалоги сокращаются.
Фильм “Бесы” снимался на студии Gaumont, в нем играли французские актеры, до них многое не доходило, они многое недопонимали. Естественно, это не их вина, может быть, я не сумел им объяснить. Для меня это был невероятно болезненный опыт.
Двадцать лет я стремился к постановке “Бесов” в кино и надеялся, что это будет одна из значимых картин. Если бы я поставил ее в Польше, с польскими актерами, или в России, с русскими… Но, к сожалению, случилось по-другому…
– Вы много работали в Европе, но никогда – в Америке и для Америки. Вам не поступали такие предложения или вы отказывались от них?
– Чтобы снять американскую картину, надо жить американской жизнью. Милошу Форману, например, понадобилось десять лет, чтобы начать снимать американские картины, которые получили мировое признание.
Я знал, что если поеду в Америку, то первое, что сделаю, сниму фильм на тему “Пепла и алмаза”. Но эта тема не могла заинтересовать Америку. Там, в Америке, мне пришлось начинать свою творческую жизнь с самого начала.
– Пан Вайда, как родилась идея создать в фильме “Перстень с орлом в короне” ретроспекцию одного из лучших эпизодов “Пепла и алмаза” – стопки с пылающим спиртом превращаются в поминальные свечи?
– Мне кажется, я совершил ошибку. Когда в Польше наступила свобода, я вбил себе в голову, что как раз сейчас-то и надо делать картины, которые в свое время не могли быть сделаны, обратиться к темам, которые были запрещены. Но я забыл об одной очень важной вещи – уже нет того зрителя, которому это было бы необходимо. Зрители ориентированы совсем на другое. И это стало моей неудачей – неудачей свободы.
– Удается ли вам следить за современным кинематографом, какие фильмы или режиссеры заставили вас удивиться, восхититься, а, может быть, даже почувствовать белую зависть?
– Александр Сокуров. Его кино меня восхитило. На Берлинском кинофестивале Сокуров из моих рук получил награду “Приз Свободы”. Его “Русский ковчег“ – потрясающая картина. А образ, возникший в финале фильма! Разве возможно было, чтобы в такой стране победила революция? Я смотрю на это небо, на рассвет, на этих людей – они радуются, они ничего не боятся, они уверены в себе! Нужен необыкновенный талант, чтобы создать такой образ…
Материал подготовила Алена ДМИТРИЕВА
«Экран и сцена»
№ 12 за 2022 год.