Сквозь вьюгу

Фото И.ЕФИМЕНКО
Фото И.ЕФИМЕНКО

В конце весны в Псковском театре драмы вышел “зимний” спектакль Антона Федорова по двум медицинским повестям Михаила Булгакова – светлым “Запискам юного врача” и темному “Морфию”. Закоулки измененного сознания и тайны подсознания, морок, хтонь, зазеркалье, двойничество, психоделические видения – все это темы Антона Федорова. Он препарирует их, как юный булгаковский хирург: со скальпелем, свежими знаниями в голове, отчаянной смелостью (кроме меня – некому), но и чувством, что там, в таинстве человеческой природы, можно увязнуть и не вернуться. От спектакля “Морфий” остается ощущение сложной математической модели и одновременно наваждения – пусть прирученного на время, но всегда готового вырваться из-под контроля.

Три игрушечные лошадки-качалки на авансцене несут сквозь вьюгу Доктора Полякова к месту его первой службы. Точнее, Доктора и Полякова: от доктора Бомгарда осталась только функция (Александр Овчаренко), от доктора Полякова – личность с фамилией, обреченная на распад (Камиль Хардин). Режиссер точно производит трансплантацию одной истории в другую, до последнего не давая понять, кто же в ней ведущий, а кто – порождение его сознания, страха, снов. Доктор и Поляков живут друг в друге, как упущенная возможность, к которой человек все время возвращается в своих мыслях, и выбранный им путь. Про “Морфий” Антона Федорова можно сказать, что в нем – мир всего Булгакова: где-то по соседству обитает Шариков с мозгами Клима Чугункина и собачьими инстинктами, где-то Аннушка разлила смертельное масло, когда ее тезка сделала первую инъекцию разрушительного морфия, где-то сквозь завывания вьюги звучит “Аида” или пробирается к дому Турбиных бедный Лариосик.

Доктор и все персонажи “Записок юного врача” существуют в пластике кукольной анимации, точно Творец оставил им совсем ограниченное количество движений, сковав их вечной мерзлотой и страхом. Александр Овчаренко очень точен в этой пластике, с тонким фальцетом заведенной до предела игрушки он запрограммирован только на то, чтобы ампутировать, кромсать, сшивать – до седьмого пота, до провала памяти в тяжелый сон, неизменно прерывающийся стуком в дверь, но зачем-то наделен человеческой рефлексией и страхом ошибки.

Полякову Камиля Хардина и Анне Натальи Петровой, напротив, дарована свобода движений, быстро превращающаяся в хаос конвульсий, болевых корчей, борьбы с собой и другим, торопливой и жадной связи – доказательства себе самому, что ты еще жив. Встречи Полякова и Анны точно срисованы с “Объятий” Эгона Шиле – и это не случайная ассоциация: портреты и картины этого художника, современника Булгакова, знатока раздвоенного сознания и вывихнутости века, сменяют друг друга на двери в потайную комнату. Дверь расположена под углом, и на проекции обращаешь внимание не сразу, они начинают влиять на восприятие как бы исподволь, но со временем плотно “встают” в сложное визуальное полотно спектакля. В нем реальные предметы – солидный диван, патефон с пластинками, чемодан, корыто – соседствуют с фантасмагорическими ногами, руками, девичьими косами до полу, волчьими мордами и виртуальными видениями вьюги как портала в Космос. “Морфий” Антона Федорова вообще тесно сплетен со многими явлениями в кино, рок-музыке, компьютерных играх, связанными с темами наркотических галлюцинаций. Публика, судя по реакции и отзывам, на такие спектакли приходит явно подготовленная.

Финал постановки смело можно назвать светлым – не столько по содержанию, сколько по неожиданно изменившейся интонации. Так в минорной музыке Баха последний аккорд оказывается мажорным. В “Морфии” – это сцена с девочкой Лидкой и ее “железной глоткой”, спасенной от дифтерита. Режиссер возвращает актерам человеческую пластику, живые голоса. И ощущение миновавшей беды. Пусть это всего лишь одна из многочисленных бед, пусть Доктор по-прежнему чувствует присутствие неведомого Полякова, который жил где-то неподалеку и сгинул, оставив ему только дневник, полный боли, ужаса и самообмана. Пусть не смолкает за окном бесконечная вьюга – явление не столько природное, сколько метафизическое. Но веселая, замотанная в шарф Лидка точно указывает путь сквозь нее.

Ольга ФУКС

«Экран и сцена»
№ 11 за 2022 год.