Сергей ЗЕМЛЯНСКИЙ: «Словом можно обмануть, телом это сделать сложнее»

Фото В.ЛЕБЕДЕВОЙ
Фото В.ЛЕБЕДЕВОЙ

21 апреля в Театре Сатиры состоялась премьера спектакля “Арбенин. Маскарад без слов” по пьесам М.Ю.Лермонтова “Арбенин” и “Маскарад”. Режиссер спектакля Сергей Землянский, за два дня до этого назначенный главным хореографом театра, осуществил постановку в жанре пластической драмы – в ее основе лежит опыт восприятия образов через движение, а выразительность актерского тела становится здесь основным инструментом в поисках “эмоциональной правды”. Мы встретились с Сергеем перед самой премьерой и поговорили о его пути в самостоятельную режиссуру, о создании спектаклей без слов, о контексте времени, в котором выходит лермонтовский “Маскарад”, и об ответственности создания первого спектакля с артистами объединенных театров: Прогресс Сцены и Театра Сатиры.

– Сергей, перед тем, как начать ставить спектакли как режиссер, вы прошли довольно долгий и успешный путь в качестве хореографа-постановщика. А какую вашу работу вы считаете отправной точкой в жанре “пластическая драма”?

– Спектакль по повести Чингиза Айтматова “Материнское поле” в Театре Пушкина – это своеобразная точка отсчета для меня. Вместе с постановкой состоялось рождение моей самостоятельной режиссерской истории и сформировалась команда, с которой мы работаем уже не один год. Я первый раз читал повесть в самолете, летя в Пермь, обливаясь слезами уже со второй страницы. И, вероятно, именно тогда понял, что этот текст мне важно воплотить в театре и что это возможно без слов. Молодые артисты Театра Пушкина, после нашей совместной работы в спектакле по цветаевской “Федре”, где я выступал в качестве хореографа, просили меня сделать с ними пластический спектакль. Тогда я не верил, что это реально, не понимал, зачем это вообще надо.

Если честно, мне не очень нравится термин “пластическая драма”. “Пластическая” – звучит как пластиковые стаканчики. Джон Фридман в одной из своих рецензий назвал этот жанр wordless. Но для меня ближе определение именно на русском языке: “театр без слов”.

– То есть до этого момента вы никогда не задумывались о режиссуре?

– Какие-то предпосылки были, безусловно, но на уровне мечты. Серьезно я об этом не размышлял. Конечно, сотрудничество с режиссером Владимиром Панковым и его командой SounDrama отчасти повлияло на мое понимание того, что драматический артист – артист синтетический. Только при таком подходе мне интересно работать с артистами, а не использовать их как ходячие и говорящие головы. И мне в первую очередь важно, если мы говорим о пластической постановке, не как актер двигается, а что им движет.

– Система Станиславского, система Гротовского много внимания уделяют телесной выразительности актера. А вы при создании пластической драмы с драматическими артистами чем руководствуетесь? Откуда черпаете идеи?

– Никакой теоретической базы нет, если вы об этом. Но мною пройден колоссальный путь не только в России, но и за рубежом: здесь и спектакли в сотрудничестве с драматическими режиссерами Володей Панковым, Филиппом Григорьяном, Сергеем Газаровым, Владимиром Ивановым, и мой личный опыт в качестве артиста, когда я еще работал у Тани Багановой в театре “Провинциальные танцы”.

Каждый спектакль рождается по своим собственным законам. Ведь, как правило, это разные театры и артисты с разным образованием, разных возрастов и физических возможностей. И когда я готовлю тот или иной материал, то только в процессе репетиций нахожу определенный язык существования. Так было, допустим, с “Демоном” в Театре Ермоловой. Когда мы начали работать над этим произведением, я долго не мог решить, как это должно быть телесно. Лермонтовский текст – великая поэзия: сочетания слов, ритм… Но как это перенести на сцену, чтобы не было примитивно, но при этом возникала бы магия? Я пришел в Третьяковскую галерею, чтобы увидеть “Демона” Врубеля, а после вдруг решил спуститься в зал иконописи. Я сел перед 12 апостолами, и меня прошибла дрожь: вот каким должен быть мой “Демон”! Динамика в статике и статика в динамике. Казалось бы, позы апостолов на иконах статичны, но при этом столько динамики в их жестах, позах, взглядах! И мы начали работать над таким способом существования, когда актер в динамике, но при этом статичен, и наоборот – в суперстатичном положении из него вырывается динамика.

Я не придумываю спектакль дома; я понимаю, что это бесполезно, потому что ты выйдешь на сцену – в реальное пространство, и все, что ты сочинил себе в голове, либо не сойдется, либо будет иначе выглядеть. Ты будешь нерв-ничать, переживать по этому поводу, пытаться как-то скорректировать. Но это все бессмысленно. Нужно только живое: здесь и сейчас…

– Как вы добиваетесь нужного результата от актеров, впервые сталкивающихся с таким способом существования в драматическом театре?

– Ежедневными, многочасовыми тренировками, тренингами, на которых актеры меняются телесно, ментально и физически. Если сравнить первую или вторую репетиции и день перед выпуском спектакля, то это будут кардинально иные артисты. Они приводят себя в хорошую физическую форму, у них проходят болячки – колени, спины – и тело начинает существовать органично, в том числе и на других спектаклях.

– Почему вами выбран “Маскарад”? Не секрет, что благодаря истории постановок (спектакль Всеволода Мейерхольда в Александринском театре в 1917 году накануне революции или спектакль в Театре имени Вахтангова в 1941 году, ставший последней предвоенной премьерой в столице) пьеса имеет славу произведения, которое предвосхищало переломные моменты в истории страны. Вы не думали об этом?

– Это произведение – одно из тех, о которых мечталось. На самом деле я предлагал новому художественному руководителю Театра Сатиры Сергею Газарову несколько названий. А дальше – рулетка: материал выбирал исполнитель главной роли Максим Аверин. И случилось так, как оно случилось. Я, предлагая “Маскарад”, не думал о том, что “что-то должно произойти”. Материал просто выглядел интересным в контексте бессловесного жанра с драматическими артистами в драматическом театре. Мне хотелось понять, каким “Маскарад” должен быть для нас сегодняшних: по эмоциям, по визуальной составляющей, по тем переплетениям и интригам, которые описывает Лермонтов. Где мы настоящие? – вот основной вопрос.

Страшно ли? – Да, страшно. Маски у нас жуткие, под ними абсолютно не видно лиц актеров. Да и в декорациях есть что-то от зловещего триллера.

– Именно сейчас, когда время в очередной раз доказывает библейскую истину о том, что “всяк человек – ложь”, слова становятся не нужны. В театре, возможно, тоже…

– Словом можно обмануть, а телом это сделать гораздо сложнее, потому что само движение, вероятно, на уровне какого-то животного мироздания: это подсознание, метафизика.

– Каким видится вам зритель вашего “Маскарада”?

– Я думаю, исходя из того, как складывались репетиции, как разрабатывались музыкальные темы, учитывая контекст времени, это будет интересно зрителю, у которого нет стереотипов, ультраконсервативного восприятия театра. Потому что в спектакле достаточно много экспрессии и хулиганских, довольно смелых для данного материала визуальных, звуковых и пластических решений. Мне кажется, именно молодежь должна прийти – зритель, который действительно открыт эксперименту.

– Как отнесся Александр Ширвиндт – президент Театра Сатиры – к идее пластического спектакля в родных стенах?

– Он в ожидании, ему любопытно, что из этого выйдет. Александр Анатольевич сказал, что очень рад за артистов: он периодически видит их на спектаклях, в коридорах, они преобразились и оживились.

– Вы не чувствуете диссонанса между выбранным материалом и его жанром и традициями Театра Сатиры? Не боитесь, что зритель Сатиры, привыкший к спектаклям другого театрального формата, вас не поймет?

– Наверняка будут какие-то резонансные мнения, но, как говорится, всем не угодишь. Можно, конечно, было и комедию поставить, но у меня нет ощущения, что Театр Сатиры – территория только комедий и сатирического материала. Наша премьера по Лермонтову, безусловно, эксперимент. Вероятно, “Маскарад” окажется своего рода точкой отсчета для дальнейшего творческого пути объединенных театров. Это коллаборация молодой, сильной энергии артистов Прогресс Сцены с опытом легендарного коллектива Театра Сатиры. Конечно, я осознаю, что открывать новую страницу в истории театра – огромная и почетная ответственность.

Беседовала Светлана БЕРДИЧЕВСКАЯ

«Экран и сцена»
№ 8 за 2022 год.