“Власть пса”. Режиссер Джейн Кэмпион.
Андре Базен писал: “Вестерн – единственный жанр, истоки которого почти совпадают с истоками самого кинематографа, единственный жанр, который после неизменного полувекового успеха по-прежнему полон жизни”.
Новозеландская сценаристка и режиссер Джейн Кэмпион сняла картину, которую, на первый взгляд, можно ошибочно принять за вестерн. Однако ни отчаянного благородства, ни захватывающей стрельбы, ни судьбоносной погони в киноленте “Власть пса” не будет: песчаная пыль привычного вестерна скрывает нечто совершенно новое.
Помещенные в западные земли герои Кэмпион остаются героями Кэмпион. В кадре снова горстка людей, ничтожная в масштабе необъятных природных пространств: раньше это были джунгли и океан, как в “Пианино” и “Ангеле за моим столом”; поля, как в “Душечке”; или австралийская пустыня, как в “Дневнике воды”.
Теперь герои вынесены за пределы Австралии и Новой Зеландии, но ощущение обособленности, отрезанности от мира остается с ними. Будто за пределами бесконечных песков и зубастых скал Дикого Запада нет ни людей, ни океана, ни джунглей.
История начинается с двух братьев – Фила (Бенедикт Камбербэтч) и Джорджа (Джесси Племонс) Бербэнк. Братья содержат одно из крупнейших ранчо Монтаны и уже сорок лет живут и ведут бизнес бок о бок. Однажды Джордж решает жениться на вдове по имени Роуз (Кирстен Данст), которая вместе со своим сыном Питером (Коди Смит-Макфи) управляет местной таверной.
За любым героем, появляющимся в кадре картины Кэмпион, тянется свинцовая тень прошлого. На протяжении десятков лет грубый, замкнутый Фил разводил рогатый скот и играл роль ковбоя, успевшую закостенеть, как глиняная маска: он принципиально отказывается мыться, нервно играет на банджо, хладнокровно кастрирует телят и держит окровавленный нож в зубах.
Образ Фила отталкивает по всем параметрам, через экран пробивается вонь немытого тела, за героем всюду следует облако пассивной агрессии, которая производит впечатление бомбы замедленного действия – кажется, любой поворот событий может стать последней каплей, и Фил совершит нечто непоправимое.
Поначалу Фил, в отличие от Джорджа, вызывает лишь брезгливость и злость. Он публично издевается над аутичным Питером, с презрением и недоверием высказывается о Роуз, пытается отговорить брата от женитьбы. Когда же, к третьему акту, главный герой постепенно начнет снимать броню, открываться и привязываться к Питеру, эта неосторожность станет для него фатальной.
Джордж – полярная оппозиция Фила – учтивый и заботливый, он появляется на экране как остров доброты, ухоженности, простой человечности. Вопреки внешнему контрасту, братьев объединяет, кроме многолетней жизни друг с другом, чудовищное одиночество. Одной из движущих сил сюжета становится именно то, что Джорджу будто удается вырваться из порочного круга, почувствовать почву под ногами, обрести семью. Однако вскоре мы понимаем, что в браке Роуз и Джордж не находят ни спокойствия, ни опоры.
Сдержанность и мягкость брата Фила оборачивается мучительной беспомощностью, глупостью, слепотой, неспособностью повлиять даже на ближайший круг людей. Роуз, с одной стороны, всегда рядом; с другой – снова одна, и одна несет свой груз. Брак с Джорджем не спас женщину от депрессии, а нападки со стороны Фила только усугубили алкогольную зависимость.
Фундаментом картины Джейн Кэмпион становится девербализация: как героиня одной из первых картин Кэмпион “Пианино”, герои “Власти пса” почти немы. И даже когда из их ртов вырываются слова – короткие редкие реплики, – они будто не имеют достаточной силы, чтобы по-настоящему восполнить глубинный недостаток в коммуникации.
Итак, слов у героев не хватает, и все общение переходит в иную плоскость: наблюдательная и плавная камера Эри Вегнер следит за полувзглядами и полужестами, неторопливо, но уверенно раскрывая песочное сердце драмы.
Герой Камбербэтча – жертва несовпадения с собственным временем. Высеченный из боли потерь и неумения жить с самим собой, он существует только в двух состояниях – защиты или нападения, но никогда не в мире. Противоречия, разрывающие главного героя, в первую очередь, заключены им в вещи (и жизнь, и смерть его, как у Кощея – где-то на острове, под дубом, в сундуке, в зайце, в утке, в яйце, в игле).
Фил несет флаг агрессивной маскулинности, пряча в артефактах прошлого латентные, скрываемые от себя самого чувства. От любви всей его жизни – наставника Бронко Генри, умершего много лет назад, у Фила остается лошадиное седло и белый платок с инициалами. От самого Фила останется только кропотливо сплетенная веревка – еще один артефакт прошлого, орудие убийства и свидетельство напрасной нежности.
Плетение веревки запускает два необратимых параллельных процесса: герой Камбербэтча все больше сближается с Питером, Фил становится таким же спокойным, чувственно плавным, каким раньше он был только наедине с собой и воспоминаниями о Бронко Генри. В то же время Питер талантливо и хладнокровно начинает затягивать петлю еще недоплетенной веревки вокруг шеи Фила. Податливые лоскуты кожи сплетаются в плотный жгут, Фил заботливо проводит по изделию пальцами, обещая Питеру закончить веревку до конца школьных каникул.
Неоднозначный пластический образ плетения заключает в себе и стремление поделиться опытом, и желание оставить Питеру на память лоскут себя самого, и попытку стать для кого-то таким же наставником, каким некогда для Фила стал Бронко Генри.
В следующий раз образ удушающей веревки возникает, когда Питер рассказывает Филу об отце, повесившемся несколько лет назад. Оба героя общаются цитатами мертвецов – Фил мечтательно начинает: “Бронко Генри говорил…”, Питер вторит: “Мой отец говорил…” В этом интимном диалоге мальчик вскользь, будто невзначай, дает нам один из ключей к предстоящему фокусу: “Он [отец] волновался, что во мне нет доброты. Что я слишком сильный”. Но Фил насмешливо и неосторожно отмахивается от подсказки: “Ты? Слишком сильный? Тут-то он ошибся”.
Зритель, наблюдая за плывущей вверх полосой финальных титров, будет вспоминать эти кадры, обретающие полноту смысла только в ретроспективе. Замутненная кровью вода с полосками зараженной шкуры – хирургически точное преступление, за которым мы наблюдаем прямо со дна таза, найдет свое завершение под кроватью у Питера. Мальчик в перчатках спрячет аккуратный веревочный круг, тем самым поставив точку в своем искусном фокусе длиной в одни школьные каникулы, длиной в одну сплетенную веревку.
Фил, в отличие от брата, на протяжении всей своей жизни хотел казаться воплощением силы, но, в конце концов, как и Джордж, обнаружил в себе полное бессилие. К трагедии приводит, в первую очередь, бессилие перед хладнокровием и расчетливостью юного Питера.
Картина начинается с голоса мальчика – он говорит о том, что отец умер и теперь Питер должен сам защищать мать. Так рождается главный в картине спаситель – тихий, как омут, худой и бледный подросток с большими глазами. Питер берет на себя не только миссию защиты матери, но и роль демиурга в этом маленьком диком мире. Начавшись с голоса Питера, кинолента завершается чтением Библии (Псалтирь, 21:21). В этом псалме Давид просит избавить человека от ноши его грехов: “Избавь мою душу от меча, а сердце от власти пса”.
В основу картины лег одноименный роман Томаса Сэвиджа, и здесь, на экране, разворачивается та же история, в которой унижения и боль не оставляют места любви, травмы не оставляют возможности вылечиться, месть не оставляет места пощаде.
Елизавета ШАПИРО
«Экран и сцена»
№ 8 за 2022 год.