Умер Питер Богданович. Легендарный основатель того, что назовут позднее “новый Голливуд”, последователь французской “новой волны” в ее лучшем проявлении: он выбрал себе трассу Трюффо и прошел ее. Начинал как зритель, с 12 лет старался смотреть все, что было доступно, и оставлял заметки для себя. Потом писал рецензии для прессы, вел беседы со старыми мастерами. Обо всех он потом напишет книги и монографии, снимет документальные фильмы. Игровое кино давалось сложнее. Он не сделал ни одной средней картины – всегда это были либо грандиозный успех, либо такой же грандиозный провал. Его легендарная картина “Бумажная луна” навсегда изменила представления о роли ребенка в кино и методологии режиссуры – после Богдановича снимать ребенка, как снимали прежде, стало невозможно. Но я любила его еще и за то, как верно и преданно он относился к Орсону Уэллсу. И Орсон знал это и верил ему. Доверял настолько, что, снимая свой последний фильм – о последнем дне жизни кинорежиссера! – просил Питера Богдановича закончить картину, если сам умрет до монтажа. – И умер. Но они все расписали – разложили монтажные листы покадрово, и полвека Питер Богданович берег эти заметки, пока шла битва за исходник.

Питер Богданович дождался. Он получил пленку Уэллса, реставрировал, смонтировал, показал миру. В 2018 году картина вышла и ошеломила киномир. Я не знаю подобных историй такого преданного служения искусству, гению и собственному обещанию.

“Они полюбят меня, когда я умру”

Много лет в дни работы Нью-Йоркского кинофестиваля одновременно с премьерами лучших европейских и американских лент проходят ретроспективы мировой классики. Год 2019 отмечен оксюмороном: премьерой фильма американца Орсона Уэллса, который умер 10 октября 1985 года. Для тех, кто запутался в датах, состоялась большая пресс-конференция с участием причастных к показу. Фрэнк Маршалл, Филип Ян Рымза, Питер Богданович, Боб Муравски и Морган Невилл отвечали на вопросы директора кинофестиваля Кента Джонса после премьеры ленты “Другая сторона ветра” – “The Other Side of the Wind”. Истории создания “Другой стороны ветра” посвящен большой документальный фильм, в название которого вынесена строка из выступления Уэллса: “Они полюбят меня, когда я умру”. Обе ленты следует смотреть подряд, чтобы что-то понять. История создания фильма драматична не менее, чем сам фильм. Документальный фильм Моргана Невилла призван прояснить суть драмы создания игровой ленты и ее места в биографии Уэллса. Он повествует о закулисной жизни Голливуда начала 1970-х годов и знакомит с разными аспектами проблемы – как творческими, так юридическими и финансовыми, которые привели к тому, что первый официальный показ ленты состоялся почти полвека спустя. Спас картину не многомиллионный американский кинопрокат, а молодые бизнесмены – команда Netflix, честь им и хвала.

Джордж Орсон Уэллс родился в 1915 году.

Американский режиссер, актер, сценарист. Обыкновенный гений. Работал в театре, на радио и в кино. Его фильмы стали прорывом во всем – от сюжетостроения до осуществления задуманного. Он вошел в историю мирового кино полнометражным дебютом – лентой “Гражданин Кейн”, создав в 1941 году шедевр, подняться на уровень которого не удалось никому, включая его самого. Фильм рассказывал о жизни медиамагната Кейна (25-летний Орсон Уэллс сам сыграл главную роль), но все знали, что прототипом послужил Уильям Рэндольф Хёрст. Кейн начинал карьеру, желая нести новости людям, но вскоре становился сытым богатым скотом. Фильм впервые строился на одном приеме – ретроспекции. Богач умирал в полном одиночестве, и в руке у него был стеклянный шарик, внутри которого снег заметал лужайку у домика, рядом стояли санки. Герой ронял слово “rosebud” – “бутон розы”, и журналисту поручалось узнать, что оно значит. Журналист ничего не узнал, но зритель всё понимал – и это был знак уважения создателя фильма к зрителю. На экране отражался конспект-некролог магната. Его называли коммунистом и фашистом, он был замешан в двух войнах, дважды женат и баллотировался в губернаторы. Журналист Томпсон читал дневник банкира Тэтчера и узнавал, что мальчика Кейна родная мать отдала на воспитание банкиру. Кейн вырос и получил от банкира контроль над небольшой газетой. Начиная с газеты, вся жизнь Кейна хорошо освещена, но правды не узнать. Он женится на племяннице президента США и баллотируется на пост губернатора. Богатеет, управляя медиаимперией, но роман с “певичкой” приводит к разводу и концу карьеры. В последнем кадре сгорали в огне какие-то ненужные вещи, и пламя высвечивало старые санки Кейна с надписью “Бутон розы”.

После были еще три ленты, сделанные режиссером, – “Печать зла”, “Процесс” и “Леди из Шанхая”, но они не имели успеха. Много картин, в которых он играл, и масса начатых и не законченных лент. В 2015-м году, к столетию со дня рождения Уэллса, подсчитали, что он занимает 16-ю строку в списке Американского киноинститута среди величайших мужчин-легенд классического голливудского кино, а фильм “Гражданин Кейн” – на первом месте в списке 100 лучших американских фильмов. Британский институт кино признал Уэллса величайшим режиссером всех времен и народов.

Netflix выкупил негативы “Другой стороны ветра” и права на мировой прокат. У кого – трудно сказать, так как имеется большая цепь наследников. За реставрацией последнего фильма Орсона Уэллса наблюдали люди, имевшие отношение к созданию, – продюсер Фрэнк Маршалл и режиссер Питер Богданович. При монтаже использовали рукописные пометки самого Уэллса.

“Для меня, как и для многих людей, которые всегда преклонялись перед мастерством и видением Орсона Уэллса, это мечта, ставшая явью. Перспектива показать миру ранее не завершенную работу Уэллса и сохранить его истинный художественный замысел нетронутым – повод для гордости Netflix”, – говорилось в официальном заявлении президента Теда Сарандоса.

Фильм “Другая сторона ветра”

“Это самая дикая история, которую я когда-либо выдумывал”, – говорил Орсон Уэллс в интервью Богдановичу в начале семидесятых. Главным героем этой истории был стареющий режиссер, – “Джон Форд с эле-ментами Джона Хьюстона и Хемингуэя”. Сюжет примитивен до неприличия: два часа в кадре суета по случаю празднования 70-летия известного режиссера. Юбилей начинают праздновать на студии, где масса коллег режиссера, гостей и журналистов собрались посмотреть фрагменты картины, которую сейчас снимает режиссер-юбиляр. Именно этот фильм-в-фильме называется “Другая сторона…”. На экране просмотрового зала на студии двое молодых людей без имени и особых знаков отличия слоняются в пространстве, близком к пустыне. Никаких признаков времени-страны-цивилизации нет. А уж когда герои сбрасывают одежды, понять, в какое время они живут, становится невозможно. Фильм цветной, красочный, причудливый, ни о чем. И его безымянные герои – в исполнении Боба Рэндома и последней подруги-музы Уэллса, хорватки Ойи Кодар, похожи на Адама и Еву, с которых сейчас начнется человечество. Но тревожная музыка Мишеля Леграна готовит зрителя к тому, что они в равной степени могут оказаться не первыми, а последними людьми на планете. Жертвами неназванной катастрофы. Режиссер-юбиляр ничего не поясняет собравшимся. Просмотр окончен. Девушка в кадре фильма-в-фильме становится реальной спутницей реального режиссера, все рассаживаются по машинам, чтобы ехать куда-то догуливать, и подвыпивший юбиляр разбивается в своей машине. Конец фильма.

На роль режиссера Джейка Ханнафорда Уэллс пригласил давнего друга – пожилого классика Голливуда Джона Хьюстона. Тот небрежно играет нечто среднее между самим Уэллсом и Хемингуэем, о котором Уэллс думал, работая над сценарием. Современники отмечали наличие автобиографических мотивов, не раз задавали Уэллсу вопросы об этом, но Уэллс, сколько ни спрашивали, отрицал, что это автобиография. Жуть состоит в том, что ровно через 15 лет после начала съемок он скоропостижно скончался в возрасте тех самых 70 лет. 10 октября 1985 года он дал интервью на шоу Мерва Гриффина и через два часа умер от сердечного приступа в своем доме в Голливуде. Так что фильм оказался автобиографическим, но посмертно.

Вокруг юбиляра Ханнафорда-Хьюстона два часа вьются толпы поклонников. Нынче только историки кино способны узнать их в лицо: Питера Богдановича, Сьюзан Страсберг в роли критика, Лилли Палмер, молодого Денниса Хоппера и многих других. В кадр входят какие-то званые на торжество лилипуты, знакомые по фильмам семидесятых. На втором плане выстроены манекены, которых неизвестно почему к концу фильма расстреливают. Стилистически фильм разбит на несколько разных по технике видеоповествований: помимо фильма, который снимает “режиссер”, крутятся кадры других – любительских – на узкой пленке, черно-белых, телевизионных, – лент, снятых героями игрового фильма и стилизованных под хронику вечеринки в честь юбиляра. Уэллс смешивает не только стили, но и черно-белую и цветную пленку разных форматов.

Драма

Съемки начались в 1970-м и продолжались около шести лет, прерываясь, когда кончались деньги. В кадре были близкие друзья и знакомые. В первый день съемок, 23 августа 1970 года, снимали диалог Богдановича и Джозефа Макбрайда, с которым Уэллс познакомился накануне, – критик в то время работал над книгой о самом Уэллсе. По сюжету исправили, что он пишет другую – о Джейке Ханнафорде, герое ленты Уэллса. Когда главную роль Уэллс предложил Джону Хьюстону, своему старому другу, Хьюстон согласился, не читая сценария, которого и не было.

Съемки вскоре прервались и возобновились только к началу 1974 года. Неожиданно студия Astrophore, которую возглавлял родственник шаха Ирана, вложила в фильм то ли 150 тысяч долларов, то ли 350 тысяч. Равную сумму обещал другой – испанский продюсер. Уэллс что-то еще доснял и в конце 1974 года уехал в Рим, где начал монтировать отснятый материал. Фрагменты “Другой стороны ветра” впервые были показаны в феврале 1975 года на чествовании Уэллса в Американском киноинституте, на вручении ему награды за заслуги в карьере. Жизнь начинала развиваться строго по логике фильма… На том памятном многим вечере присутствовали 1200 человек голливудской элиты, к ним увенчанный наградой Уэллс открыто обратился за помощью, но никто не предложил ему ни гроша на завершение фильма. Всего он успел смонтировать около сорока минут. Затем на иранской студии сменилось руководство, а в 1979 году грянула Исламская революция, и вместо европейски образованного Мехди Бушери, возглавлявшего Astrophore, права на фильм Уэллса оказались у религиозных клерков. Как пишут газеты, с одной стороны, Уэллс им был не нужен, а с другой, речь шла о реквизированной собственности, отдавать которую они не собирались. Кто-то судился с режиссером, и вскоре материал картины был арестован и спрятан в сейф.

Уэллс умер в 1985 году, оставив завещание, в котором часть наследства полагалась его бывшей жене Паоле Мори, а права на незавершенные проекты – Ойе Кодар. Мори умерла в 1986-м. Их с Уэллсом общая дочь Беатрис Уэллс заявила права на собственность отца, опираясь на законы Калифорнии. То, что Кодар и Беатрис Уэллс люто ненавидели друг друга, мало могло помочь делу. В 1998 году иранцы уступили права, и Беатрис заблокировала дальнейшую работу над “Ветром”, а заодно и перевыпуск других работ Уэллса – “Печати зла” и “Отелло”. Пришли к какому-то соглашению только в 2007 году, но уточнили подробности лишь в 2014-м. Сколько отступ-ных получила Беатрис Уэллс, неизвестно – цифры не разглашаются.

Когда были решены юридические проблемы, снова вернулись к финансовым. Кодар и Питер Богданович хотели завершить фильм в полном соответствии с замыслом Уэллса.

Для Богдановича это была миссия – работа учителя, завещавшего ему закончить “Другую сторону ветра”.

Последний виток турбулентности случился за месяц до начала Каннского фестиваля, когда МКФ не принял от правообладателя – компании Netflix – фильм к показу в конкурсной программе, так как квалифицировал все фильмы их производства как телепродукцию. Netflix отказался от премьеры Уэллса в Каннах, и она состоялась в Венеции. Осенью фильм американского гения вернулся в Америку. Завершенный, любовно озвученный тем композитором, который начинал работать с Уэллсом. Музыка Мишеля Леграна делает картину невероятно живой.

Сюжет невольно отсылает к картине Феллини “Восемь с половиной” и выглядит ремейком и продолжением. Если помните его финальный кадр – режиссера силой затаскивают к какой-то декорации, построенной, якобы, в соответствии с его замыслом, которого у него нет.

Здесь – режиссер уже показывает что-то отснятое. И погибает. Те, кто помнит Феллини, могут представить себе сутолоку на дне рождения Ханнафорда. И все гости последней попойки выглядят органично: Богданович, Ойя Кодар, Пол Стюарт, Кэмерон Митчелл, Пол Мазурский, Клод Шаброль и кого там только нет!

Образ главного героя картины должен был выражать протест, и Джейк Ханнафорд – семидесятилетний режиссер, в начале 70-х годов символизировал этот протест, как мог. В ту пору Европа повернулась спиной к Голливуду и Америке. Начиная от послевоенной нищей Италии, породившей неореализм, эстафету отказа от дорогих декораций и костюмов подхватила Франция. Ее режиссеры и актеры вышли на улицу и смешались с толпой настолько, что прохожие в картинах “новой волны” даже не оборачиваются на оператора. Голливуду пришлось что-то менять, пытаясь угнаться за новыми веяниями. Именно этим занимается герой Уэллса, уводя своих героев в пустыню. Джейк Ханнафорд говорит, что его фильм “Другая сторона ветра” может стать хитом, так как в нем будет много секса и насилия. Этот текст звучит пророчески – Голливуд действительно выберет этот путь, с которого не может свернуть до сих пор. Но есть у Уэллса намек на то, что первой жертвой насилия станет сам Ханнафорд, – автокатастрофа выглядит неслучайной.

Конечно, это не автобиография

В фильме вообще с биографической фактурой плохо, но в моменты, когда она проступает, то напоминает только о том, что Уэллс не успел рассказать в картине “Гражданин Кейн”: звучат намеки на таинственную смерть актрисы Натали Вуд – она же Захаренко, дочь русских эмигрантов Николая Степановича Захаренко из Владивостока и Марии Степановны Зудиловой из Барнаула. Звучат в гомоне похожие по звуку фамилии, и это месседж для тех, кто варился в ту пору в голливудском бульоне и не поверил, что девушка ночью сама упала в воду за борт дорогой яхты. Уэллс настаивает на том, что ее столкнули в пору работы над фильмом “Гражданин Кейн”, но ему пришлось убрать этот эпизод даже из сценария, чтобы картина вышла. Он был уверен, что Хёрст, которого все узнавали в Кейне, – преступник, и это тоже входит в набор подробностей из жизни богатых и знаменитых: “Кейны” не ведают наказания за грехи. Уэллс не забыл, как бойкотировали его ленту только за то, что он попытался сказать правду о жизни нуворишей.

Единственный человек, до которого Уэллсу нет дела – зритель. Тот – семидесятых годов, этот – XXI века. Ни один кадр, ни одна реплика в фильме не настроены на то, чтобы быть доступными пониманию человека в зрительном зале. Фильм движется размеренно, как ночной вагон метро: его дело – движение вне зависимости от того, есть в нем пассажиры или нет. Этот фильм будет жить своей автономной жизнью, и поколения кинематографистов будут изучать и исследовать его, как изучают археологи и историки фаюмский портрет. Честь и хвала команде Netflix, что вернули к жизни последнюю работу гения. А читателя предупреждаю: ни один нормальный человек не в состоянии выдержать этот фильм. Это сумасшедшее кино снято сумасшедшим для сумасшедших. Нужно очень любить историю кино и самого Уэллса, чтобы это одолеть. Так что не тратьте время и деньги и не ходите в кинотеатр. Но если у вас есть подписка на Netflix – непременно посмотрите. Сначала – “Гражданина Кейна”, потом – все остальное. Уэллса нужно знать и любить. Не для него – для себя. После “Кейна” очень многое изменится для вас. Он настраивает хрусталик глаза, как оптический прибор, и видеть все – и в жизни, и на экране – вы будете много точней.

“Орсон Уэллс, этот капризный гений, везде соблюдает личный интерес и прямо говорит нам следующее: «прошу прощения за то, что я негодяй; моей вины нет в том, что я гений; я умираю, любите меня”», – очень точно написал о нем Франсуа Трюффо.

Орсона Уэллса любили, но очень мало. В числе наград

Уэллса  – “Оскар” за лучший оригинальный сценарий 1941 года за фильм “Гражданин Кейн” (вместе с Херманом Манкевичем), “Золотая пальмовая ветвь” 1952 года за фильм “Отелло”. Награда Французского общества кинокритиков за фильм “Процесс”, почетный “Оскар” за выдающуюся карьеру в 1971 и Премия Американского киноинститута “За выдающиеся заслуги в кинематографе” в 1975 году.

Могилы у него нет – согласно завещанию останки Орсона

Уэллса были кремированы, а пепел захоронен в Испании в имении его знакомого тореадора Антонио Ордоньеса в Эль-Рекрео.

Сама я посмотрела “Другую сторону ветра” из любви к Уэллсу. Но был и дополнительный интерес. Я знала историю о приезде Орсона Уэллса в Израиль. Он был гостем в доме моих любимых друзей, и мне нравится семейное предание об этом визите.

Большая семья приехала на горячий песок еще в 20-е годы, до основания государства. Голая пустыня за окном то ли поезда, то ли автомобиля, которую они увидели, называлась в те времена Палестина, и они были из первых, кто хотел построить на этом песке Израиль. Она – изящная красавица откуда-то из Литвы. Откуда он, я не знаю. Как и где познакомились – не ведаю. Поженились. Кончилась Вторая мировая, началось брожение умов, и вскоре состоялось голосование в ООН. В 1948 году, в день, когда провозгласили государство Израиль, арабы начали стрелять. Она – красавица на сносях – служила шофером машины скорой помощи и помчалась туда, где были расстреляны первые еврейские мальчики, у черты, что стала границей где-то на окраине Вифлеема. Она их всех перетаскала на себе в фургон, вывезла под обстрелом, домчала до госпиталя, выгрузила – живых и не живых, после чего легла и родила. Девочка появилась на свет в те же сутки, что и страна. Рослая красивая белоголовая девочка, больше похожая на литовку, латышку, чем на еврейку. Она отучилась в школе, отработала в кибуце, отслужила в армии, вышла замуж за музыканта, родила дочь и стала делать кино. Когда денег на кино не было – писала стихи. Мне никто не может их перевести.

“Ничего, – улыбнулась она в последний приезд в Нью-Йорк. – В следующей жизни у нас с тобой будет один язык”.

Пока все ее книги стоят на полочке у меня, мои – у нее, и мы не знаем ни строки из текстов друг друга. Только те, где есть субтитры – я знаю и люблю один ее фильм, и она – один мой.

Мы познакомились, когда у нее уже были внуки. Я уже бросила пить и курить, а она еще только уменьшала дозу. Когда она хвасталась тем, что я бросила пить и курить, ее друзья на марихуане с интересом спрашивали: “А что начала?”.

И она гордо отвечала им, что я пью только чай.

В какой-то кампании чая не было, но был тоник. И я с радостью принялась за него. Она щурилась из дымовой завесы, наблюдая за мной.

– Любишь тоник?

– Как неожиданно оказалось, да, – ответила я.

– У нас в доме всегда стояли ящики с тоником, – сказала она.

– Почему?

Я смутно помнила что-то про тоник как лекарство от малярии.

– Когда мне было пятнадцать-шестнадцать лет, в Израиль приехал Орсон Уэллс, – начала Лихи. – Он искал совершенно новое лицо для экрана, для какого-то безумного нового проекта. И кто-то привез его в Палестину. А мой отец открыл первый в Тель-Авиве кинотеатр. Конечно, я пропадала там – сидела и смотрела все подряд, когда было свободное время. Кто-то рассказал Уэллсу про меня, и как-то вечером у нас в доме на Дубнов раздался звонок. Кто-то спросил отца, впустит ли он Орсона Уэллса, который прилетел и хочет с ним поговорить. “Конечно-конечно”, – весело ответил отец и повесил трубку. Он прекрасно знал, кто такой Орсон Уэллс, а потому понимал, что звонит сумасшедший или пьяный. Какой Орсон Уэллс может прийти к нему в Тель-Авиве среди ночи? Но через несколько минут в дверь постучали. Отец открыл и сошел с ума: на пороге стоял Уэллс.

Кто его привел, кто переводил – не знаю. Они вошли, сели у нас внизу за большой стол, стали говорить. Переводчик объяснил отцу, что Орсону нужно новое лицо, что он видел мои фотографии, слышал обо мне, и типаж ему подходит. Хотелось бы только знать, отпустит ли меня отец в Америку на съемки. И отец, не задумываясь, сказал, что да, конечно… А я в это время стояла на лестнице – у нас такой второй этаж в доме, – и оттуда все это слушала. И поверить не могла, что они сидят, курят, разговаривают, и ни одному из них в голову не приходит, что спрашивать надо меня. Они говорили про меня, как про скотину. И когда отец крикнул “Лихи!”, чтобы позвать меня спуститься, я ответила, что я тут. Он поднял глаза. А была ночь, и я уже была в ночной рубашке. Он велел мне одеться и спуститься. Я сказала, что даже не подумаю. Он закричал, что это Орсон Уэллс. Я ответила, что не слепая и прекрасно вижу.

“Ну и?!” – задохнулся он.

“И ничего”, – произнесла я и ушла.

Помню, что Уэллс сиял, глядя на меня. Он понимал без переводчика, что я не спущусь, и ему это страшно понравилось. Он сказал об этом отцу. Отец махнул рукой и пообещал ему, что завтра он меня уломает и приведет сам. А пока предложил выпить. Орсон попросил тоник, а отец даже слова такого не слышал. Он выставил все, что у него было в доме, но все было не то. И Орсон с переводчиком попрощались и ушли. А отец чуть не сошел с ума. Он куда-то звонил среди ночи, метался, ему нашли этот тоник. Он поехал за ним, то ли ночью, то ли утром – не помню. Потом страшно ругался со мной, но я наотрез отказалась даже говорить с Орсоном, – чтобы они оба запомнили, что я человек. И когда отцу перезвонили, он сказал, что я никуда не поеду. Он долго не разговаривал со мной. Но с тех пор в нашем доме всегда стоял ящик тоника: кто знает, вдруг среди ночи заявится Орсон?

Я позвонила Лихи после просмотра.

Сказала, что Орсон снял тот фильм, для которого искал новое лицо. Смонтировать не успел. Рассказала, что тяжба вокруг исходников продолжалась десятилетия и вот в 2018-м фильм, наконец, вышел. И что при всей моей любви к Орсону Уэллсу я страшно рада, что она отказала ему. Этот фильм не стоит того, чтобы Лихи Ханох, прекрасный режиссер и поэт, отклонилась от своей траектории.

Александра СВИРИДОВА

«Экран и сцена»
№ 2 за 2022 год.