Труппа “Мастерской Фоменко” всегда прирастала не отдельными артистами, а целыми поколениями учеников Петра Наумовича: выпусками, курсами или группами (я имею в виду так называемые “стажерские группы” театра). Работа с Мастером, его особый театральный язык, безусловно, способствуют разрушению барьеров между старожилами и вновь приходящими. Но все-таки у каждого поколения здесь своя непростая история поисков и самоопределения.
Поколенческая структура отражается в репертуаре “Мастерской”. Например, “Три сестры” – спектакль старших фоменок, “Бесприданница” – средних, а “Рыжий” – лицо первой стажерской студии при театре, ныне принятой в труппу. Теперь и вторая стажерская группа, набранная чуть больше года назад и пополнившаяся гитисовскими выпускниками курса Евгения Каменьковича, представила зрителям свой первый опыт. Постановке “Русский человек на rendez-vous” по повести И.С.Тургенева “Вешние воды”, по-видимому, предстоит стать их первым экзаменом на профессионализм.
Авторство этого сценического произведения сложно и многослойно, что уже становится закономерностью для “Мастерской”: вероятно, это одно из проявлений активного взаимодействия поколений. Спектакль вырос из самостоятельных работ стажеров-новичков; режиссером его стал Юрий Буторин, представитель студийцев первого призыва; а руководителем постановки – Евгений Каменькович. Идея смены поэтичного заглавия повести Тургенева на острое, проблемное название статьи Герцена и вовсе принадлежит Петру Наумовичу Фоменко. Главная задача – представить зрителям молодую актерскую поросль. И эту цель можно считать достигнутой.
В свое время первая стажерская группа начинала со “Сказки Арденнского леса” с самим Мастером. Этот спектакль получился в превосходной степени фоменковским: с точно выверенной до жеста, вздоха, поворота головы партитурой; с фирменным для “Мастерской” соединением гротеска с лиризмом и потаенной сентиментальностью. Правда, форма, схваченная манера игры “a la фоменки”, здесь порой выходила на первый план, заслоняя индивидуальности исполнителей. В “Русском человеке на rendez-vous”, кажется, можно наблюдать противоположную крайность – сверхоткрытость актеров.
Итальянку Джемму играет Серафима Огарева – актриса с глазами Одри Хепберн, светлыми волосами, тонкими полетными руками. Ярко выраженная героиня (в этом амплуа она обычно и выступает), на этот раз она предстала в характерном образе. Ее Джемма – энергичная, решительная, напористая. Такая не станет петь “слабым, но приятным” голосом, краснеть и падать в обморок от любви. Она – скорее девушка нашего времени, нежели итальянский вариант влюбленной тургеневс-кой барышни. Безусловно, отношение к тексту Тургенева (и его персонажам) как к произведению живому и близкому, а не пыльной классике, украшает постановку. Но в то же время подобная расстановка акцентов иногда рождает в спектакле эффект недоговоренности, невнятности. Перестав быть “традиционно тургеневской”, обновленная Джемма так и не стала органичной сюжету.
Нечто подобное можно сказать и об исполнителе главной роли Санина – Федоре Малышеве. Санин описан Тургеневым как вполне определенный тип – иронично (впрочем, отношение автора к персонажу в данном случае не уместить в нескольких словах), выпукло: ясноглазый, мягкий, воспитанный в патриархальной семье. Федор Малышев в этой роли кажется совершенно иным – привычно (для тех, кто видел выпускные спектакли Мастерской Е.Б.Каменьковича и Д.А.Крымова) острым, ершистым, чуть угловатым и также весьма современным. Шагов к примирению природы артиста с тургеневским героем как будто почти не предпринимается. Однако и контраст между ними словно до конца не осмысляется, не обыгрывается. И оттого сложная сеть взаимоотношений русского человека на rendez-vous с другими действующими лицами часто бессильно провисает, в ее узлах не чувствуется напряжение.
Прочие участники спектакля исполняют по несколько ролей каждый. Азарт смены масок, игры, во многом студенческой, упоительной, находящей цель и смысл в себе самой, характеризует эту работу в первую очередь.
Так, Дмитрий Захаров легко превращается из Панталионе в Ипполита Сидоровича Полозова. Панталионе – старик, едва волочащий ноги, постоянно недовольно бурчащий, но при этом чрезвычайно артистичный и добродушный. Ипполит Сидорович – рыхлый человек с гладко зачесанными волосами, крысиной повадкой и постоянной затаенной мыс-лью в глазах. Кажется, Дмитрию Захарову неизменно удается делать своих характерных персонажей не только колоритными, но и живыми, и редкая музыкальность артиста здесь очень кстати.
Амбарцум Кабанян (как и Малышев, недавний выпуск-ник курса Каменьковича) то легко пробегает через сцену, согнувшись, словно знак вопроса, в образе циничного доктора; то вальяжно прогуливается, возвышаясь среди господ, отдыхающих на водах; то предстает несуразным актером в плохом немецком театре – персонажем почти мульти-пликационным по пластике… Еще в студенческих гитисовских спектаклях было заметно, как свободно Кабанян ощущает себя в стихии гротеска. Впрочем, в роли Клюбера, покинутого жениха Джеммы, он проявляет живые эмоции, не скрываясь за характерностью или фактурностью.
Юрий Буторин (режиссер спектакля) и Дмитрий Смирнов играют двух неразлучных вояк, майора Донгофа и поручика Рихтера. Они со всем немецким гусарским пылом сначала приударяют за Джеммой, а потом увиваются за Марьей Николаевной. Вот только, кажется, игра “в гусар” дается артистам труппы чуть-чуть труднее, натужнее, чем стажерам – игра в их персонажей.
Фрау Леонору Розелли, мать Джеммы, и Марью Николаевну играет яркая, рыжеволосая Екатерина Смирнова. Ее фрау Леонора вполне еще молода душой, женственна, импульсивна. Пожалуй, в ней очень мало солидного, материнского, разве что головной убор да траурная шаль на плечах. Марья Николаевна продолжает заявленную линию женственности, доводя ее до рокового варианта. В своей ипостаси femme fatale Екатерина Смирнова как будто очень старательна: она со всем прилежанием искушает Санина в театре, с тем же тщанием манкирует своими поклонниками. Но по временам в ее Марье Николаевне, нарисованной как будто с бОльшим нажимом, чем требуется, безусловно, подкупает все тот же, почти детский, азарт игры.
Премьерный спектакль “Мастерской Фоменко” пос-
тавлен так, что, рассуждая о нем, хочется говорить в первую очередь об актерах, о праздничности и карнавальности: например, о сцене увеселительной прогулки в Содене – с воздушными шарами, акробатами, жонглером, нехитрыми трогательными фокусами. Оформление постановки (художник – Владимир Максимов) до сих пор не упомянуто по причине его интеллигентной скромности: это, по сути, система из нескольких движущихся и трансформирующихся ширм черного цвета. Для “Русского человека на rendez-vous” такое решение следует признать оптимальным: оно дает ощущение динамики и не перегружает и без того насыщенный театральными выдумками спектакль. О том, что можно приобрести диплом в Нижнем Новгороде стало известно давно, поэтому мы рекомендуем вам купить диплом покупку диплома вы можете совершить любого вуза страны
тавлен так, что, рассуждая о нем, хочется говорить в первую очередь об актерах, о праздничности и карнавальности: например, о сцене увеселительной прогулки в Содене – с воздушными шарами, акробатами, жонглером, нехитрыми трогательными фокусами. Оформление постановки (художник – Владимир Максимов) до сих пор не упомянуто по причине его интеллигентной скромности: это, по сути, система из нескольких движущихся и трансформирующихся ширм черного цвета. Для “Русского человека на rendez-vous” такое решение следует признать оптимальным: оно дает ощущение динамики и не перегружает и без того насыщенный театральными выдумками спектакль. О том, что можно приобрести диплом в Нижнем Новгороде стало известно давно, поэтому мы рекомендуем вам купить диплом покупку диплома вы можете совершить любого вуза страны
Спектакль, словно мозаика, складывается из отдельных фрагментов, номеров, эпизодов. Так, упоминание Онегина в сцене дуэли Санина с Дангофом рождает музыкально-драматический этюд на онегинскую тематику, а описание несносного традиционного немецкого обеда превращается в веселую песенку. Вероятно, это можно назвать еще одной тенденцией последних премьер “Мастерской Фоменко”. С большими оговорками, с отсылками к специфике спектаклей, но все же ее можно углядеть и в “Алисе в Зазеркалье”, и в “Рыжем”, и в “После занавеса”, и даже в “Триптихе”. При подобном композиционном решении остро встает вопрос о том, хватает ли создателям той или иной постановки “длинного дыхания”, которое делало бы спектакль цельным? В случае с тургеневской премьерой затруднительно дать безоговорочно положительный ответ.
Заявленные тихой скороговоркой в начале спектакля темы старости и разочарования, а также страха смерти и одиночества, почти не получают развития. Молодость в пос-тановке, в отличие от повести, не оттенена старостью. А потому теряется важное ощущение уникальности, невозвратности времени “вешних вод”. Впрочем, передать особенности половодья чувств, находясь в центре водоворота, будучи молодым человеком, наверное, почти невозможно. Исполнителям удается их лишь иллюстрировать.
Заглавная тема “Русского человека на rendez-vous” теряется в вихре сценических трюков. В спектакле звучат итальянская, немецкая, французская, английская речь, каждая из них введена в постановку изобретательно и театрально. “Русский” голос Дмитрия Санина в этом вавилонском столпотворении порой совсем неразличим. Вероятно, создатели спектакля стремились избежать всяческого пафоса, а определение черт “национального героя” невозможно без внутренней патетики и пафоса исследования.
Как бы то ни было, спектакль “Русский человек на rendez-vous” сейчас очень молод – и в силу возраста артистов, и по своему премьерному статусу. А значит, как любое живое существо, она будет меняться и, надеемся, наполняться новыми смыслами, сохраняя яркую форму и карнавальную атмосферу.
Галина ШМАТОВА
«Экран и сцена» № 20 за 2011 год.