Новый фильм Агнешки Холланд “Шарлатан” безупречен и обманчиво прост. Он находится в русле многолетних исканий режиссера, и темы тайны, веры в чудо исцеления узнаваемы. Автор работала с ними не раз. Также знакома тема наказания без преступления – по лентам “Выстрел в сердце”, “Допрос”. Узнавание радует, но новая история лекаря, как огромный кит, выплывший на мелководье, неожиданно поворачивается другим боком и возвращается в океан непознаваемого. Название “Шарлатан” звучит явной издевкой, что настораживает. Героя-лекаря так называют недруги, чьего мнения автор не разделяет. Феномен картины состоит в том, что она органично существует в двух планах: как абсолютно реальная история и как миф. Одно не противоречит другому, и выбор, что увидеть, остается за зрителем.
Любителям достоверных историй в титрах предложена кинохроника-репортаж о судьбе видного общественного и политического деятеля Антонина Запотоцкого (1884–1957) – премьер-министра Чехословакии с 1948 по 1953 год, президента страны с 1953 по 1957. Один из основателей Чешской компартии, до 1925 года бывший ее генеральным секретарем. В 1940 арестован новыми властями, оказался в нацистском лагере Заксенхаузен, где оставался до 1945-го. В 1946 возглавил Национальную Ассамблею, в 1948 стал премьер-министром, сменив Клемента Гот-вальда, ставшего президентом. 14 марта 1953 года Готвальд, вернувшись из Москвы с похорон Сталина, скоропостижно скончался. Запотоцкий исполнял обязанности президента. Был сторонником смягчения политики в отношении крестьян и выступал против коллективизации. По доносу Антонина Новотного Москва вызвала Запотоцкого и провела с ним беседу, призывая разделить власть с Новотным. По возвращении Запотоцкий неожиданно умер, его тело быстро кремировали и пепел захоронили. На этом зачин обрывается.
Черно-белые кадры пролога выглядят камертоном, призванным настроить зрителя на правдивый сюжет. На его полях отмечено, что чешские лидеры, возвращаясь из Москвы, не раз умирали не своей смертью.
Дальше следует основная история, ставшая возможной потому, что умер глава страны. В те же дни арестован чешский народный целитель Ян Миколашек. Секретная полиция врывается в его усадьбу в деревне, где на первом этаже лечебница, а на втором живут он и его сотрудники. Люди без лиц в серых плащах, как стая крыс, всходят по лестницам, разбегаются по большому дому, расталкивают больных, уводят лекаря и его помощника в тюрьму, начинают допросы. Немолодой экстрасенс и гомеопат Ян Миколашек спокойно смотрит крысам в глаза, зная, что они не смеют с ним так обращаться. Уточняет, что он лечит Запотоцкого, но слышит, что президент мертв. Вся остальная жизнь целителя проходит в воспоминаниях – во время допросов и наедине с собой в камере-одиночке.
Сюжет развивается стройно, динамично, понятно. Мы узнаем, что Ян всю жизнь лечил людей, не имея диплома врача, полагаясь на загадочную способность интуитивно распознать недуг, поставить диагноз и подобрать травяной сбор, которым можно спасти человека. Если не вылечить, то по крайней мере избавить от страданий и продлить жизнь. Как кельтский друид и маг, травник Ян открыт и доступен всем людям в округе за небольшую плату. К нему идут селяне окрестных деревень и известные люди, с которыми ему даже не нужно лично встречаться. Способ лечения у него необычный: достаточно посмотреть мочу человека, что принесут в склянке, чтобы определить болезнь и назначить лечение. Так в числе его пациентов оказывается президент.
Сын садовника, Ян мальчиком наблюдал жизнь растений, открыл для себя их целебную силу и подростком спас родную сестру. Врачи не могли вылечить рану на ноге, началась гангрена, и девочку приговорили к ампутации. Ян изготовил снадобье, которым смазал ногу сестры, и врачам стало нечего оперировать. Так свидетелями его успеха стали семья и врачи. А Ян вскоре покинул дом и ушел к деревенской целительнице Мюльбахеровой (Ярослава Покорна), научившей его своим таинствам, укрепив его дар. Он умел читать в лицах людей знаки скорой смерти, а она научила ставить диагноз, поглядев на мочу. Он окреп, перерос ее в мастерстве врачевателя, и ушел. Купил на свои деньги и отреставрировал старую усадьбу в деревне и начал практику. К нему пошли люди, и когда их стало много, ему понадобился помощник. Ян объявил об этом, и вскоре нанял простоватого парня. Служебные отношения переросли в любовные, хотя у юноши была жена. Эта линия привносит в фильм дополнительный драматизм, так как в годы нацизма одного намека на подобную связь было достаточно, чтобы погибнуть. Коммунисты, арестовывающие обоих в 1957 году, даже не касаются этой темы. Есть обвинение пострашнее: травника обвиняют в убийстве. Два его пациента умерли, в желудках при вскрытии был обнаружен стрихнин. Пять свидетелей подтвердили, что ничего, кроме чая, они не пили. При обыске в доме Миколашека крысиный яд найден и в других пакетах с чаем. Герой немеет, услышав об этом.
Фильм Агнешки Холланд не детектив, потому сразу скажу, что травник оболган. Хотя обвинение, предъявленное Яну, перекликается с фактом скоропостижной смерти президента.
Внешне это самая простая лента со времен “Горькой жатвы”: один герой, одна его жизнь, два-три спутника на втором плане – в детстве отец, в юности – наставница, в зрелые годы ассистент. Один век, одно место действия – дом в провинции. В главной роли мощный актер Иван Троян – без выразительных внешних жестов создавший образ сильного, скрытного человека с потаенными страстями. Три исторические эпохи три страны сменил Ян, не выходя из дома: Чехия до Гитлера, Чехия при Гитлере и Чехия после Гитлера. И всегда – пристальное внимание секретной полиции к его труду.
Тема чуда и исцеления, что вдохновенно освоена Холланд в картинах “Тайный сад”, “Третье чудо”, “Юлия возвращается домой”, где главный герой хилер, становится сквозной в этом биографическом киноэпосе. Но на близком материале по-новому придирчиво исследуется присутствие высших сил.
Зрителю вольно гадать: виновен герой или не виновен, целитель он или шарлатан. Автор сценария Марек Эпштейн и режиссер Агнешка Холланд приводят убедительные свидетельства способностей Яна и вместе с тем позволяют видеть, что герой не ангел, а человек. Не раз он поправляет пациентов: “Я не доктор”. Ян знает себе цену, равно как и то, где положен предел его возможностям. Греховность свою он болезненно переживает, сбивая колени в кровь в молитвах у распятия Христа.
Агнешка Холланд верит, что лекарь – спаситель, и на историческом материале пишет батальное полотно о поединке власти и творца. Не только коммунистической власти, так как Ян жил и лечил больных при фашистах тоже. И сколько бы партийная пресса ни писала, что он дурачит людей, и на деньги, которые старухи платят ему за травы, пьет шампанское, – существуют те, кого травник спас. Так, первым приходит предупредить его о надвигающейся беде партийный чиновник, которого травник не узнает. “Меня бы давно съели черви, если бы не ты”, – говорит он и советует Яну немедленно покинуть дом и уехать как можно дальше. “Я готов выдать тебе заграничный паспорт”.
Эта сцена напоминает такую же попытку спасения Януша Корчака в фильме Анджея Вайды “Корчак”, снятом по сценарию Агнешки Холланд. Ян Миколашек гневно отвечает, что он не может оставить своих больных, которые в нем нуждаются. Чиновник отступает, утверждая, что травник обречен. Ассистент Франтишек, смотрящий на мир трезвее Яна, немедленно собирается покинуть дом. Но стоит ему с чемоданом открыть дверь, как с улицы врываются агенты секретной полиции. Бежать некуда.
Агнешка Холланд не расследует смерть президента и не отстаивает честь Миколашека. Она свидетельствует, что всю жизнь за всеми знахарями присматривает власть. Герой выламывается из общего ряда талантом. Одаренность его показана внятно, убедительно, экономно и чрезвычайно рационально для передачи иррационального.
На допросе следователь натыкается на отстраненный взгляд своей жертвы: в нем нет страха, а есть что-то неясное палачу, нетипичное для жертвы.
– Сталин бы тебе показал! Попал бы ты ко мне пять лет назад, ты бы у меня дерьмо свое жрал и благодарил. Ты чего на меня так смотришь, сука? – захлебываясь от ярости, кричит следователь.
– Ты скоро умрешь, – строго отвечает истерзанный лекарь.
Палач вздрагивает, велит увести заключенного, но видно, что он знает про свои хвори. Как только Яна уводят, в приоткрытое окно влетает птица. Палачу, как всякому обывателю, известна примета: птица влетает к смерти. В ярости он ловит птицу и с хрустом сворачивает ей шею. Не птицу убивает – смерть свою убивает, тем демонстрируя, что верит травнику. Власть палача кончается там, где есть птица в руке. А власть Миколашека иного рода.
Многомерность сцены, снятой в ободранных стенах тюрьмы, ошеломляет. Авторы ведут рассказ о тонких материях, избегая символов и намеков. Зрителю многое нужно брать на веру: герой – лекарь или шарлатан, видно ему что-нибудь в моче или не видно, лечат травы или не лечат. Но властям внушает ужас само существование лекаря как свидетельства наличия высших сил. И продажный суд коммунистов, что заведомо неправедно судит Миколашека, намерен дезавуировать именно высшую силу. Так же ведут себя нацисты.
Адвокат Яна спрашивает, как он познакомился с президентом Запотоцким. “Благодаря Борману”, – отвечает Миколашек. (Как оказалось, все, что помогло Борману, помогло и президенту Запотоцкому.) Ян вспоминает, как избивал его один из прежних его пациентов, явившийся к нему в войну в форме гестапо. Он обвинял Яна, что тот не спас его дочь. Но прежде, чем убить, немецкие врачи решают экзаменовать травника. Они ошелом-лены точностью его диагнозов. И снова в кадре представлены впрямую два уровня бытия – физический и метафизический. Миколашеку подают пробирки с мочой, он смотрит их на просвет, стоя у большого окна. Немецкие врачи ждут диагноза, а гестаповец хочет только изобличить в шарлатанстве. Он придвигается вплотную к Яну и с издевкой всматривается в его лицо, когда Ян изучает колбу. Целитель жестом указывает, что гестаповец заслоняет ему солнечный свет, падающий из окна. Врач-немец отодвигает гестаповца, и тот отступает. На тонком и материальном плане все сходится: убийца застит свет ясновидящему.
Так приоткрываются обстоятельства, при которых Ян служил нацистам, но, в отличие от гестаповца, он не нанимался к ним, они сами пришли к нему. Со всеми представителями власти герой ведет себя мужественно: напряжен, но не боится. После того, как немецкие медики придирчиво проэкзаменовали его, Миколашеку доверяют лечить Мартина Бормана, чью мочу ему принесли.
То, как похоже ведут себя карательные органы нацистов и коммунистов, не ново для фильмов Агнешки Холланд: Сталин и Гитлер вальсировали у нее в сновидении Солека – героя знаменитой картины “Европа, Европа”. Сходное отношение режимов к талантливому человеку не становится неожиданностью. Утроба каменной тюрьмы как места пребывания невинного человека тоже не нова. Агнешка бывала в тюрьмах в трех ипостасях: заключенной, актрисой, режиссером. В юности сама сидела в Чехословакии, потом снималась и снимала. Тюрьмы обжиты ею в картинах “Выстрел в сердце”, “Полное затмение”, “Допрос”, где она играла коммунистку, которая учит заключенных, что если партия сказала “виновен” – значит, виновен: партия не может ошибаться. Спектр тоталитарного произвола знаком, но фильм “Шарлатан” и о чем-то еще.
Гестаповцы в красивой форме гордо ступают на экране, в отличие от чекистов в мятых плащах, что врываются ночью, тайно, опасаясь гнева людей, длинной очередью стоящих к воротам целителя. Эти два-три прохода разных секретных служб, зафиксированные в одном интерьере при одинаковом освещении, становятся пластическим образом. Можно снять одних и тех же актеров – шпиками до войны, гестаповцами в годы оккупации, тайной полицией Чехословакии в 1957-м. Форма разная, но в том, как они движутся по лестнице, в манере шуршать подметками и плащами проглядывает общее. На память приходят современные сатанисты, представленные Агнешкой Холланд в недавно снятой картине “Ребенок Розмари”.
В фильме “Шарлатан” все прав-да. Но даже если ее не знать и смотреть как на историю, стилизованную под документ, ничего не меняется. Потому что стоит зрителю признать, что такой человек был – чех среди чехов, – рамки картины раздвигаются, и фильм, снятый чехами о чехах, оказывается не только о них. Был ли такой Миколашек или нет, не главное. Мог быть другой, и вообще не мужчина и не в Чехии, а женщина в Болгарии, например. Звали ее Ванга. И на мочу она не смотрела – слепая была, и травы не собирала. К Ванге – по слухам – сам Гитлер приходил, она ему все предсказала – и поражение в войне, и смерть. А он ее не тронул и другим не велел. Тоже, выходит, сотрудничала с нацистами. Спасенных Вангой – много по всему свету.
Так раздвигаются границы, образ спасителя обретает общечеловеческие черты, и неизменным остается только дар. Потому власть и ходит за ними – одаренными – по пятам. Фашисты, коммунисты, сатанисты – все одинаково боятся непостижимой силы. Так проблематика картины сужается до истории о том, как бессильная власть уничтожает человека за божий дар. Не важно, что Миколашеку инкриминируют: шарлатанство, гомосексуализм, сотрудничество с нацистами, отравление пациентов стрихнином. Все это власть могла бы стерпеть, если бы не талант. А талант оскорбителен для бездарной власти.
Картина Холланд становится средневековой притчей времен инквизиции, перенесенной в наши дни. Это главное открытие ленты: созданный образ средневековья, которое прикинулось цивилизацией. Когда к костру можно подъехать на автомобиле. То, что гению нет места среди людей – не ново для Агнешки: смотрите “Третье чудо”, где цыганская девочка силой молитвы превращает эскадрилью бомбардировщиков в небе в стаю голубей. И сам Ватикан будет оспаривать факт этого чуда, ведь обидно, что совершить его доверили замарашке, а не какому-нибудь достойному епископу.
Что мы знаем о средневековье? Мрак, грязь, чума-холера, власть церкви. И инквизиция. Сжигают безумцев – какого-то Джордано Бруно, который настаивал, что Земля вертится. И еще несколько тысяч людей. Женщин, девочек – просто под номерами: ведьмы номер один, два, три. От всех только имя Жанны д’Арк осталось. Две-три сотни лет пройдут, костры погаснут, и инквизиция уйдет в подполье. До поры, пока не вынырнет со свастикой на рукаве. От рождества Христова до наших дней идут они и идут – в капюшонах и без, со свастикой или партбилетом – не суть. Сочетание мракобесия власти с ее авторитетом и правом колесовать осталось с тех времен. Земля уже вертится, но все остальное спорно.
Агнешка Холланд снимает средневековье наших дней с полным комплектом из чуда, колдуна, снадобья и инквизиторов. Ее герой всю жизнь только учился лечить и лечил, у него получалось. И за это теперь ему грозит расправа. Потому что талант непостижим. И его следует уничтожить, чтобы не раздражал бесталанных. Нужно видеть, как серые плащи слоняются по клинике, как входят к лекарю в пустой кабинет и тупо разглядывают стеклянные бутылочки на рабочем столе. Моча для них – только моча. А народ идет к Миколашеку за спасением и получает его.
– Ты обманывал людей, говорил, что они должны верить, что поправятся, что каждому по вере его, – гневно вопрошает на допросе следователь. – Ты такое говорил?
– Не я – Христос, – отвечает Миколашек.
Мощный фильм открывается как храмовая живопись, фреска, в которой умещается на одной стене космогоническая система автора: мир горний и дольный. И, как у Дионисия, сам черт не страшен в нижнем углу, потому что видно, как в каждой линии дышит бог. Без купола и конфессии – величественная природа стоит храмом в кадре, и большой деревянный крест с распятым Христом, который Миколашек установил на опушке леса, выглядит так, словно сам там вырос – деревом среди деревьев.
…Развязка снята аскетично.
Адвокат неожиданно для себя выясняет, что обе жертвы были убиты иначе и в другом месте, что они никогда не жили по указанным в деле адресам и не пили чай дома. Предупреждает об этом Яна, который полагает, что сейчас все выяснится, и он будет оправдан. Однако, как объясняет адвокат, все иначе: прокуратура будет требовать смертной казни, он и сам, скорее всего, будет уничтожен.
На суде Миколашека обвиняют в том, что он смотрел мочу, а не пациента, что назначал лекарство без личного осмотра и посылал чай по почте.
– Это преднамеренное убийство членов коммунистической партии с 1947 года. – Приговор судьи. – Обоих – к высшей мере.
Когда подсудимым дают последнее слово, Ян встает и отвечает на обвинение: никогда он лично не готовил травы, этим занимался помощник. Прием, найденный создателями фильма, работает удушающе – герой медленно движется на камеру. По сюжету – ближе к судье, по факту – лицо героя придвигается к объективу, укрупняясь до искажения, смотрит с экрана тебе в глаза и говорит: “не я”. Нет у него желания всходить на костер. Так Миколашек предает любимого ассистента. И покупает у инквизиторов еще полтора десятка лет жизни. Это сцена разверзшегося ада. Фильм можно было бы закончить на ней. Но, предъявив падение героя, авторы показывают подвиг помощника.
Простой деревенский парень без особых талантов, открытый, теп-лый, доброжелательный, проживший большую часть жизни рядом с травником, делает шаг вперед и приносит себя в жертву.
– Это сделал я, – говорит он суду.
И кричит в зале мать, что он лжет, что не мог он такое совершить.
Кому она кричит? Суду, который и так это знает? Миколашеку? – Нет. Кричит сыну – о том, что не верит, что грех на душу взял. Зрителю, который может подумать, что сын ее правду сказал. Этот крик – пьета чешской деревни, потому что мать знает, что сына своего она больше не увидит. Там, где обрывается человеческий крик, его подхватывает и длит оригинальная музыка композитора Антона Лазаркевича, с которым Агнешка Холланд сотрудничает очень давно. В этой работе музыка оказывается одним из равноправных компонентов драмы.
Экран становится беспросветно черным. И на черном фоне белыми буквами идут слова о том, что Миколашек помог миллионам людей, и прощальной строкой цитата целителя: “Если я продлил жизнь хоть одному из ста хотя бы на один год, это значит, что я сохранил сорок тысяч лет жизни на этой прекрасной земле. И я счастлив видеть, какую необыкновенную жизнь я прожил”.
Этот изматывающий мучительный фильм – торжество мастерства Агнешки Холланд.
Жаль, что Американская киноакадемия упустила шанс отдать блестящего истукана в достойные руки.
Фильм по сценарию чешского сценариста Марека Эпштейна создан совместной чешско-ирландско-польско-словацкой командой и был выдвинут на “Оскар” от Чехии. В главной роли снялся чешский актер Иван Троян, а сын его Йозеф играет молодого Миколашека. В роли помощника – словак Юрай Лой. Оператор Мартин Штрба. Композитор Антони Комаса-Лазаркевич. Съемки шли 36 дней в 2019 году в тюрьме Млада-Болеслав. Премьера состоялась 27 февраля 2020 года на Берлинском МКФ. Фильм должен был выйти в прокат в марте, но из-за пандемии показ отложили до августа. В первые же выходные в Чехии фильм посмотрели около 60 тысяч зрителей.
Напомню, что это четвертый раз, когда работа режиссера Агнешки Холланд номинирована на “Оскар”. Трижды ее ленты входили в список лучших иностранных фильмов: два сделанных в Германии – “Горькая жатва” в 1985 году (Bittere Ernte), “Европа, Европа” в 1990 (Europa, Europa), один – в Польше – “Во мраке” в 2011 г. (In Darkness). Теперь фильм выдвинула Чехия.
Всего Агнешка Холланд сняла для кино и телевидения в разных странах Европы и Америки более 70 фильмов. А фильмы, сделанные другими режиссерами по сценариям, над которыми она работала как драматург, уже получали “Оскар”.
Александра СВИРИДОВА
«Экран и сцена»
№ 7 за 2021 год.