И дни, когда шел снег

Тонино Гуэрра
Тонино Гуэрра

“Теперь я часто дома

Смотрю бумаги или за окно.

Сухой миндаль на ветках

Добрался до вершин

И кажется подвесками

В ушах людей, которых нет.

Или сижу на стуле у камина,

и ночь приходит рано,

Как только свет упал за горы.

И я иду в постель, мечтая,

Чтобы приснилась мне

Москва

И дни, когда шел снег.

Я был тогда влюблен”.

И еще…

“Идет снег, и у меня белеют мысли.

Хотелось бы больше ничего не делать. Вот-вот ворвутся утомительные новогодние праздники. Хорошо бы провести их с простыми людьми. С теми, чей хлеб пополам со слезами, кто умеет говорить с животными”.

Тонино ГУЭРРА

Поэт, художник, драматург, человек кино, человек искусства, человек мира, великий итальянец.

Проект “Кинотеатр GUERRA. Путешествие в пространстве и времени” – специальный проект Международного кинофестиваля имени Андрея Тарковского “Зеркало” к 100-летию Тонино ГУЭРРЫ. В московском кинотеатре “Иллюзион” только что прошли показы фильмов, снятых по его сценариям, – “Казанова 70” Марио Моничелли (1965), “Брак по-итальянски” Витторио Де Сика (1964), “Пыль времени” Тео Ангелопулоса (2008), “Три брата” Франческо Рози (1980), анимационные картины Андрея Хржановского “Долгое путешествие” и “Лев с седой бородой”. А на “Ленфильме” открылась выставка (продлится до середины января 2021-го), которая называется “И дни, когда шел снег“.

Снег шел в “Амаркорде” Феллини (сценарий Феллини и Гуэрры). Начался неожиданно. Падал хлопьями, заслоняя фасады домов. Казался призрачным в свете фонарей. Все шел и шел. Кружила метель под мелодию Нино Роты. Улицы тонули в сугробах. Мальчишки забрасывали друг друга снежками. Снежки летели в витрины кафе, в прохожих. Летели из окон: их лепили из снега с карнизов. В лабиринте сугробов озорно-величественно прогуливалась Градиска в красном пальто. Вызывающее красное – на искристом белом.

Из белых хлопьев возник сказочной красоты павлин. Опустился на замерзший фонтан в центре площади и распустил свой чудо-хвост в изумрудных и золотых блестках…

Путешествие в пространстве и времени – новеллы, стихи, сценарии, рисунки, фильмы Тонино Гуэрры. И эти рассказы.

“ОНА МНОГОЕ ЛЮБИЛА”

Она многое любила в жизни, но под старость у нее ни к чему не лежало сердце. И все же ее не покидала надежда повстречать на этой земле что-то родное.

Кадр из фильма “Амаркорд”
Кадр из фильма “Амаркорд”

Наконец, полюбив собор в Ассизи, она переехала в этот город. Зимними ночами под проливным дождем она выходила с зонтиком на улицу, только чтобы не оставлять в одиночестве своего любимца, бичуемого страшными вспышками молний.

С наступлением весны, являясь утром и вечером, старушка ласково гладила сухие, теплые камни. Это была тихая, не замутненная изменами любовь, продлившаяся до самой смерти.

“СЕМЬ ПОСЛАНИЙ”

Семь посланий

мэру моего родного городка

и всем другим мэрам,

написанных мною, Тонино Гуэррой,

гражданином Сантарканджело.

1. Господин мэр!

Эта площадь, вернее, эти стены остались прежними. А вот жизнь со временем изменилась. Мне придется начать издалека, чтобы добраться до сути моих посланий. Раньше здесь были поля и сады, а потом это место отгородили для поселян, оставивших свои средневековые домишки на холме. И тогда все бабочки и жуки, осы и птицы покинули этот островок, ставший перекрестком для встреч и рукопожатий, для машин и велосипедов.

Помнится, в детстве я еще видел, как ветер вздымал на Центральной площади пыль, а зимой снег что-то шептал небу и приглушал шумы. Тогда люди стояли на площади, прислонясь к стенам домов либо под портиками, и любовались этим праздником, объединявшим тела и сердца. Теперь порадоваться этому чуду можно лишь из узких прямоугольников окон и через стекла машин. Кто способен собрать нас на Центральной площади? Какой набат может созвать нас, чтобы мы, как прежде, все вместе насладились этим дивным зрелищем? Снег – не для одинокого человека, засевшего в своей клетке страха.

2. Господин мэр!

Однажды на этой площади пасся лев, сбежавший из цирка “Орфей”. Он до смерти напугал охотничьих собак своим запахом дикого зверя. Тогда все ружья городка высунулись из окон и открыли огонь по льву, величественно возлежавшему под памятником павшим, словно он и сам был частью скульптурной группы или же подражал позам каменных львов, которых мельком видел перед порталами старинных соборов.

Льва поджарили и съели, и жители моего Сантарканджело, сытые и довольные, беседовали об Африке, сидя на стульях у дверей кафе. Так что же мне, дожидаться, пока появится носорог, чтобы снова увидеть счастливое единение городка?

3. Дорогой мэр!

Я помню эту площадь в августе 44-го. Тогда по ней шли и шли волы, которых немцы гнали в Равенну, чтобы потом разделанными отправить в города оголодавшей Германии. Когда залитая солнцем площадь опустела, на ней остался лишь сухой навоз, и в этом общем горестном смятении живодер, по приказу коммунальных властей, упорно пытался поймать бродячую собаку. Какое нелепое подобие порядка в этом истерзанном мире!

Я прятался за колонной, и мое сердце полнилось любовью к собаке, которая рылась в густом навозе, ища еду. Вот-вот веревка с петлей взовьется в раскаленном воздухе, но я криком вспугнул пса, и он понесся к реке. Но тут винтовка фашиста уперлась мне в спину, и я поплелся по площади, заарканенный безграмотным наемным убийцей. Тогда безлюдье на Центральной площади было понятным.

4. Господин мэр!

После войны пыльный товарный состав высадил меня на станции, и я, с таким опозданием вернувшийся из неволи, отправился пешком домой. У дороги оркестр играл победные марши, а возле памятника павшим люди мочились в надраенные до блеска сапоги, снятые с недавних мучителей.

Из дома я сразу же пошел на Центральную площадь и здесь впервые увидел неоновые трубки и еще у дверей двух кафе металлические стулья, вместо прежних – складных, из дерева. Но люди опять сидели на этих стульях, собравшись вместе, чтобы начать новую жизнь. Несколько лет спустя многое изменилось: ворон распластал в небе черные крылья, и в уши к нам со свистом ворвался страх.

5. Господин мэр!

Я по-прежнему меряю все расстояния от Центральной площади. Даже когда уезжаю в Москву или в жаркую Грузию, я отсчитываю расстояние от Центральной площади. Ведь я знаю, что те километры, которые я в детстве проделал пешком или на велосипеде от площади до моря, от площади до первых холмов, и есть самые главные. Что может быть длиннее путешествий воображаемых либо неподвижных – в кресле самолета?! Но важнее всего первые километры, отмеренные ногами, я и сейчас долго думаю, прежде чем пуститься в путь от площади до моря. Легче принять решение отправиться на экватор или на Северный полюс – ведь эти расстояния принадлежат магии. А вот десять километров – бесконечны.

Центральная площадь – сердце всего пространства, которое я получил в дар, как и ты, мэр, и многие другие. Поэтому я и прошу тебя выйти на балкон и внимательно поглядеть на этот прямоугольник, столь важный для твоей и нашей судьбы. Этот отправной пункт и пункт назначения, с которым мы постоянно сверяем свою жизнь, не должен быть заброшен, ему необходима твоя искренняя, горячая забота. И сейчас более, чем прежде, ибо сплошная людская пустыня простирается там, где люди привыкли, встречаясь, обнимать друг друга.

Страх, который скорпион принес на своем ядовитом хвосте, ухмылялся из-за угла каждого дома. Надо нам выйти из-за угла и снова собраться на площади. Страх – друг телевизоров и семейного эгоизма. Мы пережевываем мясо и экранные образы, а тем временем голос из бездушного механизма пытается заполнить молчание между мужчиной и женщиной, между родителями и детьми. Нет, надо вернуться туда, где раздаются наши голоса, а образы порождены нашей фантазией.

“Долгое путешествие”
“Долгое путешествие”

6. Господин мэр!

Вчера мне снились один за другим коротенькие сны. Каждый раз возникала Центральная площадь, но застроенная по-разному. В первом сне дома, как в былые времена, окружали огород. И я подумал: а не убрать ли булыжную мостовую и не засадить ли вновь этот прямоугольник чесноком, капустой, подсолнухами? Я видел, как мои односельчане шли по тропкам между грядок и наклонялись, чтобы проверить, созрели ли уже овощи. Люди улыбались друг другу, обменивались листочками зелени.

Потом площадь приснилась мне такой, какая она сейчас. Но там было еще одно деревце – вишня на самом краю. На ней за короткое мгновение появлялись листья, цветы, потом ягоды, и, наконец, дерево вновь обнажалось, становилось темным узором ветвей на снегу. И тогда я сказал себе: это возможно. Как и другие маленькие чудеса. Хмурые, серьезные дубы могли бы на рождество украситься сверкающими каплями – крохотными светлячками, и тогда мы были бы вправе сказать, что на Центральную площадь упали звезды. Да, звезды, а не пластиковые шары наподобие каких-то ядовито-синих плодов.

И еще мне снилось многое другое. К примеру, музыка. Ну, хотя бы воскресным утром, часов в одиннадцать. А может, и каждый день, когда чьи-то одинокие шаги приводят сюда вечер и туман окутывает пеленой высокие фонари. Пусть тогда из громкоговорителей, спрятавшихся в ветвях, зазвучит вальс Штрауса. Чтобы править, надо снова стать ребенком.

7. Дорогой мэр!

Настало время прислушаться к голосам, которые кажутся бесполезными. Нужно, очень нужно, чтобы в твоей голове человека делового, в голове, полной забот о канализационных трубах, школах, приютах, асфальтовом покрытии для улиц, лекарствах, больничных койках и прочих материальных нуждах, зазвучал гул насекомых.

Молись за то, чтобы на площадь прилетели аисты или яркокрылые бабочки, ведь ты должен обратить нас всех к большой мечте, должен крикнуть: мы воздвигаем пирамиды. И неважно, что мы их никогда не воздвигнем. Главное – пробудить желание, разбередить души: расстелить их, словно огромную простыню, и дергать.

И вот уже прилетело облако бабочек, вот уже все мы оставили свои удобные кресла и узенькие бинокли окон. Мы возвращаемся на площадь, чтобы вместе насладиться этим зрелищем. Великое наслаждение в том и состоит, что мы впитываем в себя чужую буйную радость. Только так может ожить прекрасная сказка нашего и твоего Городка.

«Экран и сцена»
№ 24 за 2020 год.