Памяти Дмитрия Бульбы
Петербург потерял еще одного замечательного актера. Умер Дмитрий Бульба, ему было немного больше пятидесяти. Почему «еще одного»? Потому что несколько лет назад умер Алексей Девотченко. Они сверстники, оба закончили ЛГИТМиК, учились у одних педагогов. Они были людьми несчастного времени и несчастного сознания. Их молодость пришлась на рубеж восьмидесятых-девяностых годов. В профессию они вступили под грифом «безработные».
Если бы их попросили составить список творческого наследия с портретами для опознания, то, взглянув на лицо, строгий зритель сказал бы: «Совершенно не медийные лица». Да и сейчас, после смерти, Дмитрия Бульбу характеризуют так: «Актер из “Улицы разбитых фонарей”». Что он там играл, неважно. Сериалы приютили многих, как они, безработных актеров на пороге нового времени. Но в отличие от большинства эти двое отличались тем, что называется гордыня, а уж с этим добром в медийные люди попасть трудно. Поминаю их вдвоем и потому, что местом их абсолютного торжества оказались не ТВ, не пошлый кинематограф, а театр, сцена.
Выпало им играть на одних площадках, рядом. Перечень ролей краток, но вместе с этими ролями Бульба и Девотченко прочно вошли в историю театра. В «Преступлении и наказании» (спектакль питерского ТЮЗа, 1994, режиссер Григорий Козлов) Бульба играл Свидригайлова. Уж сколько их было в театре, в кино, а Бульба завораживал. Это вообще была его манера, если можно так сказать, – околдовывать. Мощная и мягкая фактура, фигура, плоть то есть. Глуховатый баритоновый голос с вкрадчивыми и теплыми тонами. Темные мерцающие глаза, а на лице вспыхивали и гасли гримасы – иронии, нежности, надменности. Вот в таком магнетизме играл Дмитрий Бульба Свидригайлова. «Печальный демон, дух изгнанья», выглядевший настоящим барином, и, как полагалось, трость, элегантность, при этом Свидригайлов – человек страстный, страсть сжигала на вид невозмутимого господина. Чувствовались в нем и печаль, и тайные, недоступные глубины. На Свидригайлова в спектакле полагалось всего две большие сцены, из них восставал образ инфернального отчаяния и скупой, даже жестокой веселости, с которой он шутил (издевался!) над обожаемой Авдотьей Романовной, над «занятным» Родионом Романовичем, над мелкими мира сего. Из двух сцен, отпущенных для Свидригайлова, Бульба лепил, рисовал образ демонический и очень человечный. Злодейского, истеричного, суетливого Бульба в Свидригайлове совершенно избегнул. Да и всегда его роли измерялись масштабом замысла и простотой, цельностью исполнения. Он не играл плохих или хороших. Он играл странных, непонятных – но ясных, доступных.
Раздвоение на демона и человека Бульба осуществил в лучшие свои, девяностые, театральные годы в спектакле Владислава Пази «Тойбеле и ее демон» в Театре на Литейном. Говоря в прошедшем времени, отталкиваешь от него эпитеты «блестящий», «великолепный». Он был невероятным и могучим, обольстительным и целомудренным, как любовник еврейки Тойбеле. Первым из двух демонов-половинок, демоном из высших сфер был Гурмизах – любвеобильный, воистину лермонтовский; второй – простак Элханон, земной и несчастный влюбленный, мнимый соперник первого. Два облика, ночной и дневной, объединяла чувственность, ее власть и рабство. Тут Бульбе, к счастью, повезло с партнершей, прекрасной и равной ему по актерской крупности и мощи Ольгой Самошиной. Поэтому притча Исаака Башевиса Зингера в их исполнении свободно перешагивала через мелодраму и двигалась к трагической любовной поэзии, к библейской монументальности.
Трагические роли – неисполненная миссия Дмитрия Бульбы. Если бы он сыграл все, что напрашивалось при его даровании, где бы сейчас оказались бедные короли и принцы нашей сцены? Что он успел, так это прославить театр, лучшее место для настоящего актера. Они сделали это вдвоем, в партнерстве с Алексеем Девотченко, в «Лесе», спектакле Григория Козлова. И так они – режиссер и два актера – выдвинули вперед актеров, Несчастливцева и Счастливцева, что оказалось, Островский и эту пьесу посвятил театру. Театру отчужденному и отчуждаемому. Самой честной, искренней и страстной человеческой энергии. Бульба казался здесь необыкновенно романтическим. В его трагике Несчастливцеве бушевали чувства, доведенные до крайности, выплескивавшиеся без расчета, страшные своей внезапной силой, как ураган, буря, буран. Уже не театральные, а подлинные страсти им, актером Несчастливцевым, владели. Он взывал к совести купца-мошенника Восмибратова так, что тот бросался ее, эту совесть, отыскивать в себе. Бульба и Девотченко в «Лесе» отыграли дифирамб своему искусству и своей доле, избранничеству и отшельничеству, избранному ими по доброй воле.
В последние годы Дмитрий Бульба вовсе отказался от всех компаний, трупп, проектов. Он вел совершенно автономное существование. У него даже никакого звания не было. Народным любимцем Дмитрия Бульбу тоже не назовешь. Чистый театр, призвание, бескомпромиссность – символы его художнической веры.
Елена ГОРФУНКЕЛЬ
«Экран и сцена»
Февраль 2020 года.