Там, внутри и снаружи

Нынешний “Сезон Станиславского” представил на редкость стройную программу авторского режиссерского театра. И то обстоятельство, что почти каждое название вызывало полемику, прямо противоположные мнения, можно считать важной составляющей “Сезона”. На предваряющей фестиваль пресс-конференции Эймунтас Някрошюс говорил о том, что вовсе не обязательно, чтобы зритель все понял в спектакле. Однако ажиотаж вокруг “Божественной комедии”, атмосфера волнения (попадем – не попадем?) чрезвычайно показательны. Ведь растущий интерес к спектаклям “Мено Фортас” (в чем “Сезон Станиславского”, без сомнения, сыграл благородную роль, каждый год показывая постановки Някрошюса) далек от моды. Напряженное внимание зала (по преимуществу молодого), его желание понять, осмыслить творение – заставляет думать: “у нас есть публика!”.
Внутри программы можно выделить “чеховский блок”, состоящий из трех ничем не похожих друг на друга интерпретаций классика. “Три сестры” – самый аскетичный спектакль Льва Додина. И, быть может, самый трагичный. Кажется, что и разряженный, холодный воздух этого спектакля, и среда, созданная художником Александром Боровским, немилосердны к молодым героиням (сестры кажутся погодками). Не случайно, дом Прозоровых стоит с пустыми окнами и выглядит нежилым. Он “теснит” персонажей на авансцену, сокращая пространство их жизни. Спектакль несентиментален, но человечен (подробнее – “ЭС” № 6, 2011).
Совсем иначе видит героев “Пьесы без названия” Евгений Марчелли. Новая работа режиссера в Ярославском театре имени Федора Волкова полемична и по отношению к додинскому знаменитому спектаклю, и к не менее знаменитому фильму Никиты Михалкова. Как и к собственной постановке Марчелли двадцатилетней давности, осуществленной в Калининграде (ее показывали на Чеховском фестивале). И в том, и в другом случае Платонова играл Виталий Кищенко, один из интереснейших современных артистов. Конечно, воспоминания о давнем спектакле не слишком явственны, но тогда казалось: чужой, беспрестанно эпатирующий провинциальное окружение герой Кищенко противостоит человеческому “зоопарку”, вселенской пошлости.
В новом спектакле Евгений Марчелли верен своей излюбленной теме – противоборство мужского и женского естества, борьба противоположностей. Что притягивает гордую Анну Петровну (Анастасия Светлова), легкомысленную Софью Егоровну (Ирина Веселова), девочку-подростка Марью Грекову (Евгения Родина) к жестокому, опустошенному Платонову? Неужто разгадка проста и всех их манит усталая брутальность постаревшего Дон Жуана, ницшеанская формула: “идешь к женщине – захвати плетку”. Однако Марчелли вносит в спектакль фарсовые мотивы, уходя от какой-либо назидательности. Одна из сильных сцен спектакля “Без названия” – эпизод, когда Платонов узнает о самоубийстве жены Сашеньки (очень удачная роль Александры Чилин-Гири) и, кажется, осознает глубину своего падения. Но это только миг.
В “Без названия” на сцене застыл фанерный дом с пустыми глазницами (художник Илья Кутянский). Эта перекличка с оформлением Александра Боровского – знак времени.
Перефразируем Блока: ХХI век еще бездомней.
Можно ли назвать домом – среду, в которой обитают Тесманы в “Гедде Габлер” Камы Гинкаса? Сергей Бархин создает стерильное пространство из стекла и полиэтилена, на сцене аквариумы, запеленатые пленкой бюсты, оставшиеся от умерших хозяев. Кама Гинкас смело входит в ту же “реку”, пьесу, которую ставил много лет назад в Театре Моссовета с Натальей Теняковой и Сергеем Юрским. Помню лейтмотив – “Грустный вальс” Сибелиуса, сухие осенние листья, залетавшие в дом Тесманов.
В “Гедде”, поставленной в петербургской Александринке, кажется, ничто не напоминает о той постановке. Прежде всего – неожиданное решение главной героини. Отчаянная девчонка (Мария Луговая) бунтует не только против мещанских условностей и морали, но и против женской природы (продолжение рода кажется ей нестерпимым). В обновленном Валерием Фокиным театре Кама Гинкас поставил один из лучших своих спектаклей, где каждая роль сыграна с замечательной точностью. Пьеса Ибсена, кажущаяся многим вычурной и устаревшей, обретает современное дыхание. Самоубийство для Гедды – единственный выход, и вот тут Гинкас заставит нас пожалеть героиню, цепляющуюся за жизнь (“я ничем не могу вам помочь?” – спрашивает она у Тесмана и Теи). Ничем. Они прекрасно справятся без Гедды (подробнее об этом спектакле – “ЭС” № 23, 2011).
Особняком в программе “Сезона Станиславского” стояла постановка шотландского режиссера Мэттью Лентона “Там внутри” (труппы Vanishing Point из Глазго). Еще до начала зритель мог полюбоваться уютнейшей картиной: за стеклом расположился интерьер старой гостиной, все предметы которой – торшер, пианино, мебель, живопись на стене – рассказывали о многолетней истории семьи. В начале спектакля хозяин неспешно сервировал стол для вечеринки, уже одетый в парадную рубашку и жилет. Правда, из-под рубашки выглядывали трусы (время надеть парадные брюки еще не пришло). Те, кто помнит одноименную пьесу Мориса Метерлинка, поначалу были в замешательстве, но потом успокоились. Для режиссера оказалось важным лишь название, все остальное – вольная фантазия.
Сюжет прост: в холодный, зимний вечер гости встречаются в теп-лом доме. Танцуют, флиртуют, пьют вино, едят жаркое и пудинг “Lemon fool” (лимонный дурак), слушают музыку, танцуют. Персонажи беседуют, но их не слышно. Ремарки звучат откуда-то сверху. Но все понятно и так. Этот ужин – чисто английский (точнее, шотландский), сыгранный актерами с чудесным юмором, где маленькие события напоминают скетчи. К примеру, одна из героинь теряет линзу, и вся компания устремляется на помощь. Линзу находят, слюнявят, вставляют на место: выясняется – не в тот глаз (в этом уже есть линза). У другого героя идет носом кровь. Он долго будет сидеть за столом с ватными “носорожьими” тампонами.
Голос, звучащий за кадром, принадлежит даме в пальто. Она появится перед стеклом со стороны публики, чтобы поведать о дальнейшей судьбе персонажей: хозяину осталось жить всего три недели, герои расстанутся и умрут каждый в свой час. Кто она, вещунья? Быть может, утопленница из пьесы, названием которой воспользовался режиссер?
Готова присоединиться к мнению, что спектакль Мэттью Лентона милый и остроумный.
Среди наиважнейших событий “Сезона Станиславского” – долгожданный приезд двух спектаклей Люка Персеваля.

 
Екатерина ДМИТРИЕВСКАЯ
«Экран и сцена» № 22 за 2012 год.