Сергей ЭЙЗЕНШТЕЙН: «Если переживу – жить надо иначе»

Сергей Эйзенштейн. Вторая половина 1920-х23 января исполнилось 120 лет со дня рождения режиссера, художника, сценариста, теоретика искусства, педагога Сергея Михайловича Эйзенштейна, а 11 февраля – 70 лет со дня его смерти. Предлагаем читателям фрагменты ранее не публиковавшихся дневников С.М.Эйзенштейна 1941 года.

После трехдневных бомбардировок Москвы немецкой авиацией, 25 июля 1941 года, Эйзенштейн стал делать записи в «Блок-книжке» (сейчас хранится в фонде РГАЛИ). Он отделил то, что происходило в реальности, от того, что занимало его в этот период как режиссера, – разработка замысла фильма «Иван Грозный».

Таким образом, дневниковые размышления между 25 июля и 16 августа 1941 года как бы выделены из общего массива записей режиссера. Они посвящены новым переживаниям жителей столицы, подвергшихся бомбардировкам врага. (После 16 августа Сергей Михайлович снова вернулся к записям в так называемой «синей тетради», к продолжению работы над образом грозного царя.)

Вот как описаны бомбардировки Москвы в опубликованных в 1997 году «Мемуарах» Сергея Эйзенштейна:

«Рев самолетов, точно по трассе пролетающих волна за волной как раз над нашим домом на Потылихе (громадное здание киностудии служит неизменным ориентиром для налетов со стороны Можайска), не дает заснуть.

Невольно прислушиваешься и к дальним взрывам либо за Москвой-рекой, либо в районе Киевского вокзала или моста Окружной железной дороги, отделяющей нас от города.

Где-то ревут самолеты.

Где-то грохают взрывы.

И если выглянуть сквозь щелку затемняющего занавеса (конечно, предварительно загасив в комнате свет!), можно увидеть вдали и справа, и слева тревожное зарево пожаров…»

Дневниковые записи июля-августа 1941 года существенно обогащают представление о картине испытаний, выпавших на долю москвичей в первые месяцы войны.

Безусловно, фиксация исторических событий – значительная составляющая этих записей. Но вместе с тем они ценны и в биографическом отношении. Сергей Эйзенштейн посещает улицы и здания, связанные с его юностью и с деятельностью его учителя – Всеволода Эмильевича Мейерхольда. Наиболее существенна запись от 4 августа – косвенное упоминание о спасении учеником литературного архива учителя. Об этом Эйзенштейном рассказано в тех же «Мемуарах» в главе «Сокровище». Нет никаких сомнений, что то, что Сергей Эйзенштейн совершил в августе 1941 года – речь о спасении архива Мейерхольда, – одно из важнейших деяний во имя искусства.

 

25.VII.41 г.

Согласно более ходкому, чем глубокому, выражению, «глаза – это окна души».

Сейчас убедился в том, что еще более верна обратная формула:

что окна это – глаза улицы.

Это, оказывается, они дают улице блеск, играют живыми отражениями, светятся тихим светом в ранних сумерках.

Придают улице жизнь, взгляд, душу.

А когда их нет, улица – самая оживленная, самая нарядная – кажется незрячей, слепой.

Впервые увидел это вчера.

Проезжая по Арбату после трех ночей бомбежки Москвы немцами (1).

Без стекла – а по Арбату выбиты все стекла – улица сразу начинает казаться… картонной: маской из папье-маше с пустыми прорезами вместо глаз там, где мы привыкли видеть живую игру стекол, больших и маленьких, узких, как бы сощуренных, и громадных магазинных, как бы широко раскрытых.

 

Разбитое окно, похожее на треснувшее пенсне. И вместо зрачка за ним вдруг необычайно домашняя лампа. Настольная, с матовым абажуром раструбом вверх. Переделанная из керосиновой. Наподобие бронзовой вазы на одной ноге. Окно разбито. Лампа – нет.

Это на Триумфальной-Садовой (2), где та же картина.

 

По Новинскому (3) сгорел казаковский (4) желтый домик-ампир, где ютилась Книжная палата.

 

Здание «Известий» – из одних стекол. Стекол нет. И здание кажется большой железной ржавой этажеркой. Нет, даже не большой, и походит скорее на испорченный электроприбор или проржавевшую сбоку «буржуйку».

Будет ли зима с «буржуйками»?

 

Кое-где на улицах уже четырехугольные пластыри фанеры.

 

У Театра Вахтангова разрушен угол, который к переулку (5).

В ширину одной анфилады гостиных.

Висят две штуковые колонны.

Через две гостиные по главному фасаду сквозь трещину виден темный зал в глубине.

В обоих окнах – отверстия окон – фантастически искаженные люстры.

На сохранившемся клочке стелы от боковой гостиной – на стене Шекспир с ободранным низом портрета.

Вероятно, от экспозиции к «Много шума из ничего» (6).

 

Похоже, на Новинском бульваре висит гранитный (или мраморный) желто-серый барельеф на домике Грибоедова.

Один бронзовый штифт в куске уцелевшей стены.

Три других уперлись в ничто: часть стены обрушилась. Часть сгорела.

Но барельеф висит прямо, упрямо и кажется пикассовской вклейкой в хаосе стропил, балок и неосыпавшейся закоптелой штукатурки.

Это один из немногих домиков, упрямо не погибших в пожаре 1812 года…

Библиотека Сергея Эйзенштейна. 1948

Шекспир внутри здания.

Грибоедов – снаружи.

А видны – одинаково.

 

А есть еще дома-чехлы. Это особенно старые и крепкие.

Например, осьмигранник аптеки в начале Поварской (7).

Снаружи цел, а внутри – все разбито.

В верхних этажах этого дома процветала ранняя заря Мейерхольда (в бытность у Станиславского, с ним ли или против него – не помню) – Театр-Студия (8).

 

Вечером. Через несколько минут, вероятно, будет тревога.

Пойдем в щель.

Удивительно, как меняется жизнь. Вот мы – интеллигенты, инженеры душ, мировые имена – ползком ежевечерне лазим в глиняную яму. Шириною в плечи, глубиною в рост с головой. Ложишься бочком в эту сырую канаву и предвкушаешь будущее положение во гроб.

Имуществом внезапно стало то, что может поднять охапка или взвалить на себя плечо.

При закате согбенные фигуры – день ото дня их в городе меньше, говорят, на 80.000 персон ежедневно – под тяжестью скарба, отбрасывая длинные тени, идут по зарослям картофеля в свои зем-ляные ямы…

Атмосфера людских взаимоотношений – «Потоп» Бергера (9).

Люди живут рядом и не знают друг друга годами. А сейчас спознались.

Люди запирались годами на ключи, замки русские и американские, крючки и засовы – друг от друга.

Сейчас ввиду угрозы пожаров от зажигательных бомб – квартиры настежь. Народ в ямах.

И коты от 10 до 4-х утра ходят полновластными хозяевами из квартиры в квартиру.

Преодоленная привязанность к предметам и имуществу, – вероятно, великое благо.

На этом сходятся и таоизм (10), и учение об общественном имуществовании.

 

Перечитываю мудрость китайцев (11) и биографию Дюма-отца.

 

Когда-то сильно впечатлил меня Пьер Безухов. Его прогулки по пожженной Москве.

Если бы я был чуть поворотливей, – гулял бы сейчас.

Впрочем, видимо, оборона так окрепла, что летать будут лишь единичные одиночки.

 

Мне кажется, что я очень стар. Это, вероятно, от сна в щели, узостью с гроб.

 

Вчера долго (до 2 ч. 00) глядел в небо, лежа на бугре около окопа.

Искал в небе созвездие Ковша.

Будучи в Чичен-Итце (12), нарочно сидел на пирамиде, выглядывая, пока Ковш не погрузится за храмом тысячи колонн.

А может быть, наоборот.

Сидел нарочно. Как бы делал зарубку в небе. С любой точки земного шара, чтоб вспоминать в звездную ночь – те звездные ночи над Мексикой.

Думал ли я когда-нибудь видеть это небо в прорез глиняной щели на задворках Потылихи (13), среди кустов картофеля.

 

Война вошла неожиданно в жизнь. Вчера не было. Сегодня есть.

Я писал:

Вчера был дождь.

Сегодня солнце.

Вчера войны не было.

Сегодня есть.

Как просто…

Так же и бомбежка.

Не было. Есть и опять не будет…

Если переживу – жить надо иначе.

Плотнее.

«Е.б.ж.» Толстого (14).

 

До сих пор жизнь моя, как японские деревянные цветы, что распускаются в тазике с водой.

Свернутая жизнь.

В ожиданиях. В вечных ожиданиях. Чего?

Пора. Дожили.

Ждать-то уже скоро будет некогда…

Война открывает глаза.

А ну, как сегодня ночью убомбит.

С чем бы предстал пред Господом, если б он был?

Клубы осенних листьев Пер Гюнта: мысли недодуманные, дела недоделанные, поступки несовершенные (15).

Вот актив.

 

На Триумфальной-Садовой есть кино стереоскопическое первое (16).

Неотделанный серый куб.

Был обделан фанерным фасадом разгула архитектурной фантазии.

В том же витиеватом виде, что pestifere (жертвы чумы – фр.) улицы Москвы.

Пожарным мероприятием этот фанерный убор – содран.

Голый, облезлый, лысый куб.

 

Так и быт.

Интересы свелись:

Сводка. Спать. Пожрать.

Вынести узел. Подкатить под кустик акации вдоль покосившегося забора.

Из щели за ним поглядывать в щелку глаз.

 

И при этом героизм. В большом числе. Героизм не позерский, а какой-то прикладной.

 

Почти как служба.

Делается под знаком:

«А как же иначе?»

 

Героизм всегда казался как внелогическое, сверхлогическое.

 

А тут как естественное.

Как должное…

Натуральное, как еда и питье.

Тащат тюки, как тащат муравьи муравьиные яйца. Инстинкт.

И драться будут так же.

И тушат так же свое, чужое, общественное – одинаково.

 

Сняты противоречия между свой и не-свой.

Частный и общий.

 

Так высшее в сознании неотделимо от примитивнейшего и первейшего.

<…>

 

4.VIII.[41 г.]

Неприлично крепко сплю в своей щели.

Удивительно, как человеку крепко спится в земле.

Вероятно, это чисто наследственное явление.

Нигде не спало и не спит столько народов и поколений, как именно в земле (17).

 

Город маскируется.

Четыре передовые кисти ходят по древним московским зданиям и стенам.

Принцип смены яркой полосы кроваво-черным подобием кровоподтека.

Дмитриев, Вильямс, Рындин (18) и кто-то еще.

Большой Кремлевский дворец похож на нагроможденные друг на друга аулы или еврейские кварталы Праги.

В оттенках того же кровоподтека, переходящего в яичницу с луком.

Квадрига на Большом театре укутана в лесной задник из какого-то балета.

По Малому театру свисают лесные кулисы.

Рекорд побил Театр Революции: на ночное дежурство выдает для борьбы с зажигательными бомбами… латунные латы личной охраны королевы Елизаветы из «Марии Стюарт» (19).

Очень смешно, но еще более практично!

 

Читал вчера письма Комиссаржевской. Вс.Мейерхольд требует 700 в месяц. Она дает – 600. Тут же телеграмма Ольги Михайловны: ни за что не соглашайся (20).

В том же роде письма и телеграммы Иды Рубинштейн (21).

 

Обожаю старика.

Однако этой стороне дела у него не выучился.

 

7.VIII.41 г.

Прошла ночь – more Nero like then ever (больше походит на Нерона, чем когда-либо – англ.) (22).

Зажигательная попала на сцену МХАТа.

Это единственная вспышка света на этой сцене за последние многие, многие лета…

 

16.VIII.41 г.

Как слоны или свиньи, сквозь кустарники по горизонту пробираются колбасы воздушного заграждения. Их несут на руках, и они покачиваются.

 

Около метро стоят бесконечной длины очереди.

С вечера. На ночь. В убежище.

«Очередь на жизнь», – назвал их меланхоличный прохожий.

 

Козы срут трассирующим калом. Коровы – фугасами.

 

Щель оправдывает средства.

 

Семь девушек, которых я знаю только по щели – в темноте.

Днем не знаю их и не узнаю.

 

16.VIII.41 г.

После ночи с тревогой 1 ч. 30 – 3 ч. 30 посмотрел на себя в зеркале: явно похожу на… Арбат. Такие же ряды мешков под глазами, как там под… окнами.

 

Комментарии

  1. Первый налет немецкой авиации на Москву произошел 22 июля 1941 года, начавшись в 22 часа 7 минут. Он продолжался пять с половиной часов.
  2. С.М.Эйзенштейн не совсем верно называет улицу, где было расположено здание, в котором руководимый Вс.Мейерхольдом Театр РСФСР Первый начинал свою деятельность; улица называлась Садовая-Триумфальная.
  3. На Новинском бульваре находилось здание, ныне не сохранившееся, в котором начинало свою деятельность учебное заведение Вс.Мейерхольда – Государственные высшие режиссерские мастерские, куда С.М.Эйзенштейн поступил в сентябре 1921 года.
  4. Имеется в виду архитектор Матвей Федорович Казаков (1738–1812).
  5. 23 июля 1941 года немецкая бомба весом в полутонну разрушила часть здания Театра имени Евг. Вахтангова.
  6. Комедия У.Шекспира «Много шума из ничего» была сыграна в вахтанговском театре в 1936 году. Режиссер И.М.Рапопорт, художник В.Ф.Рындин. В роли Бенедикта – Рубен Симонов, Беатриче – Цецилия Мансурова.
  7. Здание на Поварской не сохранилось: оно было снесено в начале 1960-х годов, когда прокладывался Проспект Калинина, ныне – улица Новый Арбат.
  8. Истории Театра-Студии, утопического проекта К.С.Станиславского и В.Э.Мейерхольда, посвящен солиднейший том: В.Э.Мейерхольд. Наследие. 3. Студия на Поварской. Май-декабрь 1905. Общая редакция О.М.Фельдмана. М.: Новое издательство. 2010.
  9. Пьеса «Потоп» шведского писателя Юхана Хеннинга Бергера была поставлена Е.Б.Вахтанговым в Первой студии МХТ, премьера – 14 декабря 1915 года. Позднее она вошла в репертуар МХАТ Второго и шла там до июня 1933 года, выдержав 577 представлений. С.М.Эйзенштейн писал в «Мемуарах», что «видел Фрэзера–Чехова и Фрэзера–Вахтангова».
  10. Теперь принято другое написание китайского философского и религиозного учения – даосизм.
  11. Речь идет о книге Лин Ютаня «The importance of living», которую С.М.Эйзенштейн перечитывал летом 1941 года. «Мемуары» (не-

опубликованный фрагмент): «Потом спокойно открываешь главу за главой мудрого китайца, пишущего о мудрецах китайской древности и о мудрости, передаваемой ими из поколения в поколение.

Лин Ютань уводит в дивное гармоничное прошлое Китая…»

  1. С.М.Эйзенштейн с Г.В.Александровым и Э.К.Тиссэ был в Мексике с декабря 1930 по март 1932 года. Чичен-Ицу – город на полуострове Юкатан, разрушенный в 1138 году, – он посетил дважды: 20 марта и 12-17 апреля 1931 года.
  2. С.М.Эйзенштейн переехал на улицу Потылиха, тогда окраина Москвы, по соседству с киностудией «Мосфильм», в 1935 году и жил там до своей смерти, с перерывом на эвакуацию студии в Алма-Ате.
  3. Сокращение, часто встречающееся в дневниковых записях Л.Н.Толстого: «Если буду жив».
  4. Это сетование повторяется С.М.Эйзенштейном и в декабре 1946 года: «Не зря одной из первых любимых мною сцен была сцена в ибсеновском «Пер Гюнте», где ветер гонит сухие листья, а листья те – недуманные мысли и недоделанные дела».
  5. Первые сеансы стереокино по системе С.П.Иванова состоялись в 1941 году.
  6. Позднее С.М.Эйзенштейн писал в «Мемуарах»:

«Уже прошло первое военное лето.

Уже начинается осенняя слякоть.

Уже нельзя во время бомбежки спускаться вниз в окопы, окружающие наш дом на Потылихе.

Уже невозможно дремать в земле, наглядевшись на игру прожекторов на ночном московском небе. Соседи возмущаются моим невозмутимым храпом:

«Как можно спать в такие минуты?!».

Я отвечаю, что спать в земле, конечно, наиболее свойственно человеку, ведь сколько миллионов людей в течение скольких веков привыкли к этому…

Мне лень идти вниз.

Дом пустеет при первых звуках сирены».

  1. Дмитриев Владимир Владимирович (1900–1948), Вильямс Петр Владимирович (1902–1947), Рындин Вадим Федорович (1902–1974) – живописцы, художники театра.
  2. Драма Ф.Шиллера была поставлена в Театре Революции в 1940 году, режиссер С.А.Майоров. Королеву Елизавету сыграла Юдифь Глизер.
  3. Речь идет о переписке, предшествующей заключению договора между В.Ф.Комиссаржевской и В.Э.Мейерхольдом, подписанного 25 мая 1906 года, о поступлении режиссера на службу в драматическую труппу актрисы. Ольга Михайловна – жена В.Э.Мейерхольда.

Эта запись – свидетельство того, что Эйзенштейн уже располагал частью архива В.Э.Мейерхольда – чемоданом с перепиской – переданной ему Т.С.Есениной, падчерицей Мейерхольда.

  1. Рубинштейн Ида Львовна (1885–1960) – танцовщица и драматическая актриса. В.Э.Мейерхольд принимал участие как режиссер в постановке пьесы Г.Д’Аннунцио «Пизанелла» в парижском театре Шатле, в которой главную роль исполнила И.Л.Рубинштейн, постановку балетных сцен осуществил М.М.Фокин.
  2. Нерон – римский император, в 64 году н.э. устроил грандиозный пожар Рима, обвинив в под-жоге христиан.

РГАЛИ. Ф. 1923. Оп. 2. Ед. хр. 1166. Л. 1-19

Публикация и комментарии Владимира ЗАБРОДИНА

  • Сергей Эйзенштейн. Вторая половина 1920-х
  • Библиотека Сергея Эйзенштейна. 1948
«Экран и сцена»
№ 3 за 2018 год.