В книге “Внутренние пейзажи” Жанти рассказал о своей жизни и своих спектаклях. В постановке с тем же названием, премьеру которой сыграли в 2016-м, а в июне привезли на Чеховский фестиваль, режиссер как будто идет вслед за книгой, рассказывая о себе и о своем театре. Но, конечно, на сцене видно, что “внутренние пейзажи” Жанти – это, прежде всего, пейзажи его подсознания, которые уже давно в его спектаклях являются перед нами в виде фантастических картин. И внимательный зритель, отправ-ляясь в вояж по диковинным ландшафтам, ловит тайные знаки, отсылки к классическим постановкам режиссера и к поворотам его судьбы.

Спектакль начинается со сцены Пьеро. Самый давний актер Жанти – Эрик де Сарриа играет марионетку на ниточках, повторяя миниатюру, прославившую режиссера в начале 70-х. Тогда Жанти выводил на сцену печального Пьеро, и тот, не желая зависеть от кукловода, одну за другой обрывал нити, за которые его дергали. Падали, уже не в силах подняться, руки, ноги, и в конце концов освободившийся Пьеро оставался лежать на сцене неподвижной белой кучкой. Вторая сцена, которую играет Эрик-Пьеро – о том, как человек сам закрывает себя в тесной клетке. Он боится окружающего мира и счастлив, когда сжимаются стены. Но потолок опускается до тех пор, пока клетка не становится размером с чемодан, бук-вально сплющив героя. Ранний Жанти, Жанти-кукольник, любил притчи, от которых в 80-х стал уходить, делая “большие” спектакли-сны с актерами.

По светящейся лесенке, как будто висящей в воздухе, герой “Пейзажей” забирается высоко-высоко к таинственной закрытой двери. Открывает ее – за ней еще одна. Тема двери – очень важный мотив для Жанти, в “Лабиринте”, сочиненном им для гигантской открытой сцены Почетного двора Папского дворца на Авиньонском фестивале в 1997-м, все действие было построено на дверях. Дверь – это рубеж и страшная загадка, кто знает, что за ней?

Жанти рассказывал, что, когда он был маленьким, его отец погиб, катаясь на лыжах в горах. И лишь только пришли полицейские сообщить об этом, мама увела ребенка от двери и очень долго не говорила ему о смерти папы. Это и есть дверь его воспоминаний. Жанти считает, что от этой детской травмы пошли все его дальнейшие психологические проблемы: он боялся людей, менял одну школу за другой, считал себя параноиком, ему казалось, что у него много личностей. Сначала выяснилось, что ему легче с куклами – они становились посредником между Жанти и людьми. Потом он открыл для себя психоанализ, Фрейда и Юнга, стал расшифровывать свои сны и переносить их на сцену. Это помогло.

Дверь “Внутренних пейзажей” распахивается, и оказывается, что она висит высоко в воздухе, а за ней высвечивается фантастическое пустынное пространство со странными сюрреалистическими растительными фигурами – не то вид из путешествия на ситроене, не то ландшафт в духе Сальвадора Дали.

С помощью проекции мы как будто влетаем в заснеженный пейзаж, перед нами уже уютные горнолыжные домики со светящимися окнами, мама с сыном лет пяти выходят на сцену лепить снеговика, сразу и не поймешь, что мальчик – кукла. Сын шалит, сдергивает с головы шапку с помпоном и приспосабливает ее снеговику как женскую грудь. И вдруг домики вдалеке один за другим начинают взрываться. На сцену в угрожающем танце выходят солдаты в шинелях и касках. Никогда еще фантазии режиссера не были так конкретны, никогда прежде война, которую он пережил ребенком, так явственно не входила в действие. После спектакля Жанти рассказал, что уже после гибели отца он маленьким (лет пяти, как кукольный мальчик на сцене) поехал с мамой на горнолыжный курорт – у родителей профессия была связана с горными лыжами. А в это время бойцами Сопротивления в том районе был убит какой-то немецкий чин. И тогда немцы в отместку стали взрывать горнолыжные домики. Один из них принадлежал матери Филиппа. Когда дома начали гореть, мама посадила его на велосипед и увезла выше в горы, оттуда они и видели взрывающиеся коттеджи. Шестнадцать домов сгорели. И с тех пор, как Жанти начал исследовать свое подсознание, горящие дома стали часто появляться в его спектаклях. Вот и тут в “медицинской” сцене (московские зрители наверняка помнят подобную, с путешествием по организму, в спектакле “Болилок”) врачи, роясь в подсознании героя, лежащего на кушетке, извлекают из него маленький горящий домик.

Эрик де Сарриа во “Внутренних пейзажах” – альтер эго автора, в его руке та самая детская шапочка с помпоном. На фоне гор он видит огромный мужской силуэт в шляпе и зовет его: “Папа!”. Силуэт падает вниз, тень его сдергивается с земли, как тряпка.

У Жанти несколько лет назад был инсульт, речь возвращается к нему медленно, и в этот спектакль он пригласил только тех актеров, которые уже с ним работали и знают его метод репетиций. Его помощником в работе с актерами в этот раз был Эрик де Сарриа, хореографией, как всегда, занималась его жена и ангел-хранитель Мэри Андервуд. Мэри рассказывала, что, несмотря на все трудности после болезни, Филипп снова хотел попробовать что-то новое и придумал тканевое море, которое все время колеблется в разных направлениях, превращается в наклонную поверхность, по которой актерам нелегко было научиться ходить. Подготовка спектакля шла девять месяцев, репетировали еще пять – это очень много для независимого театра, живущего на собственные средства.

Море, куда то погружаются, то из которого всплывают герои – еще один ходовой мотив в спектаклях Жанти: это пучина подсознания, пучина памяти, пучина тайных желаний. Тут на море качается гигантский цветок, а когда он раскрывается, в центре оказывается женщина, тянущая героя из волн в свой бутон – освободиться потом из хищного цветка непросто. Опасная и притягательная женщина, ее манящая сексуальность – еще один важный мотив в спектаклях-снах режиссера. Женщина-кошка, женщина-птица, женщина-кукла – ни один образ не является режиссеру случайно. В одном из любимых моих спектаклей Жанти “Край земли” была сцена между двумя гигантскими куклами, мальчиком и девочкой, с любопытством заглядывающими друг другу в трусы. Эталонный образ кастрации: из штанов мальчика вылезала змея, и девочка отрезала ее ногами-ножницами. Жанти писал в книге, что сцена эта навеяна воспоминаниями о встрече с детской подругой Клодин.

В “Пейзажах” тоже возникает гигантская женщина, развалившаяся на земле, зазывно расставив ноги. И вот уже у робкого героя возникает нахальный двойник в таком же белом костюме, он стремится в женское лоно и пропадает между огромных ног. И тут же появляется в женской руке совсем маленькой куклой в белом костюме. Жанти постоянно играет с масштабами: вот человек держит в руках куклу, а вот она уже гигант рядом с ним, и куклой становится он сам. Это все так наглядно, что не требует интерпретаций.

Герои путешествуют по подсознанию режиссера, в пути им встречается странное трубчатое существо, похожее на живой коралл. Из каждого шевелящегося отростка внезапно вылупляется голова, точь в точь похожая на одного из героев, она вертится и спрашивает: “ты меня любишь?”. Двойники, двойники – те самые множественные личности Жанти, с которыми он не мог разобраться. Главный герой теряется среди своих копий.

В следующем году Филиппу Жанти исполнится 80, понятно, что энергии у него и в его работах меньше, чем в 90-х, когда он очаровал Москву своими спектаклями-снами. Но умение превратить свои воспоминания, тревоги, страхи и мечты в образы фантастического театра, где танец, куклы и клоунада сплавляются в сюрреалистические картины под волшебную музыку Рене Обри, это умение по-прежнему с ним. Так же как умение удивляться, желание искать новое и задаваться вопросами, на которые он по-прежнему не знает ответов.

В финале “Внутренних пейзажей” герой с девушкой улетают на огромном воздушном вопросительном знаке, усевшись в точку-корзину, и мы еще долго видим в небе крошечный удаляющийся вопрос.