В своем кругу

Сцена из спектакля "Ромео и Джульетта" Екатеринбургского театра оперы и балета. Фото Е.ЛЕХОВОЙВ очередной раз “ЭС” собирает “свой круг“ и задает все те же вопросы своим авторам:

  1. Ваше самое яркое зрительское впечатление минувшего года?
  2. Что вас более всего удручило как зрителя в минувшем году?
  3. Что, на ваш взгляд, будет иметь успех в 2017 году и что обречено на провал?

 

 

Алексей БАРТОШЕВИЧ

  1. Существенное свойство реальности, которую мы сейчас переживаем, в том, что одна за другой выходят замечательные книги – глубокие, серьезные, современные по смыслу и истинно научные сочинения о театре. Приведу три примера.

Первый, безусловно, книга И.Н.Соловьевой «Первая студия. Второй МХАТ. Из практики театральных идей ХХ века». Инна Натановна всегда поражает не только фантастической образованностью и литературным талантом, но и потрясающей силой жизни и энергии сопротивления. Ее книга – настоящий театроведческий шедевр. Она построена на изумительно исследованном архивном материале и, одновременно, глубока по смыслам, по театральной философии. Уникальный случай, когда увлеченный архивист является концептуалистом. Концепция Соловьевой основана на реальных фактах, книга не только о Михаиле Чехове и первостудийцах, но о судьбе русской культуры решающих, страшных и величественных лет – годы перед Первой мировой войной и революцией и послереволюционное десятилетие. За эту книгу Инна Соловьева уже стала лауреатом Международной премии К.С.Станиславского и премии «Театральный роман».

Второй пример – двухтомник переписки О.Л.Книппер-Чеховой с М.П.Чеховой. Переписка длилась с 1899 по 1956 годы. Перед нами встает поразительная картина того, как русская история вторгается в жизнь этих двух женщин. Стоит открыть сильное и страшное письмо Ольги Леонардовны, написанное 3 ноября 1917 года, о том, что происходит в Москве. Короткое свидетельство об окровавленном, покрытом трупами, полуразрушенном городе. Но это не только цепь свидетельств, это еще и история о том, как прекрасные женщины сумели сохранить душевную твердость, чувство чести и достоинство в самых драматических ситуациях. Они не были бунтарками, оппозиционерками при советской власти. Они принимали удары судьбы безропотно, идя на компромиссы в мелочах, оставались верны себе. Эта переписка – замечательный моральный урок. Книга составлена и прокомментирована З.П.Удальцовой, прекрасное предисловие написано той же И.Н.Соловьевой.

Третья книга – сборник группы О.М.Фельдмана, занимающейся изучением и публикацией архива Вс.Э.Мейерхольда. Последняя изданная ими тоненькая книжка содержит текст доклада Мейерхольда на режиссерской конференции 1939 года. Этот доклад уже был опубликован, но Олег Фельдман сумел так проникнуть в его смысл, а главное – в исторический контекст, окружавший этот доклад, что многие вещи приходится пересмотреть заново. Фельдман установил, что решение об аресте и казни Мейерхольда было принято до начала конференции. Когда аудитория устраивала овацию Всеволоду Эмильевичу, председатель конференции А.Я.Вышинский прекрасно знал, что жить режиссеру осталось недолго. Об этой публикации можно говорить долго и подробно, советую всем ее прочитать.

Книг, которые стоило бы упомянуть, много. Мы смело можем говорить о небывалом расцвете театроведения.

2–3. В своем выступлении на Съезде СТД Константин Райкин вполне справедливо и горячо говорил об опасности возрождения цензуры. Но я хотел бы сказать о другой теме, оказавшейся не до конца расслышанной. Райкин говорил о том, что в тот момент, когда вокруг нас складывается угрожающая ситуация, особенно важны сплоченность и единство людей театра. Но вместо того, чтобы объединить усилия против давления на искусство, театральное сообщество погружено в склоки и раздоры. К моему огромному огорчению, это в полной мере относится к тому, что происходит в театральной критике. Мне больно читать, что мои коллеги произносят и пишут друг о друге. В прошлом, в советское время, случались конфликты идейные, профессиональные. Но такого разгула ненависти, не профессиональной, а личной неприязни я не помню. Меня это очень огорчает. Хотелось бы, чтобы все это осталось в 2016 году.

 

Инна СКЛЯРЕВСКАЯ

1–3. Самое отрадное впечатление этого года – балеты Екатеринбургского театра.

Урал далеко, спектакли до нас доходят с опозданием, последней премьеры я еще не видела, зато прошлогоднюю видела позднее, когда спектакль стал событием и московской театральной жизни. То есть как раз в 2016 году.

Вячеслав Самодуров уверенно ведет за собой театр. Приглашение блестящей петербургской команды Вихарева-Гершензона на постановку «Тщетной предосторожности» – грамотный и беспроигрышный ход (большая беда Мариинского, что он этими людьми пренебрег). Поставленная в Екатеринбурге «Тщетная» продемонстрировала такой потенциал темы (реконструкции старинных балетов) – о котором, мы, пожалуй, и не догадывались, когда смотрели первые блестящие спектакли Вихарева в Мариинке.

На этот раз Гершензон предложил, а Вихарев сделал на основе старинного текста подчеркнуто новый спектакль. Новый – но не осовремененный, не псевдомодернистский, а такой, где одновременно присутствует и изящнейшим образом воссозданная хореография, и современное отношение к ней. Восхищенное и веселое одновременно. И еще – игровое. Обыграна даже рутинная практика дополнять небольшой спектакль еще одним, одноактным: в прологе дается уже знакомый зрителям (три года в репертуаре) аутентичный дивертисмент из «Консерватории» Бурнонвиля – подлинная хореография XIX века, бережно сохраненная датчанами. Этот балет-урок, предвосхитивший хореографические рефлексии ХХ века по поводу классической школы (от Баланчина до «Этюдов» Ландера), простодушно и дидактично вводит нас в тему старинной хореографии – главную тему проекта. А вот дальше – дальше начинается постмодернизм, только не радикально-агрессивный, а легкий, блистательный, ироничный и, опять же, веселый – как сама «Тщетная предосторожность», бессмертная балетная комедия. Но он, этот постмодернистский ход, и сам подан наизнанку: он не переформатирует привычные связи, он, повторю, играет, причем не смыслами или антисмыслами, а просто играет, беззаботно и радостно. И в орбиту очарования, радости и блеска этого восхитительного балета оказывается втянута живопись – нет, не Грез, даже не Милле, а что у нас там самое характерное, всем известное, про французских крестьян? – туда оказывается втянут Ван Гог, внезапно освободившийся от всего своего трагизма и безумия. Желтые арлезианские поля со стогами и куски красно-зеленых интерьеров, написанных широкой кистью Ван Гога, вторгаются прямо в выбеленное пространство безукоризненно классицистского интерьера Консерватории (сценограф Альона Пикалова), стены которого так и остаются на сцене весь спектакль. И, надо сказать, чувствует там себя Ван Гог превосходно. Более того, все персонажи балета одеты как его герои, и в сценических костюмах (художник Елена Зайцева) его напряженные краски тоже оказываются вдруг просто яркими и свежими. А в бутафории его разъезжающиеся линии оборачиваются непринужденностью формы. Вот такая «де-драматизация» Ван Гога, поразительное возвращение ему неомраченной радости жизни. И не у митьков (есть у них такой сюжет: «Митьки дарят Ван Гогу новое ухо»), а в академическом балете! При этом, заметьте, авторы играют, но не заигрываются, и силуэт костюмам придан не тяжелый ван гоговский, а тот самый, что был в спектакле 1885 года, который танцевали и Вирджиния Цукки, и Матильда Кшесинская. И с записями которого работал Вихарев, воплотивший в своей постановке это – подхваченное художниками – сочетание чистоты формы, изящества, иронии, остроумия, блеска, непринужденности и шика.

Автор другого – совсем другого! – спектакля уральцев, также идущего для меня первым номером – Слава Самодуров. Он поставил «Ромео и Джульетту», совсем не похоже ни на хрестоматийный образец Лавровского, ни на многочисленные чисто танцевальные варианты. Это словно и не балет на шекспировский сюжет, а полноценное режиссерское прочтение Шекспира, как в драматическом театре. Только средствами танца. Все так четко поставлено, что обычная для балета актерская свобода трактовок внутри роли здесь вряд ли уместна. Зато – какой точный пластический рисунок, и какой точный рисунок психологический! И никаких отдельных мимических сцен, заметьте – балет полностью танцевальный. И ни намека на балетные штампы – все по-настоящему. И никакой романтической прилизанности – Шекспир честен и груб, Самодуров честен и точен. С Шекспира снят весь приставший к нему исторический глянец: вполне наша, узнаваемая история (так ведь и Шекспир в Вероне вряд ли бывал; не случайно, кстати, декорации Энтони Макилуэйна больше похожи на условный Лондон), и ничего тут нет «из другой жизни», все знакомое. Противостояние сторон из родового, кланового смещено в сторону «отцов и детей»: драка 1 акта похожа на молодежные дворовые разборки, стенка на стенку, улица на улицу, до первой крови. «Отцы» подключаются, когда эта кровь проливается всерьез. Ромео тут – не романтик, поначалу он так же хочет драки, как Тибальт, и такой же повеса и безобразник, как Меркуцио, просто он вдруг полюбил, а они – нет. А хороший интеллигентный мальчик, добрый и благородный, это, между прочим, Парис, вопреки балетной традиции делать нелюбимых – «плохими». Хороший, только любят все равно не его. И еще: если улановская Джульетта была насквозь метафорична, то здесь это вполне реальная девчонка. И опять-таки всё – средствами танца. А танец тут разный. Есть танец-действие, есть танец-характеристика, есть целые диалоги, где движения выражают разговор, а есть другие, выражающие движения души. Но везде это танец музыкально точный, крепко спаянный с партитурой Прокофьева. Упомяну еще почтительные цитаты из улановского спектакля – что придает новому «Ромео» особый объем. А еще супер-остроумные костюмы Ирэны Белоусовой – условно-ренессансного силуэта у взрослых, условно-современного покроя у молодежи, они-то как раз и отсылают к Вероне, так как все сплошь украшены живописью и рисунком Возрождения, что на футболках молодежи выглядит как портреты-принты, а на шлейфах и полах у взрослых – как красивый узор. Что же касается исполнителей, многие из них проявили себя как яркие артисты и в танце, и в актерской игре. Уровень труппы вообще невероятно вырос, и то, что она нам сейчас демонстрирует – от репертуара до исполнения – это отнюдь не провинциальная культура. Ведь провинциализм – понятие не географическое. И Екатеринбург внезапно стал одной из балетных столиц страны.

И последнее впечатление: «Энциклопедия драконов» театра «Тень». За 15 минут – а именно столько идет этот крошечный спектакль – три зрителя «Скорой театральной помощи» (кто вдруг не знает, мини-сцена с падугой и кулисами и зал на три зрительских места оборудованы в микроавтобусе наподобие маршрутки) успевают пройти головокружительный путь – скажем так, – познания и откровения. Там и микеланджеловский перст Божий – человеческая рука среди кукол, и настоящее пламя из пасти дракона, и, как всегда, само чудо театра, близко-близко, словно на ладони. Начинается спектакль как детский (сейчас-вы-узнаете-всё-всё-о-драконах), и кукольный рыцарь идет спасать кукольную принцессу от кукольного палеонтологического чудовища, а горожане болтают на вульгарной латыни, а кончается ответом на самый глобальный вопрос о добре и зле: «как Бог мог допустить?» Потому что в конце звучат слова (из Торы?) о том, как Бог, отдыхая от трудов своих, играет с Левиафаном. И мы видим: чудовище с трогательной щенячьей пластикой теребит в зубах свою игрушку – человеческую фигурку. Протянутая рука грозит ему и ласково отбирает человечка. И дает мячик. Но мячик этот – маленький земной шар. Вот так-то.

А о скучных спектаклях и негативных впечатлениях мне говорить неинтересно.

 

Кристина МАТВИЕНКО

  1. Было выпущено много интересных и значимых премьер – от «Князя» Константина Богомолова в «Ленкоме» до «Золотого осла» в Электротеатре Станиславский (проект абсолютно нового формата). Еще в начале года вышел «Русский роман» Миндаугаса Карбаускиса в Маяковке, где замечательно играет Евгения Симонова. А совсем недавно посмотрела уже всеми виденный «Магадан» в ОКОЛО. А еще – воронежский «Дядя Ваня» Михаила Бычкова и свежий спектакль Юрия Бутусова в Театре имени Пушкина – «Барабаны в ночи». Хочется отдельно проговорить, что сезон был увлекательный и разнообразный.

Но внимание как-то ускользает от сценических постановок – к другому, к тому, какие процессы происходят сегодня и как они на нас влияют. Я вижу очень много значительных проектов молодых художников – в разных, в том числе не театральных, пространствах. Вижу огромную тягу людей к разговорам в стенах театра, к встречам, образованию и просто коммуникации. Это дает ощущение жизни, возможно, трудной, но интересной.

  1. В этом же сегменте не-спектаклей располагается и масса конфликтов, сетевых и вживую, между художниками и властью, между критиками внутри цеха, между художником и театром. Печален уход команды Марата Гацалова с Новой сцены Александринки. Нелегким был старт работы экспертного совета «Золотой Маски». Неказисты и агрессивны выпады вновь образованных интернет-ресурсов в адрес своего брата, критика. В общем, никто уже не стесняется. Это, кстати, может оказаться очистительной клизмой. Только бы не растерять остатки сил в бессмысленной войне.

Тревожат и разговоры о цензуре, потому что неясно, чем это обернется в будущем для всех нас.

  1. Я надеюсь не на спокойную жизнь, а на сохранение человеческого лица. На энергию, на желание людей делать что-то существенное, а не только выяснять отношения в комментах. Надеюсь на то, что 2017 год будет не то что легче, но хотя бы повернется к нам каким-то другим боком, ко мне, в частности.

 

Вера СЕНЬКИНА

  1. «Фальшивый купон» Николая Коляды, «Неявные воздействия» Всеволода Лисовского, «Снегурочка» Галины Пьяновой и Александра Маноцкова. Ярким впечатлением для меня остается знакомство с театрами, работающими в российских глубинках, таких, как Шарыпово и Глазов. Их спектакли «Жили-были» и «Процесс». Еще назову смелый, бескомпромиссный спектакль «Дознание» из Хабаровского ТЮЗа по пьесе Петера Вайса. И, конечно, главное событие лично для меня – то, что до Москвы благодаря фестивалю «NET», Театру Наций и Французскому культурному центру добрался спектакль «Gala» Жерома Беля. Его я видела два раза в разных странах. Эта работа отвечает на самый главный для меня вопрос, зачем нужен театр. Это театр сегодняшнего дня, это живой театр, который объединяет людей, вдохновляет на творчество и дарит уверенность в своих силах. Он не дает этому искусству обесцениться.
  2. Меня одновременно удручило и обрадовало то, что столичные театры в этом сезоне сдали позиции. Силу и авторитет набирают театры в регионах, не только государственные, но и частные. Мне как критику гораздо интереснее было следить за жизнью театров за пределами двух столиц. Еще меня удручило, что важные события и имена в современном мировом театре по-прежнему остаются чуждыми российской публике. Я имею в виду спектакли Пиппо Дельбоно или Жерома Беля. Дело в том, что российское общество существует в отрыве от мирового контекста и мировых проблем. И странно требовать от нашего театра и нашей публики иной, скажем, более развитой, способности к рефлексии. Европейские театральные тенденции не успевают быть осмысленными изнутри, стать естественной потребностью нашего сообщества – они усваиваются поверхностно, эпигонски, превращаются в моду, пищу кураторов.
  3. Успех будут иметь новые режиссерские имена. Прежде всего, я имею в виду режиссеров, которые уверенно работают не первый год в региональных театрах. Ощущается усталость от однообразия почерка столичных кумиров. Столичный театр клонится в сторону развлекательности, тусовочности, буржуазности. Его необходимо расшевелить серьезными и острыми темами, вопросами о том, что происходит с нами, в каком состоянии мы находимся. Что касается провала, то проваливается в нашем театре всё, даже то, что достойно внимания, если оно не раскручено и не пропиарено. Театральная публика совсем отвыкает думать своей головой.

 

Алексей ГОНЧАРЕНКО

  1. Важными впечатлениями стали спектакли Пиппо Дельбоно на фестивале «NET», Дуды Пайвы на «БТК-фесте», Невилла Трантера на фестивале театров кукол Образцова. Каждый из них представляет театр, в котором профессионализм важен не менее личностных качеств выходящего на сцену. Среди российских премьер хочется отметить «Русский роман» в Театре имени Вл. Маяковского, «Кафку» в Гоголь-Центре, «Грозу» в БДТ имени Г.А.Товстоногова. Первая фестивальная премия Ассоциации театральных критиков досталась на «Арлекине» «Пуськам бятым» Антона Оконешникова – и это удачный старт. Даже на киноэкране событием выглядит «Травиата» Роберта Уилсона – Теодора Курентзиса. За пределами театра открытием для меня оказалась документальная анимация на Большом фестивале мультфильмов: реальные факты в фильмах преображаются с помощью визуальной техники, и этот авторский взгляд усиливает эмоции по поводу события, заставляет понять точку зрения режиссера и занять собственную позицию.
  2. Главным разочарованием назову уход Александра Янушкевича из Пермского театра кукол, хотя уверен, что и по поводу режиссера, и по поводу театра по отдельности мы еще услышим хорошие новости.
  3. Надеюсь на продолжение череды удач уходящего года. После «Кролика Эдварда» выйдут новые спектакли в проекте РАМТа «Большая сцена – детям». Посмотрев «Ежика в тумане» в Московском театре кукол и «Колино сочинение» петербургского центра «КонтАрт», номинированные на «Золотую Маску», жду, как будет развиваться социальный театр кукол, в котором художественные достоинства не менее ценны, чем тема особых людей. За книгой Шарля Маньена «История марионеток в Европе с древнейших времен до наших дней» должны появиться на русском языке и другие всемирно известные труды по теории театра кукол.

 

Варвара ВЯЗОВКИНА

  1. Спектакль Парижской Оперы в постановке нашего соотечественника – опера-балет «Иоланта/Щелкунчик», осуществленная как дилогия Дмитрием Черняковым вместе с его постоянным художником по костюмам Еленой Зайцевой. Тройка хореографов – Сиди Ларби Шеркауи, Эдуард Локк, Артур Пита – призвана подхватить оперное действо, приготовленное домашними силами в качестве подарка ко дню рождения Маши, и отправить балетную героиню в путешествие по своей жизни. Новаторски переосмыслено тут все: от зазеркаленности героев оперы и балета, становящейся окончательно понятной в финале, когда все артисты выходят на поклоны, – до режиссерского и пластического решения танцевальных сцен «Вальса цветов» и особенно «Вальса снежных хлопьев» – самой дансантной «белой» сцены, превратившейся в мучительный «черный» танец. Фантазии Дмитрия Чернякова убеждают современного зрителя во множестве человеческих одиночеств – именно об этом, как мне кажется, писал свою музыку композитор.
  2. За счет второго пункта хочу расширить третий.
  3. Не перестает поражать творческий пульс Вячеслава Самодурова, худрука Екатеринбургского театра оперы и балета: «Ромео и Джульетта» – весной, «Снежная королева» – только что, зимой, и «Ундина» – осенью, в Большом театре. Трио новых постановок в уходящем году – событие в отечественном балетном театре. У каждой из них есть свои неоценимые достоинства: «Ромео и Джульетта» – прорыв в осмыслении темы прокофьевского балета, «Ундина» – поиск исповедального жанра «балета-новеллы», «балета-баллады», «Снежная королева» – контакт с детской аудиторией посредством сюрреалистических персонажей.

Столичная арт-жизнь бьет ключом и смело порой перебивает театральную. Из нескольких замечательных выставок этого года особо надо отметить одну – «Александр Родченко. Опыты для будущего» (которую, кстати, Мультимедиа Арт Музей продлил до середины февраля 2017). Фотограф-новатор, сценограф-конструктивист 1920-х, фигура, перемолотая 1930–1940-ми годами. Театральным людям масштабная выставка открыла его гениальные, в частности, кинематографические, ракурсы в немом кино: «Журналистка» (режиссер Лев Кулешов) и «Кукла с миллионами» (с Игорем Ильинским в главной роли). В пандан Родченко там же недавно открылась выставка, посвященная еще одной мощной фигуре, – Сергею Эйзенштейну – «Монтаж аттракционов». Диалог двух гигантов точно гарантирован.

 

Александра СОЛДАТОВА

  1. Начну издалека, со смелых фантазий, так как не могу разорваться между двумя самыми яркими впечатлениями. Хорошо бы раз и навсегда отделить «contemporary theatre» от обычного театра, по аналогии с «contemporary dance» и балетом, тем самым примирив апологетов того и другого. Невозможно ведь помещать на одну плоскость, например, Додина и Богомолова – разный язык, разные задачи. Критерии надо обсуждать, но один из ключевых, на мой взгляд, – наличие или отсутствие литературной основы, интерпретация которой происходит в спектакле. Трактовки столь смелые, что вызывают возмущение сторонников «классического прочтения», отнесите к другому виду искусства, чтобы не оскорблять ничьих нежных чувств. Возможно, стоит даже придумать для них новые здания, не «театры», а какие-нибудь «арт-центры», куда вход агрессивным охранителям скреп был бы закрыт. Но в таком случае экспериментаторам, конечно, придется забыть о господдержке, честно принять факт своей творческой свободы. Государство, к сожалению, ориентировано совсем на другие вещи.

А главные впечатления года – «Макс Блэк, или 62 способа подпереть голову рукой» Хайнера Гёббельса в Электротеатре Станиславский и «Дядя Ваня» Михаила Бычкова в Воронежском Камерном театре. И еще социальный фестиваль особых театров «Протеатр», неожиданно показавший очень высокий профессиональный уровень «особого искусства», без всяких скидок на инвалидность артистов. Из детских спектаклей – «Ель. Андерсен» Варвары Фаэр в Театре.doc и «Сказка о богатыре Кахрамоне, восточной царевне и волшебной птице Симург» Ольги Шайдуллиной и Антона Калипанова объединения «Таратумб».

  1. Меня удручают произведения искусства, в которых нет ни искренней эмоции, ни красоты, ни сколько-нибудь значимых идей. Последний год, к сожалению, стала часто сбегать в антракте из-за ощущения «что я вообще здесь делаю?»
  2. На успех обречено то, что еще способно удивить современного зрителя. На провал – любые подражания, погоня за легкой славой, трендами и деньгами, поверхностность. Еще режиссеры, делающие ставку на масштабные декорации, всевозможные спецэффекты. Люди совсем не за этим приходят в театр. Все равно вам никогда не переплюнуть кино в IMAХ 3D, честное слово, оставьте уже.

 

 

Светлана ХОХРЯКОВА
1. Несколько картин, которые не сопровождались громкими европейскими премьерами.   «Смерть Людовика XIV» каталонского режиссера Альберта Серра о смертельно больном короле Франции. Его великолепно сыграл Жан-Пьер Лео, дебютировавший в 14-летнем возрасте в картине «400 ударов» Франсуа Трюффо. Обладатель Гран-при Токийского кинофестиваля — немецкий фильм «Цветение вчерашнего дня» Криса Крауса с Ларсом Айдингером в главной роли. Это гротеск о Холокосте по определению режиссера (так оно и есть) и отличная история любви.

В документальном кино — «Еще один год» дебютантки из Китая   Шензе Жу: 13 ужинов рабочей семьи, снятых в течение 14 месяцев. Герои едят, разговаривают, смотрят в одну точку, а ты наблюдаешь три часа за их повседневностью и не можешь оторваться. «Король бельгийцев» Петера Бросенса и Джессики Вудворт, показанный в Венеции, который можно принять за чистую правду, реальное путешествие бельгийского короля.

Якутскоео кино, снятое самородками без профессионального образования. Копеечные картины отбивают в местном прокате потраченные на производство крохи. Из встреч с людьми — знакомство с якутским ресторатором и путешественником Егором Макаровым, вложившим собственные средства в картину «24 снега». И еще одна встреча в Якутске — с оленеводом Славой, впервые в жизни приехавшим из тайги в город на премьеру американского фильма «Холодный рубеж» Микаэля Страндберга, где он снимался. Встреча с Вернером Херцогом – уже не первая. Космический человек. Поразительна его взаимная любовь к русской жене Лене, с которой он вместе лет 20, но до сих пор ходят за ручку. Спектакль театра Кабуки «Саги-мусумэ» («Девушка-цапля»), построенный на классическом японском танце с мгновенным переодеванием актера прямо на сцене.

  1. Поездка в Освенцим (Аушвиц), где все на продажу. Конвейер смерти стал конвейером по откачке из туристов денег за все, что только можно. При этом декларируется, что деньги брать за посещение такого места было бы нехорошо. Сергей Лозница в своем новом фильме «Аустерлиц» поразился другому – тому, кто и зачем приезжает в лагерь смерти.

Вручение в австралийском Брисбене азиатского «Оскара». Из восьми картин, созданных в России и при ее участии, в итоге ни одна ничего не получила. А ведь впервые такое количество наших кинематографистов претендовало на награду.

Свистопляска вокруг попавшего в оскаровскую номинацию мультфильма «Мы не можем жить без космоса» Константина Бронзита. Вместо того, чтобы поддержать режиссера, чиновники от культуры обвинили его в самопиаре и не сделали ничего для того, чтобы наш фильм достойно представлял страну в Лос-Анджелесе.

Не стало Анджея Вайды. После смерти его обвинили у нас в ненависти к России, облили грязью. А он всегда отделял народ и власть, никого огульно не винил в смерти отца, погибшего в числе польских офицеров в Катыни под Смоленском.

3.Торжеству псевдопатриотизма на экране и в жизни нет границ. И пойдет все по нарастающей, сопровождаться   будет агрессией вкупе с глупостью. Неумение слышать друг друга только усугубится в творческой среде. Никакого выхода из всеобщего помутнения разума в ближайшее время не предвидится.

 

Николай ХРУСТАЛЕВ

Нынешний киногод при всей пафосности своего поименования и вопреки отдельным попыткам выдать желаемое за действительное, не стал   в России, как показалось,   временем дерзких побед и значительных свершений. Согласитесь, несколько авторских высказываний на добрую сотню свежеиспеченных картин —   не очень-то и впечатляет. Что же до успехов на домашних и зарубежных фестивалях, то здесь их львиная доля пришлась на «Зоологию» Ивана И. Твердовского и и сыгравшую в ней Наталью Павленкову. Плюс Кирилл Серебренников с «Учителем» в каннском «Особом взгляде». И, конечно же, Венецианский Лев Андрея Кончаловского за режиссуру «Рая».

«Франкофонию» Александра Сокурова (правда, она из прошлого года) и «Даму Пик» Павла Лунгина не видел пока. А к выше перечисленному добавляются   «Тэли и Толи» Александра Амирова, фантасмагория Бориса Хлебникова из альманаха «День до», неожиданная по нынешним временам и песням «Вся наша надежда» Карена Геворкяна. Вот и все, пожалуй, и теперь остается лишь решить, много это или мало. Оптимистам достаточно, а пессимистам всегда мало.

Обращает внимание, что в конкурсе нынешнего «Кинотавра» режиссерских дебютов было больше половины. Ликовать по этому поводу? «Коробка» Эдуарда Бордукова с «Коллектором» Алексея Красовского,   стали предметом внимания, а остальные? Получается, что отборщикам либо особо не из чего было выбирать, либо они были озабочены лишь тем, чтобы выдавать авансы дебютантам; однако, по правде говоря, в это верится с трудом.

Теперь о приятном. И удивительном, чтобы не сказать мистическом. Но сначала все же о приятном. Конечно же, спасибо документалистам, которые, знай себе,   делают и делают качественное кино. Кто не видел «Прогноза погоды» Ивана Твердовского – обязательно посмотрите. Можно поспорить о «Катастрофе» Алины Рудницкой, но смотреть ее тоже надо. К счастью, список здесь достаточно длинный.

Что же до удивительного и мистического, то, разумеется, связано оно с сюрреалистическим «сюжетом года» про возможный (?) фильм Алексея Учителя «Матильда». Удивительно здесь не то, что группа потенциально оскорбленных в своих чувствах и хорошо организованных верующих, которые, не видя готового фильма, — в готовом виде в тот момент его никто не видел, кажется, и сам автор — тем не менее, не поленилась отправить запрос в главный законодательный орган, чтобы поделиться своей ожидаемой бедой: собираются, мол, оскорбить…

Занимательно, впрочем, другое: адресат с внешностью подружки невесты из отечественных фильмов 50-х годов тут же переадресовала этот запрос с сюрпризом в номер один   дознавательное учреждение, как будто именно в этом уважаемом учреждении трудятся самые что ни на есть главные профессионально продвинутые   эксперты по кино, театру, художественной фотографии, далее по списку.   И все это на полном серьезе — вот где мистика, так мистика. А теперь и прикиньте, почему из более чем сотни снятых за «отчетный период» игровых картин, только две-три по-настоящему отмечены авторским высказыванием? Такие дела…

С Новым годом!

Сцена из спектакля «Ромео и Джульетта» Екатеринбургского театра оперы и балета. Фото Е.ЛЕХОВОЙ

«Экран и сцена»
№ 24 за 2016 год.