Кризис преклонного возраста

Сцена из спектакля "Иллюзии". Фото О.ЧЕРНОУСА“Иллюзии” Ивана Вырыпаева написаны раньше его же “Пьяных”, но в МХТ имени А.П.Чехова эти пьесы выпускались в обратной последовательности – режиссером Виктором Рыжаковым, уже больше десятилетия черпающим сценические идеи в диалоге с открытым им некогда автором.

Четырех персонажей “Иллюзий” исполняет квартет актеров, занятых и в “Пьяных”, визуально гораздо более изощренной постановке. На сайте МХТ информации о премьере “Иллюзий” сопутствует остроумный фотомонтаж: Светлана Иванова-Сергеева, Янина Колесниченко, Дмитрий Брусникин и Игорь Золотовицкий стоят, готовые представить пьесу, опершись о длинный белый стол (элемент декорации “Иллюзий”), – а за ним видны они же, но в гримах, париках и с клоунскими красными носами героев “Пьяных”. Вслед за остроумием оцениваешь осмысленность подобного монтажа – две супружеские пары восьмидесяти с лишним лет из “Иллюзий”, несмотря на их поначалу ретроспективно-гармоничный взгляд на прошлое, имеют несомненное родство с теми словоохотливыми молодыми людьми, что лицедейски-пьяно, без устали толковали о вывернутости мира наизнанку в “Пьяных”.

На самом деле, в перечне действующих лиц “Иллюзий” у Вырыпаева – не те старики, о которых идет речь, а повествователи, рассказчики; их возраст обозначен как тридцать у женщин и тридцать пять у мужчин. Но, несмотря на вводные слова “я хочу рассказать вам об одной супружеской паре”, мы довольно быстро начинаем отождествлять бодрых и динамичных исполнителей именно со стариками – Сандрой и Денни, Маргарит и Альбертом.

С идиллических сюжетов о полувековой нерушимой любви и дружбе слой за слоем снимается шелуха иллюзий и заблуждений. Актеры, отрываясь от приготовления праздничного торта (в торец стола вмонтирована самая настоящая плита, запах пекущихся коржей настигает уже в начале спектакля), по очереди выходят к микрофонам, чтобы раз за разом, каждым новым монологом сбивать публику с толку, корректировать угол зрения, менять акценты множества приторных фраз о любви. В конечном же итоге вырисовывается история, где разбиваются сердца, причем довольно трагически – на девятом десятке. Не исключено, впрочем, что разбивались они на протяжении всей долгой жизни. Приправлена история не только запахами поспевающего торта, но и изрядной долей особой вырыпаевской иронии, помноженной на иронию режиссерскую, не менее самобытную.

За пространной и слезовыжимательной версией любви немедленно следует версия шокирующей измены, а затем охнувших и поверивших зрителей непременно охолонут репликой “шутка!”. Манипуляции восприятием здесь неисчерпаемы. Все аспекты кризиса восьмидесяти лет, на деле оказывающегося запоздалым кризисом сорока (или всей жизни, как посмотреть), разобраны с провокационно предельной серьезностью.

Актеры в черных нарядах, поверх которых надеты торжественно-красные фартуки, доносят противоречивые варианты одних и тех же событий совершенно нейтрально, эмоционально лаконично, порою скороговоркой. Кто-то кому-то изменил в очередном тысяча девятьсот каком-то году и продолжал изменять на протяжении полувека (кстати, если вдуматься в даты и возраст героев, то получается, что события “Иллюзий” происходят около 2022 года), или не изменял и тем более не продолжал этого делать десятилетиями. От реальности или нереальности измен зависит ответ на вопрос, терзающий героев: “Любовь бывает только взаимной?” Жизнь преподносится не как сюжет, а как череда эпизодов, тасующихся в разной последовательности, Вырыпаев размышляет об этом устами своих персонажей. Вопрос о том, что остается за пределами иллюзий, впрямую не затрагивается, но кутерьма сведенных друг с другом обстоятельств, коварно водит нас по кругу: за границами иллюзий вроде бы сама жизнь, но эта жизнь и есть одна сплошная иллюзия. Круг замыкается.

На сцене, помимо выпекания пирога и монологов перед микрофоном, ничего, собственно говоря, больше и не происходит. Главный интерес для создателей спектакля заключен в слове автора. Виктор Рыжаков говорит так: “Драматург Вырыпаев всегда предлагает какие-то новые ходы в этой бесконечной театральной игре-провокации и для исполнителей, и для зрителей. <…> Все, что мы делаем, кажется мне большой игрой, что была затеяна нами много лет назад и вдруг стала самой жизнью. <…> Иван – великий провокатор. Он придумал такой способ воспроизведения истории, когда она открывается не сразу и без высокомерия. Очень важно распознать, расслышать его особенную интонацию, она решает все. <…> я только его ретранслятор. Ведь для меня профессия режиссера вторична. Смешно звучит?! Но ведь в начале же было слово…” (из интервью Елене Ковальской).

Перед началом спектакля на белом заднике мелькают кадры интервью, взятых у прохожих, идущих по Камергерскому переулку, мимо здания МХТ. Вопрос ко всем один: что такое любовь? Если вслушаться, в ответ несется череда однотипных банальностей. В сущности, из таких вот банальностей Иван Вырыпаев и умеет создавать свои пьесы, из столкновения и противопоставления самых примитивных фраз извлекая на свет философию “новой искренности”.

Драматург ставит эпиграфом к пьесе цитату из “Иллюзии” Корнеля (“И если смелы вы, то в иллюзорном виде / Я покажу вам то, что слышал он и видел, / Что в жизни испытал. И перед вами тут / Воскреснет прошлое и существа пройдут, / Не отличимые от созданных из плоти”), отсюда, вероятно, и название. На белом заднике декорации (сценография тоже принадлежит Виктору Рыжакову) периодически высвечиваются латинские буквы, складывающиеся в слово Illusions. Темой иллюзорности бытия полнится и мировая, и русская драматургия, Иван Вырыпаев добавляет теме еще один витиеватый изгиб.

Мария ХАЛИЗЕВА
«Экран и сцена»
№ 19 за 2015 год.