Недавняя премьера “Последних” в Маяковке – это уже шестой по счету спектакль режиссера Никиты Кобелева в этом театре. Он – единственный из молодых режиссеров, кто уверенно и преданно служит здесь вот уже четвертый год по приглашению художественного руководителя Миндаугаса Карбаускиса. На его счету пять крепких и неординарных спектаклей по современной драматургии, а пьеса Горького стала первой работой с оригинальным классическим текстом. И если постановка пьесы “Любовь людей” Дмитрия Богославского вывела в свое время Никиту Кобелева в категорию успешно начинающих молодых режиссеров, то после “Последних” можно с основанием говорить о сформировавшемся постановщике со своей спецификой осмысления художественного произведения.

“Последние” Горького были любимы в советском театре во многом из-за того, что автор представлял служащих царской полиции циничными негодяями, подчеркивал их страх, злобу и противопоставлял им новых людей из нового мира.

Сегодня, если браться за эту пьесу, есть соблазн так же увидеть историю о государстве с правящими полицейскими законами и новыми людьми. Но режиссер Кобелев говорит о другом: о семье, о семейных скелетах в шкафу, о родительской боли и родительских грехах, о боли детей за своих родителей и тотальном отчуждении между ними. Но главное, как мне кажется, – это острое желание постановщика указать на ту точку невозврата в отношениях между отцами и детьми, которую так страшно однажды проскочить. Несмотря на смещение акцентов в сторону семейной драмы, политический контекст дня сегодняшнего в спектакле присутствует и служит неизбежным фоном для всей истории. Уж больно точно все Горький написал, словно про завтра: и про демонстрантов, и про избитых арестованных: “они сопротивлялись, пели песни”.

Никита Кобелев помещает героев спектакля в абсолютное безвременье: одежда, вещи, обстановка – все эклектично, ведь в тексте Горького сосредоточены болевые точки любой эпохи.

Как не достигнуть дна, оправдывая себя тем, что надо кормить семью? Глава семейства – дворянин Иван Коломийцев – идет служить в полицию, чтобы заработать денег. Но за десять лет службы оскотинивается до безобразия, не пренебрегая ни развратом, ни взятками, ни пьянством, заслужив под конец как награду покушение на собственную жизнь. Его слова и поступки кажутся до того отвратительными, что возникает вопрос: как и за что этого человека смогла полюбить его собственная жена, родившая пятерых детей. Но увидев Анатолия Лобоцкого в этой роли, понимаешь, что под натиском такой мужской харизмы, пускай даже и харизмы мерзавца, любой женщине устоять трудно.

Как слепой покорностью судьбе, жертвенностью и даже любовью не изуродовать собственных детей? Жена Ивана Софья, которую играет Галина Беляева, всю жизнь тянет ношу всепрощающей мученицы, будь то наглые измены мужа или безобразно дерзкое поведение старших детей. Жизнь с частицей “не”: не смогла остановить, не смогла ответить, не смогла настоять. Галина Беляева удивительно точно передает ощущение боли, которая ни на минуту ее не отпускает. В ее Софье она чувствуется во всем: в каждом взгляде, в каждой интонации.

Старший сын Александр – воплощение всех родительских страхов, которые вообще существуют: наглый и безответственный хам, пьяница и кутила – зеркальное отражение отца. Владимир Гуськов с бешеным натиском, громко и импульсивно, создает образ своего героя. Дочь Надежда в исполнении Полины Лазаревой – корыстная, бессердечная и недалекая красавица, чтущая только удовольствие и деньги. Девушка без внутренних и внешних ограничений, способная даже на инцест. Дальше – Любовь. Та самая, с горбом. В младенчестве Любу в припадке ревности уронил на пол отец семейства – Софья изменила ему с его же родным братом Яковом – и оставил на всю жизнь инвалидом. Любовь, которая и не долготерпит, и не милосердствует, ничего не покрывает, ничему не верит, ни на что не надеется… Любовь как насмешка, любовь как вызов. Любовь Юлии Соломатиной – маленький, колючий зверек. Она, не скрывая, презирает отца, не уважает мать. Тоска во взгляде, ни единого намека на улыбку, глаза, словно после долгого плача. И горб, который мгновенно вырастает при помощи одного лишь резкого движения плечом, стоит лишь просто что-то вспомнить. Она похожа на раненую птицу с подбитым крылом. Вот сейчас, еще немного, и забудет все – полетит… но нет!

“А вот мои последние… детки мои последние…” Старая нянька Феодосья, которую играет Людмила Иванилова, так говорит про двух своих оставшихся питомцев – Веру и Петра. Они – соль пьесы, ведь Горький назвал ее именно “Последние”. Они все еще вне этого вязкого болота. Вера – Вера Панфилова напоминает отличницу-комсомолку: резкая и открытая правдолюбка. Поначалу она еще сопротивляется прошлому, верит в настоящее и не боится будущего. Алексей Сергеев играет Петра инфантильным тихоней, в чьей голове все настойчивее роятся мысли на тему “подгнило что-то в датском королевстве”. В конце концов, и они – последние – неизбежно погружаются в болото “семейных ценностей”. Вулкан считается лучшим казино для заработка реальных денег, играть на деньги онлайн

Стиральная машина не успевает стирать грязное белье, новые кипы все копятся и копятся в доме Коломийцевых. Отстирать, отмыть, отскоблить. Удастся ли? Софья отчаянно пытается счистить с Ивана невидимую кровь. Она все машет и машет руками, а он отстраняется от нее, как от сумасшедшей. Петр, который тайно начинает пить горькую, вернувшись однажды домой, предстает перед домашними с перепачканным в грязи лицом. И снаружи грязно, и внутри.

“Трагический балаган” – так Петр называет жизнь, которую ведет его семейство. Этими же словами режиссер определяет и жанр постановки. Балаган – это барак, сарай, временное и непрочное строение. Именно так и выглядит в спектакле то, что должно называться домашним очагом и твердыней, последним оплотом. Но здесь стены готовы рухнуть каждую минуту, и судьбы рушатся на глазах.

“В чем я виноват? И Вера? Все мы?” – выкрикивает Петр в финале спектакля. Этот вопрос становится ключевым для всей постановки. “Наша история – история поколения, которое облучается идеями взрослых. Грехи, ошибки, проблемы родителей падают на детей”, – говорит Никита Кобелев о своей постановке. Но в трагическом прошлом, искалеченном, “горбатом” настоящем и смутном будущем виноваты, вероятно, не только отцы, но и дети, которым не хватило ни смелости, ни ума, а главное желания – избавиться от родительского наследства.